Вам решать, комиссар! - Ханс Кирст

Я попыталась отвлечь его: «Когда же ты успокоишься и займешься чем-нибудь повеселее? У тебя полна редакция прелестных молодых девушек, в конце концов есть и я. Выкинь ты из головы этого Шмельца. Вспомни о своем здоровье — и думай о радостном и веселом». Но он лишь смеялся и, возомнив, что с ним ничего не может случиться, повторял: «Я себя чувствую так здорово, что могу сдвинуть горы!»

Комиссар Циммерман отвел Анатоля Шмельца в сторону, к стойке с сосисками, где уже ждал Фельдер. Разговоры того рода, что предстоял комиссару, по основным правилам следственной практики никогда не велись без свидетелей.

— Чем могу быть полезен? — снисходительно начал Шмельц.

— Прежде всего я должен вам кое-что сообщить, — заявил Циммерман, держась, как обычно, сдержанно.

— О чем же?

— О Хорстмане, который, по нашим сведениям, занимал в вашей газете видное положение.

— Видное положение — слишком сильно сказано, — поправил его Шмельц. — Хорстман был всего лишь одним из множества репортеров нашей газеты…

— Был? — тут же переспросил Циммерман.

— Ну да — я не знаю, что он натворил или что там вы собираетесь ему навесить, но должен вам сказать, что Хорстман — только это между нами — давно не пользуется былым доверием.

— Ну, думаю, ему от этого ни жарко ни холодно, — оборвал его Циммерман, — потому что он погиб.

Фельдер удивленно уставился на начальника, сочтя было, что комиссар поспешил, не сдержался. Или нет? Взглянув на Шмельца, заметил, как тот отшатнулся.

— Господи, что вы говорите? Хорстман погиб? — Шмельц прикрыл руками лицо, голос его зазвучал хрипло: — Боже, какой ужас! И как это случилось?

— Попал под машину, несчастный случай скорее всего. — Комиссар вдруг словно утратил интерес к дальнейшей беседе. — И это все, что я вам хотел сообщить. Счастливо оставаться, доктор Шмельц!

Циммерман кивнул Фельдеру, чтобы шел за ним. Они вернулись к столу, за которым сидел фон Гота.

— Беспросветно! — сказал фон Гота.

— То есть мы, как обычно, ничего не узнали, — пояснил его реплику комиссар Циммерман.

Комиссар Кребс, начальник полиции нравов, вернувшись с совещания у руководства, спросил у дежурного, где Циммерман.

— Комиссар Циммерман на операции, подозрение на убийство. Предупредить, что вы его искали?

— Нет, спасибо, — торопливо отказался Кребс, — мне не к спеху.

— А может, передать, чтобы он связался с вами? — не отставал дежурный, и неудивительно — комиссар Кребс был тут одной из важнейших фигур, хотя по виду этого и не скажешь. — Мы ведь с Циммерманом на связи. Его машина на углу Шиллерштрассе и Шванталерштрассе.

— Просто сообщите мне, когда он появится, — спокойно попросил Кребс. — Его предупреждать не стоит. Я буду у себя в кабинете, похоже, до утра.

Комиссар Циммерман с удовольствием доел пятую ливерную колбаску, ни на миг не упуская из виду соседний стол. Туда уже вернулись и Шмельц, и Вольрих. Казалось, от новости, которой они шепотом поделились с приятелями, праздничное настроение у всех как рукой сняло. Они сидели, перешептываясь и переругиваясь.

— У них есть какой-нибудь серьезный конкурент, которого следует опасаться, а, фон Гота? — желал знать комиссар, укладывая колбасные шкурки в бумажный пакетик. Лакомство для пса Келлера.

— Разумеется, конкуренция есть в любом деле. Прежде всего для них опасен Петер Вардайнер с «Мюнхенскими вечерними вестями», — пояснил тот.

— Тогда поговорите с ним. Но только тактично. У вас получится. Скажите ему о смерти Хайнца Хорстмана, но никаких подробностей! Если он любой ценой захочет знать побольше, в его распоряжении я!

— Да, комиссар. — И фон Гота вышел.

Фельдер, наслаждаясь колбасой, полюбопытствовал:

— Комиссар, вы не могли бы сказать, на чем, по-вашему, нам следует сосредоточить внимание?

— Как всегда, на одном и том же, — терпеливо пояснил Циммерман. — Каждый раз, начиная новое дело, мы прежде всего стараемся установить общую картину развития событий и уже потом заниматься подробностями.

Тем временем из-за стола журналистов «Мюнхенского утреннего курьера» поднялся Тириш, направился к Циммерману, представился и заметил:

— Исключительно неприятное происшествие!

— Мне тоже так кажется, — согласился комиссар. Тириш, не дожидаясь приглашения, подсел к нему.

