Происшествие на кладбище Пер-Лашез - Клод Изнер

— Фиакр? Но зачем, это же не так далеко! — запротестовал Жозеф. — Мы отправимся прямо сейчас?

— Если хотите, — ответила Таша. — Там осталось немного еды, ешьте, не стесняйтесь. И… простите за беспорядок. Да, еще одно. В моей комнате капает с потолка, домовладелица никак не наймет кровельщика, так что не трогайте ведра.

Не зная, как выразить свою благодарность, Дениза нервно мяла пальцами платье. Она переводила взгляд с Виктора на Таша, и на ее лице явственно читалась тревога.

— Мсье Легри, не сочтите меня бесцеремонной и дурно воспитанной, но, когда вы увидите мадам де Валуа… Не могли бы вы попросить у нее для меня рекомендации, ведь без этого я не найду места, а…

— Не беспокойтесь, я сам напишу рекомендацию, поскольку ваша хозяйка отлучилась.

Лицеист прошептал: «Я подумаю, что взять» — и проскользнул к двери.

Никто не обратил на него внимания. Виктор смущенно похлопывал ладонью по бюсту Мольера. Таша бросила на него насмешливый взгляд и шепнула:

— Значит, эта девушка служила у Одетты де Валуа? Так ты еще не забыл свою напрочь лишенную вкуса подругу?

— Все женщины — дьяволицы, они и святого во грех введут! Взять, к примеру, Жозефину… Эй, ты меня слушаешь?

Сосед папаши Моску кивнул, продолжая медленно лить воду на кусок сахара, лежащий в ложке с отверстиями. Сироп капал в стакан, и прозрачный спиртной напиток как по волшебству приобретал желто-зеленый цвет.

— Ты должен бросить баловаться «зеленой феей», Фердинанд, эта дрянь поедает человека изнутри и сводит его с ума. Бери пример с меня, пей винцо или пиво, даже если оно, как в этом заведении, напоминает по вкусу кошачью мочу!

Осоловевший любитель абсента промычал что-то невнятное, а старик обвел брезгливым взглядом кабак, куда забрел около часа назад. Неподалеку, в доме № 10а по улице Обервилье, располагалась центральная похоронная контора столицы. Затянутый черным крепом зал был заполнен ее служащими. После путешествия на парижские кладбища — в Шаронну, на Монпарнас или Вожирар, в Иври или Банье — факельщики и носильщики расслаблялись за стаканчиком дешевого красного вина и перекидывались с коллегами непристойными шуточками. Кое-кто угощался абсентом.

— Я ее похоронил, Бонапартову Жозефину! Предательница в постели выведывала у него секреты и продавала их Фуше. Теперь никто не найдет ее тело, уж поверь, Фердинанд!

За столиками раздались смешки, и какой-то тип с тройным подбородком вмешался в разговор:

— Эй, Моску, тебе спьяну повсюду мерещатся покойники! На твоем месте, Фефе, я пересел бы на другое место, а не то он перепутает тебя с мертвяком и закопает!

Разъяренный папаша Моску вскочил со стула:

— Заткнись, Груши, не то хуже будет! Я тебя узнал!

— Груши? Это еще кто такой? — фыркнул толстяк.

— Один из тех, кто не вступил в бой! — рявкнул папаша Моску.

— Да пошел ты со своими боями! — огрызнулся тот.

Хохот усилился. Папаша Моску приосанился, приложил руку к сердцу и произнес целую речь:

— У меня тоже были клиенты, которых я провожал в загробный мир, и я говорил им: «Ничего личного, мсье-мадам, я просто делаю свое дело!» Богатеньких мы называли семгами, а бедняков — селедками. Я уже тридцать семь лет копал могилы на Пер-Лашез, когда вы еще пешком под стол ходили! А потом в один разнесчастный день мне сказали: «Пора на покой, дорогу молодым!» Я подох бы с голоду, если бы не мой друг Барнабе: он позволил мне собирать всякий хлам и кое-что по-тихому проворачивать! То же ждет и вас! Когда ваши мозолистые руки больше не смогут держать лопату, вы узнаете, почем фунт лиха! Так что проявите хоть немного уважения! — Старик переступил с ноги на ногу, сдернул шапку, сунул ее подмышку и остервенело почесал голову. — Так-то вот, господа…

Наступила тишина. Папаша Моску уселся на свое место и продолжил прихлебывать дрянное пиво, бормоча себе под нос что-то о Груши и Жозефине. Убедившись, что никто на него больше не смотрит, он сунул руки в карманы брюк и достал оттуда скомканные перчатки, несколько гвоздей, три монетки по пять су и носовой платок. Поглядев на все это, он глухо выругался и стал лихорадочно обшаривать свои лохмотья.

— Черт побери! Где они? Я их потерял!.. Нет, нашел!

Он зажал в ладони снятые с покойницы украшения и принялся их разглядывать. Потом открыл медальон и остолбенел, увидев внутри портрет молодого улыбающегося усача. Старик прищурился, склонился ниже, чтобы получше разглядеть лицо, и ему почудилось, что оно ожило.

