Самые веселые завийральные истории - Юрий Вийра

— Папа, а где эта медаль сейчас? Что-то я ее никогда не видела.

— Дай вспомнить… Ах да! Слава богу, мне недолго пришлось носить эту тяжесть. Под конец учений один танк наехал на учебную противотанковую мину, и у него отлетело колесо. Недолго думая я поставил на место укатившегося колеса свою медаль. Глазомер меня не подвел — медаль подошла точь-в-точь. И танк первым взобрался на господствующую высоту, где находился штаб условного противника. За что мне вручили другую медаль, фарфоровую.

— А разве бывают фарфоровые медали?

— Не знаю, но моя была из чистейшего белоснежного фарфора. Армейский умелец вырезал на ней короткую надпись: «За ум» и сделал это такими крошечными буковками, что прочитать их можно было только под микроскопом. На другой стороне стоял номер награды: номер один. Насколько мне известно, второй медали «За ум» никто еще не получал. Размером медалька была с рисовое зернышко, и я носил ее в спичечном коробке на клочке ваты. По случаю окончания учений был устроен праздничный обед — а по праздникам у нас в части готовили плов. За обедом кто-то попросил меня показать медаль. Я стал открывать коробок, рука дрогнула — медаль выпала в миску с пловом и затерялась среди рисинок.

— И тебе дали новую?

— Нет, я и не просил. С этими наградами столько хлопот. Попробуй форсировать реку, когда у тебя на шее висит пудовая медаль. Я, правда, все равно быстрее всех оказался на другом берегу и все там разведал.

— Папа, но ты же плохо плаваешь?

— Я шагал по дну с медалью на шее. Вот меня противник и не заметил.

— И лошадка по дну шагала?

— Какая лошадка?

— С кухней.

— Ах, эта! Нет, я ее на том берегу оставил пастись… Ладно, не отвлекайся, пиши свое упражнение. Тебе же еще немецкий делать, да?

О послушании

— Папа, можно, я тебя слушаться буду, а маму нет?

— Решай сама, ты уже большая. Но прежде выслушай историю, которая случилась некогда в далекой Австралии.

Жила-была на окраине Сиднея вдова, и было у нее три дочери: Одноглазка, Двуглазка и Троеглазка. Раньше у Одноглазки было три глаза. Не слушалась дочка матери, по лесу бегала, два глаза сучком выколола.

Двуглазка тоже с тремя глазами была. По ельничку с сестричкой носилась, один глаз на сучок наколола. Троеглазка же матушку во всем слушалась — и осталась с глазами, третий глазок у нее во лбу был. Пролетал мимо Змей о трех головах, взял в жены Троеглазку и унес к себе в замок на край света, на остров Тасмания. Осталась матушка с двумя непослушными дочерьми. Однажды сказала им: «Не купайтесь в лесном озере. Там водяной сидит, на дно утащит». Не послушались дочери, побежали наперегонки в том озере купаться. Двуглазка первой прибежала. Утащил ее водяной, свадьбу шумную справил: озеро бурлило, как вода в котле. Осталась матушка с одной Одноглазкой. Однажды сказала ей: «Не ныряй в море-океан в незнакомом месте, там могут быть коряги». Не послушалась Одноглазка, нырнула с высокого берега в незнакомом месте. На корягу не напоролась, зато попала акуле в зубы. Зубы у акулы, как набор кухонных ножей, один другого больше и все острые-преострые. Откусила акула ногу, и стала Одноглазка Одноножкой. Однажды сказала ей мать: «Не подходи на улице к незнакомым мужчинам, не слушай их речей медовых, лживых». Не послушалась… Остановил ее на улице первый встречный, конфетку протягивает и шепчет что-то. «Говорите громче», — просит Одноглазка-Одноножка. А он рукой манит. Подскочила к нему на одной ножке и ухо подставила: «Ась?» А он — цап! — и откусил ухо под корень. Стала Одноглазка и Одноножкой, и Одноушкой. Сидит, бывало, на крылечке, ножкой покачивает, глазом каждого прохожего провожает. Бегут мимо аборигены с копьями, едут фермеры на фургонах — никто на Одноглазку-Одноножку-Одноушку даже не посмотрит, не оглянется. Кому такая нужна?! Вдруг — трах! бах! — вошли в гавань Сиднея сто кораблей. На главном — сам адмирал Нельсон. Молодой, красивый, в битвах покалеченный: одной ноги нету, ухо саблей отрублено, вместо глаза черная повязка, к другому подзорная труба приставлена. Разглядел в трубу красну девицу и руки ей протянул. И она ему руки протянула. Их руки встретились. Сжал ее пальцы нежно и взмолился: «Будь моей женой, Двуручка!» Побежала непослушная дочка к матери за советом, выходить за Нельсона или нет. Сказала ей мать со слезами: «Не выходи, доченька». На следующий день свадьбу сыграли. Невеста была во всем белом, на двух глазах белые повязки; жених — во всем черном, на глазу черная повязка. У нее ножка — из белой березы, у него — из черного железного дерева. Пир был на весь Сидней, три дня никто глаз не смыкал!

