По законам жанра. Книга 1 (СИ) - Катя Матуш

Гребаный ван… ван Дахон? Чтоб его! Все планы коту под хвост.

Сейчас и работы будет валом. И почему нельзя было съезд в Приморье устроить? Они, вроде как, присоединяются, пусть и блещут гостеприимством. У нас же вон, финансовый кризис, а тут прием на сотню гостей. Никак устрицы поэтому со столов и пропали, теперь все на пирушку будут запасать.

Если посмотреть на карту, Королевство Кольд одно из самых маленьких, не удивительно, что с продовольствием беда. И как удалось такой альянс вокруг себя собрать, ведь кто-нибудь из соседей давно мог нас под себя подмять?

Вместе с королевским пузом и авторитет растет, что ли?

Глава 4

Я поправила забитую до отвала корзину и вышла за городские ворота.

Глядя на сверкающие факелами вереницы повозок, которые лучами расходились от города во все стороны, всегда чувствуешь себя лучше. Вспоминаешь, что живешь в центре цивилизации, и невольно радуешься, что тебе не придется рыть землянку, чтобы пережить зиму.

И все вроде бы неплохо, а полностью расслабиться никак не получалось. Ну понял он про легенду, ну и что? Будет мне уроком. Теперь остаётся только молиться, чтобы этот переросток оказался адекватным. И не бесить его лишний раз. Глядишь, не зря еды набрала, всяк не ел с самого рождения.

Ну и пусть кажется ему, что все в нашем мире не случайно. Я тоже когда-то так думала. Даже радовалась, что легенда не проявляется, как у всех, и только спустя год реальная жизнь взяла свое.

Уже и свыклась, и ни разу по телевизору и интернету не скучала, а боязно оглядываться все никак не перестану. Только постоянно и повторяю, как мантру: хрен бы с этой легендой, нет так нет. Сама не хуже сочинила и даже почти в нее поверила, а червь внутри все равно продолжал грызть.

Боевое настроение с визгом скатывалось в тартарары.

И чего, спрашивается, надо? Корону? Вряд ли. Сказочной любви? Да тоже как-то пофиг. За работу я и в прошлой жизни держалась до бели в костяшках, и денег не хватало, и вкус похмелья тот же. Тогда в чем разница? Даже в нынешнем состоянии оборванки я выглядела куда лучше, чем на Земле, из-за того, что здесь горизонты красоты очень уж задраны.

Хотела косу до пояса? На. Хотела жрать и не толстеть? Пожалуйста. Хотела в замке жить? Нет, но тоже прикольно. Что там еще надо для полноты картины? Мир спасти? Так то не ко мне, вон у нас, хватает всевозможных супергеройских реинкарнаций. Да и было бы от чего спасать.

Если верить карте в кабинете Короля, наш континент настолько огромен, что места еще на тысячи королевств хватит, смысла грызться за эти кусочки суши я вообще не видела. И на кой нам тогда все эти богатыри?..

— Ты опоздал. — Равнодушно бросила я, стараясь не грубить.

Ладно. Он наверное по солнцу ещё на научился время определять.

Запыхавшийся бугай замер рядом и уронил голову на стену за спиной. Я чуть склонилась, чтобы лучше рассмотреть лицо, которое, как мне показалось, за этот день прибавило лет двадцать.

— Не серчай, Аленка… — постанывая мямлил он. — Какого… Какого хрена «третий выход» считается таковым, я так и не вдуплил! Пока все обошел… И вот.

И где он был? На площади сидел? Предупреждала же.

— Ты себя в зеркало бы увидел, офигел. С тринадцати сразу под полтинник. Пошли отсюда.

— Да дай отдышаться-то! Вух… Минуту.

Если кто-нибудь из замковых увидит, как я с каким-то мужиком в поля ушла, Дафья меня с потрохами сгрызет, но уединенней мест у нас тут не найти. Я огляделась. Лишние уши нам не нужны, разговор для нас обоих предстоял не самый приятный, а что делать, если он не пьет и представить не возможно.

— Гринер, да? — посмотрела я на него.

— Можно и так, — пожал он плечами. — Но отец называл меня Демъяр, в честь почившей матери.

Вот это повезло. У нас тут сиротки через одного и больные амнезией после: проклятья, кораблекрушения, падения с высоты и прочей влияющей на голову бурды, а этот даже отца помнит. Или врет?..

Мы немного прошлись и углубились в заросли несъедобной пшеницы, желтеющей здесь круглогодично. Оборонительная стена всегда была освещена факелами и кострами в башнях, отчего редкие торчащие в полях деревья отбрасывали мягкие тени, в одной из которых мы и устроились. Сначала была идея назначить ему встречу где-нибудь у Пики, но брести потом обратно по темноте забава мало приятная. Вдруг этот еще темноты боится.

— Бери, — указала я носом на раскрытую корзину с остатками королевского обеда и достала бутылку.

Пробка вылетела.

— И мне налей, — громко скомандовал переросток, запихивая индюшачью ногу в рот.

Я налила себе полную глиняную кружку и задумалась. Вдруг он сейчас с непривычки так наклюкается, что в итоге я уйду ни с чем? В любом случае, на разговоре он сам настаивал, и для начала надо бы послушать, что ему там «нутро подсказывает».

Был уже как-то похожий случай, аж убить хотелось. Нутро ему подсказало, что я пойду с ним в ночлежку. Обязательно.

— Сколько тебе лет? — задумчиво уставилась я, покручивая в руке бутылку.

— Не тринадцать, — чавкая отвечал он.

Голодный мужик, — бесполезный мужик, сколько бы лет ему не было. Как-то я не подумала, что с такими габаритами, жрать он будет, как лось. Рульку надо было прихватить.

— Точно не тринадцать?

— Семь, — сказал Демъяр, тыча носом на бутылку.

— Ну раз семь, тогда рассказывай, какого черта тебе от меня надо, и только потом дам пробку понюхать.

Обглоданная кость отправилась в полет.

— Мне семь раз по тринадцать.

— Чего? — Семь раз, это сколько?..

— Это девяносто один, Аленка. Давно, по твоему, дети новости смотрят?!

— Если ты шутить со мной удумал, можешь сразу проваливать.

Мужик задрал указательный палец, предлагая мне заткнуться, стянул из короба салфетку, каким-то пижонским жестом потер лицо и прокашлялся. Пришлось отползти от него подальше, чтобы он не зашиб меня своими длиннющими ногами, усаживаясь в знакомую позу для медитации.

— Я не шучу. И знаю, как это доказать. Смотри сюда, — указал он на свое лицо. — Я Петров Игорь Васильевич, тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения, уроженец Твери, но практически всю жизнь прожил в Москве.

Вино встало поперек горла. Нос обожгло.

Он… Сбрендил что ли?! Я же ему человеческим языком сказала, чтоб он имя свое забыл, и не вздумал ни при ком упомянуть! Да он хоть