Нулевой Архетип - Ольга Куранова

– Достаточно, – сказал Атрес, и в тишине его голос был четким и безусловным, как выстрел.

Кейн убрала мираж, и он растворился в воздухе, превратившись в обычное воспоминание. Немедленно накатила слабость, и огромного труда стоило не упасть.

– Видите? – спросила она, заставляя себя улыбаться. – По-настоящему чудесно.

Атрес смотрел на нее мрачно и совсем не походил на человека, которому понравилось:

– Я не думал, что вы настолько…

– Романтична? – подсказала ему Кейн, чувствуя, как начинается озноб. Ей действительно не стоило использовать спирит в таком состоянии.

– Глупы, – холодно поправил он, как будто ее глупость оскорбляла его лично.

Это было забавно, и она действительно могла бы засмеяться, если бы ее чуть меньше трясло от холода:

– Алан, я солгала инспектору и согласилась помочь схематику. Я или полная дура, или безумна. Вы знали об этом с самого начала.

Атрес снял китель, накинул ей на плечи, и сразу стало теплее:

– Помолчите. Вы уже достаточно наговорили.

Китель казался тяжелым, плотная ткань еще хранила тепло тела, пахла горьковатой туалетной водой и едва заметно человеческой кожей. Это почему-то смущало, и вместе с тем собственное смущение казалось Кейн почти смешным.

– Теперь замерзнете вы, – сказала она.

– Со мной все будет в порядке, – сухо отозвался он, хотя его белая рубашка, наверное, совершенно не спасала ни от холода, ни от сырости.

– Извините, Атрес. Глупо получилось, – последствия использования спирита стирались быстро, понемногу отступал холод. Впрочем, Мираж все-таки был родственным для Кейн архетипом, он почти не требовал от нее усилий для использования.

– Хорошо, что вы это понимаете. И можете называть меня по имени. Вы и без того постоянно сбиваетесь, звучит совершенно нелепо.

– Вас это раздражает.

– Естественно.

Она снова повернулась к краю площадки, туда, где в белизне угадывались текучие силуэты Грандвейв. Кейн не хотелось видеть глаза Атреса в тот момент. Все-таки у него был очень равнодушный взгляд.

– Вам действительно не понравился сад. Жаль. Мне хотелось, чтобы вы увидели «Трель» красивой. Знаете, это место стоит того, чтобы его полюбить.

– Я равнодушен к миражам, – голос у него был спокойный, совершенно невозмутимый.

– И к цветам. Да, я поняла, – Кейн наконец согрелась и сняла китель, протянула Атресу. – Спасибо.

Он проигнорировал:

– Что вы будете делать, если Линнел Райт не очнется через неделю?

– Подожду еще неделю, – без кителя снова стало холодно, и Кейн плотнее укуталась в шаль. Это не помогло. – У меня не так много вариантов.

– Платформа нуждается в ремонте, чем скорее, тем лучше. Если мы опустимся еще немного ниже, окажемся в Грандвейв.

– И ваше время тоже не бесконечно, – добавила она, хотя и не знала, как далеко зашел процесс. Некоторые схематики мутировали в последнюю стадию годы, некоторым хватало недели. Говоря откровенно, Кейн и не хотелось знать, как много времени у Атреса, потому что пока она все равно ничего не могла сделать.

Она вдруг представила, что они все ждут и ждут, пока проснется Линнел, а Атрес медленно сливается с медиатором, чтобы в конечном итоге превратиться в схему вроде валькирии. В призрака самого себя. Мысль была жуткая и одновременно с тем совершенно нереальная.

Атрес казался очень жестким и слишком настоящим, чтобы представлять его в качестве схемы.

Кейн поежилась.

– Я свяжусь с главным офисом «Скайлинг», они пришлют несколько грузовых дирижаблей, чтобы помочь «Трели» набрать высоту, – неожиданно сказал он. – Я также дам деньги на первичный ремонт. Простейший, разумеется, только чтобы платформа могла уверенно держаться в воздухе. Линнел Райт без сознания и не может принимать никаких решений, но у нее есть управляющий. Его подписи на договоре будет достаточно.

– Это щедрое предложение, – мягко заметила Кейн. – Слишком щедрое, чтобы быть правдой.

– Разумеется, – не стал спорить Атрес. – Компания «Скайлинг» заключит с «Трелью» контракт, а вы отправитесь со мной к точке расщепления. Если после я вернусь живым, моя компания спишет долг и оплатит капитальный ремонт. Если же нет, Линнел Райт придется вернуть все затраченные на «Трель» средства. Если вы согласитесь, мы отправимся в Древние Города сразу, как будут улажены формальности.

Может быть, не безрассудно щедрое, но его предложение все еще было хорошим:

– Вы готовы указать в контракте, что спишите долг сразу, как только вернетесь? – спросила она.

– Верно.

– Вы же понимаете, это, скорее всего, станет известно Стерлингу. Он сделает все, чтобы мы не вернулись.

– Разумеется.

Атрес не боялся. Или не подавал виду.

– Выбор только за вами, – добавил он. – Вы не знаете, очнется Линнел Райт или нет, и насколько риск оправдан. Но вы уже солгали ради меня инспектору и уже замешаны в происходящем.

Кейн улыбнулась:

– Вопрос надежды?

– Да.

– Вы же знаете, я уже дала на него ответ.

Ричард – а пока Линнел не пришла в себя, управляющим на платформе был именно он – согласился принять помощь «Скайлинг» тем же вечером. На самом деле он ничем принципиально не рисковал, «Трель» все равно катастрофически нуждалась в ремонте.

Уже на следующий день, ближе к вечеру, прибыли грузовые дирижабли – восемь массивных воздушных судов черно-красной расцветки, фирменных цветов «Скайлинг».

Кейн стояла рядом с Атресом на главном воздушном причале и смотрела, как их тросами крепили над ключевыми узлами платформы.

Облачная муть наконец-то рассеялась, и небо было пронзительно-голубым, почти прозрачным. Таким ясным, каким оно бывало только на «Трели».

Атрес следил за процессом молча, привычно заложив руки за спину, и казался до странности уместным, словно кто-то нарисовал его как картинку специально на воздушном причале – строгую, одетую в капитанский костюм фигуру с идеально прямой спиной.

Атресу шли открытые пространства, наполненные воздухом.

Уже через несколько часов «Трель» начала набирать высоту. Сонм отдалился, стал рваной облачной пеленой где-то внизу, и уже невозможно стало разглядеть отдельные схемы. Впрочем, у Кейн и не было повода смотреть вниз.

На следующий день на платформу прибыл адвокат «Скайлинг» и привез с собой договор. Уточнение и подписание его не заняло много времени.

Вечером, через два неполных дня после разговора в саду, Кейн впервые пришла в комнату Линнел.

Было темно, на столе горела одна единственная масляная лампа – Линнел не выносила спирит-светильников у себя в спальне – и пахло лекарствами.

Тяжелые темно-синие портьеры закрывали единственное круглое окно.

Линнел лежала на двуспальной кровати, их с Дэном кровати, и казалась ребенком. Свет лампы ложился на ее лицо, и оно казалось пронзительно ярким по сравнению с чернильными тенями, притаившимися в углах комнаты.

Конец ознакомительного фрагмента.