Вот такая история. Хочешь верь, хочешь нет. И рассуди, стоит ли маму не слушаться.

О золотых волосах

— Папа, тебе какие волосы больше нравятся: как у тебя или золотые?

— Не знаю.

— А мне золотые.

— Почему?

— Красиво. С ними чувствуешь себя принцессой.

— Когда у меня были золотые волосы, я себя принцессой не чувствовал.

— Папа, ты шутишь? Когда у тебя были золотые волосы?

— Я родился с золотыми кудрями. Родители сначала удивлялись: в кого это я? У них были темные волосы. Потом на чердаке нашелся портрет маминой прабабушки — она тоже оказалась златовласой.

— С короной?

— Нет, на портрете ей пять лет. Замуж за принца она вышла в восемнадцать.

— Ну, у мальчиков короткие волосы, а я бы заплетала косы.

— И косы у меня были. Когда мы жили в Косово — это такой маленький город на Украине. Там все ходят с косами.

— И мужчины?! Что-то не верится.

— А в Шотландии мужчины носят клетчатые юбки — килты…

— Знаю, по телевизору видела.

— Помнишь, у нас на кухне висят глиняные тарелки с рисунками: женщина на коне, музыканты, птицы, цветы. Тарелки из Косово. В этом городе все гончары: дети месят глину, женщины расписывают тарелки, а мужчины сидят за гончарными кругами. Заплетут на заре косы — и за дело. Из Косово мы переехали в Чернигов, и волосы у меня стали черными, как воронье крыло. А в Витебске я звался Витей — там же одни Вити живут.

— Папа, ты все шутишь! Между прочим, волосы у тебя и не очень черные — столько седых волос!

— Вот-вот! Интересно, сколько у меня за эту зиму седины прибавилось?! Каждое твое падение на катке — новый седой волос…

— И двойки в дневнике?

— Двойки — ерунда. Их можно стереть ластиком.

— Ты серьезно?

— Конечно. Это самый верный способ, как превратить красавца отца в седого как лунь старца.

— А что такое лунь? Луна?

— Нет, это такая хищная светлая птица. Она хватает девочек, которые задают своим отцам слишком много вопросов…

— Папа, ты перепутал! Я читала в энциклопедии: луни хватают не девочек, а их отцов. Утащат к себе в гнездо на высокую отвесную скалу, под самые облака, а в гнезде сидят, разинув клювы, штук пять или шесть любознательных лунят. Пока не ответишь на все вопросы любознательных птенцов — обратно не отнесут!

— Да ну тебя! С тобой невозможно серьезно разговаривать.

О Бранденбургских воротах

— Папа, сегодня на уроке немецкого мы изучали, где что в Берлине находится: разные дворцы, музеи, театры. А ты бывал в Берлине?

— Сто раз.

— И Бранденбургские ворота видел?

— Конечно. Стоял и глазел на эти Баранденбургские ворота, как баран на новые ворота.

— Не Баранденбургские, а Бранденбургские!

— Я пошутил.

— А что тебе еще в Берлине понравилось?

— Все.

— В город ты вошел, разумеется, через Бранденбургские ворота?

— Разумеется. Широким шагом.

— И ворота были открыты? Подъемный мост опущен?

— Ну. Я же днем проходил.

— И стражники взяли за проход пять марок?

— Взяли. Одну российскую с Ту-154 и четыре египетских треугольных, с пирамидами.

— Почтовых?

— А каких же еще?!

— Папа, скажи честно, ты не бывал в Берлине, да?

— А как ты узнала?

— Очень просто. Бранденбургские ворота находятся в центре города, на Унтер дер… ой, забыла, как улица называется!

— …ден Линден.

— Да, на Унтер ден Линден. Ворота никогда не запираются. И моста там никакого нет. И стражники не стоят. А марки — это у немцев деньги такие были.

— Ясно. Поедем в Берлин — возьмем с собой все мои марки. Знаешь, сколько их у меня?! Два толстых альбома. Монгольские, венгерские, кубинские, польские… До девятого класса собирал.

— Папа, ты не понял. Марками назывались деньги. У нас рубли, у американцев доллары, а в Германии — марки.

— Теперь ясно. Но почему марки? Назвали бы рублями, а то с почтовыми марками можно перепутать.

— Не беспокойся, никто не путал… Между прочим, герб Берлина похож на герб Новгорода…

— Новгорода? Какого: Нижнего, Среднего или Верхнего?