— Вам что-нибудь заказать? — И, получив отказ, повторил: — Чего душа желает?

И снова получил сухой отказ.

Ничуть не смутившись, Тириш продолжал:

— Поверьте, мы все потрясены. Я собираюсь выразить соболезнования вдове, мы ей выплатим несколько месячных окладов мужа. Позаботимся о похоронах и возьмем на себя все затраты.

— Как благородно! — заметил Циммерман. Фельдер тоже, усмехнувшись, взглянул на Тириша.

— Да, у вас на фирме спокойно можно умирать.

— Хотелось бы надеяться, — продолжал Тириш, все еще стараясь сохранять спокойный тон, но уже явно предупреждая, — что вы сумеете верно сориентироваться.

— Думаю, уж здесь вы можете на нас положиться, — буркнул Циммерман.

— Несчастье с Хорстманом, безусловно, событие весьма прискорбное, но это, я уверен, чисто личная драма, которая не касается впрямую нашей газеты. Это следует подчеркнуть.

— Вы считаете, следует? — спросил Циммерман.

— Разумеется! — Тириш даже расстроился. — Нельзя же отождествлять человека с организацией, где он работает…

Ответом ему Циммерман себя утруждать не стал, тем более что в эту минуту вошел Петер Вардайнер, заботливо сопровождаемый фон Готой, и направился прямо к Шмельцу.

Из стенограммы допроса Клары Климентины Леммингер, старейшей гардеробщицы Фолькс-театра:

«Около половины пятого ко мне подошел один господин, в котором я, просмотрев фотографии, опознала герра Вольриха. Он подал мне номерок, и я выдала ему зимнее пальто с меховой подкладкой и меховую шляпу, ну, как сейчас носят. Еще он хотел сумочку, но я никак не могла найти. Пока искала, вдруг вспомнила, что сумочку мне сдавала дама — такая, средних лет, — которую этот господин сопровождал. Почему я так все точно запомнила? У него был номер 901, а та дама, кстати, жутко накрашенная особа с вот таким начесом, получила номер 900. Для меня, в моей работе, это важный момент, как говорят в футболе — конец первого тайма. В тот вечер я обслуживала номера от 800 до 1000.

Так вот, этот Вольрих все требовал, чтобы я выдала ему сумочку, которую сдала его дама. Ну, я сказала, что сожалею, но, видимо, ее взяла та дама сама, потому что в гардеробе ее нет. И тут он вскипел и начал орать. Мол, сумочка якобы была сдана на его номер 901, а не на номер 900. И он требует… и он настаивает…

Так я ему ответила: «Почтенный, вы мне можете знаете что?.. Я исполняю свои обязанности. За это мне и платят. И не позволю всякому олуху…»»

Тем временем в пивном подвальчике Петер Вардайнер добрался до стола, где сидели люди из «Мюнхенского утреннего курьера». Там он резко затормозил перед Анатолем Шмельцем. Шмельц неуклюже встал, вытирая вспотевшее лицо.

— Присаживайтесь к нам, Вардайнер, — пригласил Тириш, вернувшийся от Циммермана. — Как раз мы говорим об ужасном несчастье с коллегой Хорстманом.

— Могу представить, — вызывающе бросил Вардайнер.

— Это трагедия, настоящая трагедия! — театрально воскликнул Анатоль Шмельц. — И надо же, именно в эту ночь!

— Вот именно, — жестко подчеркнул Вардайнер. — Случайность, Шмельц, или нечто большее?

— Дорожное происшествие, — торопливо и обиженно пояснил Шмельц, испуганно глядя на Вардайнера. — Или вы полагаете, что…

— Послушай, Анатоль, — предупреждающе перебил его Тириш, — я тебя понимаю, и герр Вардайнер тоже, мы видим, как ты переживаешь смерть нашего друга Хорстмана…

— Но почему именно сейчас, а, Шмельц? И спрашиваю, он умер? — упрямо допытывался Вардайнер.

— Но, дорогой мой, откуда мне знать, как умер наш друг Хорстман?

Шмельц казался не в шутку озабоченным. Инквизиторское упрямство Вардайнера заставляло его страдать. В то же время роль обиженного он играл с известным удовлетворением.

— Если эта смерть кого и потрясла, так это меня!

— Хотел бы я в этом не сомневаться! — рассмеялся Петер Вардайнер. Взглянув в искаженную физиономию Шмельца, прежде чем уйти, он довольно заявил: — Смерть Хорстмана еще добавит вам головной боли. Об этом позабочусь я, это мой долг перед покойным. Учтите, я ведь знаю все, что знал он. И это все, что я вам собирался сообщить, Шмельц!

— Полагаю, это все. Большего и ждать не стоит. — Комиссар Циммерман встал, кивнул Фельдеру и велел фон Готе: — Заплатите по счету, разумеется, с квитанцией.