Лезвие сна - Чарльз Де Линт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Думаю, да.
— И ты согласна?
Гротескные черты его лица исказило некоторое подобие улыбки.
Иззи немного поколебалась, но откровенно призналась:
— Нет... Не совсем.
— Хорошо. Приятно сознавать, что у тебя есть собственное мнение, но тебе придется держать его при себе всё время, пока ты находишься в студии. Понятно?
Иззи кивнула. После чего Рашкин поднялся и ногой отбросил с дороги стул. От удара тяжелого ботинка он пролетел через всю комнату, задев стоящие у стены полотна. Иззи содрогнулась от одной мысли о возможных повреждениях.
— А теперь, — сказал Рашкин, — если ты сумеешь восстановить прежнюю позу, мы попытаемся использовать остатки утреннего освещения и займемся наконец настоящей работой.
VВ тот день Иззи договорилась с Кэти выпить чаю в закусочной Финни. Добравшись до кафе после занятий с Рашкиным, она обнаружила за столиком Кэти еще двоих студентов университета — Джилли Копперкорн и Алана Гранта. Миниатюрная, но пропорционально сложенная фигурка Джилли, ее сияющие сапфировые глаза и копна волос орехового цвета всегда напоминали Иззи фею цветов Сислея Баркера. В университете Батлера они с Иззи посещали одни и те же занятия, но Джилли была на несколько лет старше остальных студентов. Она объясняла это тем, что заканчивала колледж. Джилли, как и Кэти, никогда не останавливалась подробно на своем прошлом, зато всегда была готова бесконечно болтать на любые другие темы.
Алан, напротив, был молчаливым долговязым юношей, с чисто английским характером, и в этом он походил на Кэти. Но, в отличие от Кэти, его не привлекала карьера писателя. Мечтой Алана было небольшое издательство.
— Должен же кто-то издавать ваши книги, — сказал однажды Алан, чем сильно огорчил Кэти, считавшую его одним из самых способных к литературе студентов.
В доказательство своей правоты Алан привел в пример «Кроуси ревю», небольшой иллюстрированный журнал, который он издавал прошлым летом и даже сумел пристроить для продажи в университетский книжный магазин.
— Лучшее, что есть в этом журнале, — это его редакторская статья, — говорила Кэти каждому, кто соглашался выслушать ее мнение, из скромности умалчивая о своей сказке, помещенной в том же номере.
В ответ на дружеские возгласы Иззи приветственно помахала рукой, потом прошла к стойке заказать чашку чая с булочкой и присоединилась к приятелям за столиком у окна.
— Итак? — спросила Кэти, как только Иззи подошла к столику. — Это был он?
Иззи кивнула. Она поставила чашку с чаем на стол и заняла свободное место между Джилли и Аланом.
— Это был кто — «он»? — спросила Джилли и сама рассмеялась своему неуклюжему вопросу.
— Вчера у лестницы собора Святого Павла Иззи повстречалась с Винсентом Рашкиным, — ответила Кэти с гордостью, которую Иззи очень хотелось бы услышать в словах своих родителей. — И он пригласил ее посетить свою студию сегодня утром. — Джилли удивленно взмахнула ресницами:
— Ты меня дурачишь?
— Даже и не думала, — продолжала Кэти. — Рашкин предложил Иззи занятия под его руководством.
— Ты должна была рассказать об этом в университете.
— Ничуть, — сказала Кэти. — Койра, может, и старается изо всех сил, но он недооценивает ее талант.
Иззи чувствовала себя неловко в центре всеобщего внимания. Кроме того, она считала себя обязанной сказать что-то в защиту преподавателя, учившего рисованию ее и Джилли.
— Профессор Койра считает, что я уделяю слишком много внимания деталям, — сказала Иззи. — И он прав. И еще я никак не могу правильно поставить руку, пока не сосредоточусь как следует.
— Конечно, профессор не так уж и плох, — кивнула Джилли. — По крайней мере, он знает, что говорит.
Кэти пренебрежительно фыркнула.
— Достаточно обсуждать Койру, — подал голос Алан. — Расскажи нам лучше о Рашкине. Я не знаю о нем ничего, кроме того, что его работы превосходны.
— "Вечер на Пальм-стрит", — с оттенком зависти в голосе воскликнула Джилли, назвав одно из самых известных полотен Рашкина. — Боже, если бы я хоть раз смогла написать что-то подобное, я бы, наверно, тут же вознеслась на небеса от радости. — Она повернулась к Иззи. — Хочу знать всё до мельчайших подробностей. Как выглядит его студия? Правда, что он сам растирает краски? А ты видела его эскизы?