— Эй, ты кто такой? Фуше? Груши? Уж точно не маленький капрал! Дурачишь меня? Напрасно, Гектор! Я под мухой, но, если встречу тебя на улице, узнаю как давнего дружка. Твоя рожа навечно отпечаталась в моей башке.

Он допил пиво, рассовал свое богатство по карманам, зажал драгоценности в кулаке и вышел на улицу, где стояла вереница катафалков.

В тот момент, когда Жозеф помогал Денизе выйти из фиакра на улице Нотр-Дам-де-Лоретт, рядом резко затормозила велосипедистка, одетая в юбку-брюки и высокие ботинки со шнуровкой. Седые волосы, заплетенные в косы и уложенные высоко на затылке, делали ее похожей на девочку, переодетую пожилой матроной. Она запуталась в педальных ремнях и наверняка упала бы, не подхвати ее Жозеф в самый последний момент. Велосипед со страшным грохотом рухнул на землю.

— Ну-ну, мадемуазель Беккер, учитесь укрощать своего скакуна!

— Danke shön[5], мсье Жозеф! Вы так любезны! Если бы не вы, я поцеловалась бы с тротуаром, — сказала она, отряхивая одежду.

У противоположного тротуара остановился второй фиакр и слегка приподнялась шторка на окошке. Когда мадемуазель Беккер, Дениза и Жозеф с велосипедом вошли в ворота дома № 60, шторка опустилась, и фиакр тронулся с места.

Жозеф поставил велосипед на коврик перед дверью квартиры на втором этаже.

— Лошадка в стойле! Следите за ней.

— Danke, мсье Жозеф. Вы идете к мадемуазель Таша? Кажется, она вышла.

— Кузина приехала посмотреть Париж, — показал Жозеф на Денизу, — и будет жить в мансарде. Мадемуазель Таша дала мне ключ.

— Вы с Украины? — спросила мадемуазель Беккер у Денизы.

— Это моя кузина, — поспешил уточнить Жозеф. — Я буду ее чичероне. До скорого, мадемуазель Беккер.

Они поднялись по лестнице и остановились передохнуть на пятом этаже.

— Это хозяйка, — объяснил Денизе Жозеф. — Ее прозвали Стервятницей, потому что она вечно караулит жильцов, чтобы не сбежали, не заплатив, вот я и сказал, что вы моя родственница. Ну же, веселей, нам нужно еще на два этажа выше.

— Я привычная.

— А я нет. Я даже не поднимался на Эйфелеву башню, потому что боюсь высоты. А вы там были?

— Мне бы очень хотелось, — прошептала Дениза, — кажется, это того стоит.

— Здесь тоже есть на что посмотреть! — весело воскликнул Жозеф, открывая дверь квартиры Таша.

В мансарде было тесно. Повсюду стояли рамы и картины на мольбертах — виды крыш, обнаженная мужская натура. На убранной наспех кровати лежало множество пар перчаток, на спинках стульев висела одежда, стол был завален карандашными набросками, грязными тарелками, палитрами и кистями.

— Ничего, я все здесь приберу, мне не привыкать.

— Не слишком усердствуйте, а то мадемуазель Таша потом ничего не найдет, — посоветовал Жозеф, проходя в служивший кухней и ванной закуток. Он налил в кувшин воды, протер носовым платком два стакана и вернулся к Денизе, пристроившей свои вещи на кровать.

— Что вы там прячете? Дневник?

Девушка развернула наволочку: внутри оказалась олеография с изображением мадонны.

— Это «Дама в голубом», она меня защищает. На витраже собора святого Квентина в Кемпере была такая же. Я каждое воскресенье просила ее об исполнении желаний.

— Вы повсюду таскаете ее с собой? Не слишком удобно. Моя матушка всякий раз, когда готовит рагу, дает мне на удачу кроличью лапку…

Дениза разрыдалась.

— Не плачьте, я получаю амулет только после смерти животинки.

— Мадам, должно быть, в ярости: эта картина не моя! Она хотела отнести ее в склеп мсье де Валуа, а я подменила ее на святого архангела Михаила. Когда я убежала вчера вечером, забрала ее с собой, она и правда мне очень нравится, но я не воровка, клянусь, я верну ее.

Жозеф мало что понял из сбивчивого монолога Денизы, но решил ее утешить:

— Пречистая Дева, святой Михаил — невелика разница! — сказал он, протягивая ей носовой платок. — Вытрите глаза и перестаньте плакать, а то нос распухнет и станет похож на картошку. Устраивайтесь в этой комнате, а потом мсье Легри найдет вам место и все наладится.

Утешая Денизу, Жозеф поворачивал лицом к стене портреты в жанре «ню».

— Думаю, не слишком весело жить в Париже одной, без родных. Особенно у мадам Одетты: она часто заходила к нам в магазин и вела себя как индийская принцесса. Эта женщина совсем не подходила моему патрону. Завтра воскресенье, я поведу вас прогуляться по кварталу, на Больших Бульварах, рядом с русскими горками, будет ярмарка. А потом сходим поесть к моей маме — лучше нее никто не готовит жаркое! Любите мясо с картошкой?