Пытаясь вставить хоть слово, Иззи только открывала и закрывала рот, словно выброшенная на берег рыба, но шквал вопросов не утихал. Она вполне понимала нетерпение Джилли. Доведись им поменяться местами, Иззи и сама ничуть не меньше интересовалась бы любыми подробностями.
— Он очень властный человек, — наконец произнесла Иззи. — Даже немного пугает, но он...
Она внезапно умолкла, вспомнив слова Рашкина о стремлении сохранить в тайне свою личную жизнь: Работы должны говорить сами за себя... Как только я позволю кому-либо увидеть меня с другой стороны, искусство тут же отойдет на второй план. Иззи подняла глаза и встретила нетерпеливые взгляды трех пар глаз; все ждали продолжения рассказа.
— На самом деле, он весьма скрытная личность, — вымолвила Иззи, сознавая всю неубедительность своих слов. — Я даже не решаюсь обсуждать его с кем бы то ни было.
Глаза Джилли округлились от любопытства.
— О, пожалуйста!..
— Мне кажется, он бы этого не хотел, — добавила Иззи. — Боюсь, если я буду рассказывать о нем и его студии, Рашкин больше никогда не пустит меня на порог.
— Ты говоришь, словно дала обет хранить тайну, — заметила Кэти.
— Ну, не совсем так. Но это предполагалось.
— Всё это похоже на волшебную сказку, — улыбнулся Алан. — Знаешь, вроде тех случаев, когда запрещено что-нибудь делать, например входить в одну из дверей.
Джилли кивнула, включаясь в игру:
— Вроде потайной комнаты Синей Бороды.
— О Господи, надеюсь, что всё не так страшно, — ответила Иззи.
Но замечание Джилли напомнило Иззи о едва сдерживаемом страхе, который преследовал ее всё утро. И вовсе не из-за того, как отнесется Рашкин к ее работам, а из-за его свирепого вида. Временами ей чудилось, что художник вот-вот выйдет из себя и ударит ее. Девушка немного нервно рассмеялась и постаралась перевести разговор на другую тему. Казалось, никто не обратил внимания. Однако позже ей пришлось вспомнить эту беседу.
VI— Так что же заставило тебя прикусить язык, когда речь зашла об утренней встрече с Рашкиным? — спросила Кэти по пути к их комнате. — Я-то думала, ты и слова никому не дашь сказать, раз уж незнакомец и на самом деле оказался великим художником.
— Я слишком смутилась.
— Из-за чего?
Иззи пожала плечами:
— По одной простой причине — я ничему не научилась. То есть не совсем так. Я смогла подсмотреть парочку приемов, пока он работал, но он и не пытался меня чему-то научить. Я всего лишь позировала для его картины. Вот и всё.
— Он собирается написать твой портрет? — Иззи кивнула.
— Ну что ж, это своего рода успех, не так ли? Быть увековеченной самим Рашкиным и всё такое.
— Думаю, да. Но он ни единым словом не выразил своего отношения к моим работам. — Иззи взглянула на подругу. — А я чувствовала себя крайне неловко. Знаешь, он открыл дверь на мой стук и даже не поздоровался. Он только приказал мне раздеться и начал писать.
У Кэти удивленно приподнялись брови.
— Даже и не думай! — предостерегла ее Иззи. — Отношения остались сугубо деловыми. — При одной мысли о возможных прикосновениях Рашкина у нее окаменело лицо. — Но я при этом очень странно себя чувствовала, даже не знаю, как сказать. Скорее всего униженной.
— Но почему? Не считаешь же ты унизительным труд ваших натурщиц в рисовальных классах?
— Нет, конечно нет.
— Тогда в чем проблема? — спросила Кэти.
— Даже не знаю, как тебе объяснить, — произнесла Иззи. — Мне показалось, он заставил меня снять одежду не только для того, чтобы получить обнаженную натурщицу, а еще и намеренно заставил сделать то, чего мне не хотелось. Он устанавливал свою власть.
— Хотел лишить тебя собственной воли? — Иззи снова кивнула:
— Но в этом не было ничего из области отношений между мужчиной и женщиной. Здесь нечто более глубокое. Рашкин немного поговорил о понятии избранности — в отношении художников, но я поняла, что его представления затрагивают все стороны жизни. Он ведь даже не спросил мое имя.
— Похоже на заранее подготовленную ловушку.
— Нет, — возразила Иззи и в течение нескольких секунд снова обдумывала ситуацию. — Больше похоже на то, что по его понятиям только персона Рашкина заслуживает внимания; всё остальное рассматривается исключительно через его собственное отношение.
— Прекрасно! Ты только что нарисовала классический портрет психопата.
— Или ребенка.
— Так ты считаешь, что он может быть опасен?