Счастье на бис - Юлия Александровна Волкодав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чего я вам не забуду, Всеволод Алексеевич, так это лимонного кекса, – возвращается она к кулинарной теме. – Второй канал. Новогодняя передача. Год примерно девяносто девятый.
– А что с ним-то не так?
Он, конечно, не помнит ни год, ни передачу. Кекс вроде бы помнит.
– С ним всё так. А вот с глазурью, которой его следовало покрыть, были проблемы. Вы что сказали в камеру? Берем пачку сахарной пудры и два литра воды. Разводим пудру в воде, получается глазурь.
Смотрит честными голубыми глазами. Которые уже почти не имеют цвета, но для Сашки все равно голубые.
– Всеволод Алексеевич, если в двух литрах развести полкилограмма сахарной пудры, получится сладкая вода, а не глазурь. Я пробовала.
Моргает. Не понимает.
– Я потом, спустя пару лет, догадалась. В шпаргалке вам супруга, надо думать, написала «2 л. воды». Две ложки. А вы налили два литра. И я вслед за вами.
– Ну так свою голову надо на плечах иметь, – ворчит он.
– Безусловно! Только у вас почему-то глазурь получилась!
Он улыбается. Сашка тоже. Как все-таки хорошо, что телевизионная магия осталась в прошлом. Реальность не такая симпатичная, без фрака и бабочки, без тонны грима, убавляющего с десяток лет. Зато настоящая.
* * *
В интернет она полезла, чтобы найти и показать ему ту самую запись с волшебным превращением сахарной воды в глазурь. Кекс не нашла, зато нашла кое-что другое. И теперь с планшетом в руках идет искать его. Заглядывает в его спальню, но кровать с утра заправлена, телевизор выключен. Она была в полной уверенности, что после обеда он пойдет отдыхать, уж больно насыщенным выдалось утро. На всякий случай стучит в дверь ванной комнаты.
– Всеволод Алексеевич?
Тишина. Сашка толкает дверь. По негласному договору они никогда ничего не запирают. Только входную дверь и только если вместе уходят из дома. В самом начале Сашка хотела его на этот счет предупредить, но не знала, как подступиться, чтобы не обидеть. А потом он, пряча глаза, сказал, что не будет запирать за собой двери даже в ванную, потому что чрезмерная влажность иногда вызывает приступы, и однажды он… Господи, если бы Сашка каждый раз опрокидывала по рюмке, когда ей хотелось убить Зарину после его рассказов, она бы давно спилась. Но такой роскоши она себе позволить не могла. Словом, двери у них не запираются.
В ванной идеальный порядок. Бритва стоит на зарядке. Сашку поначалу так удивляло, что он пользуется современным электрическим станком.
– А ты думала, я бреюсь топором, как деды? – не преминул сыронизировать он. – Или просто отрубаю бороду, когда слишком отрастает?
Ну, не так радикально. Но она ожидала увидеть обычную бритву и, возможно, помазок-кисточку. Однако Всеволод Алексеевич убедительно объяснил, что лишние порезы ему и до диабета удовольствия не доставляли, а потом еще и цифровое телевидение началось, слишком крупные планы, от которых ничего не скроешь. Так что пришлось осваивать передовые технологии.
На полу резиновый коврик. Такой же в душевой кабинке. Когда выбирали дом, она стала камнем преткновения. На переделки и ремонты у них не было ни сил, ни времени. Искали то, что сразу будет отвечать всем их требованиям. Душевая кабинка относилась к требованиям критическим. Сашка хорошо понимала, что шагать через высокий борт ванны ему станет сложно уже скоро. С душевой кабинкой другая беда – при закрытых дверцах моментально создается парная. Так что их тоже не закрывают, ну а неизбежно залитый пол – что ж, не такая большая проблема, если нет соседей снизу.
Но сейчас пол сухой, полотенца висят по линеечке. Сашка выходит из ванной озадаченная. Куда он делся-то? Скорее машинально выглядывает в окно, и нецензурная фраза вылетает сама. Окно, к счастью, закрыто, и он вряд ли услышит. Да-да, при нем она культурная девочка. А он при ней интеллигентный артист. И она будто бы не слышала, как он тремя этажами крыл своего директора где-то там, в прошлой жизни.
Сашка выходит на улицу. Нарочито спокойно, хотя хочется бегом. Отобрать у него банку с краской и высказать все, что думает. Но нельзя. Опять нельзя. Эти бесконечные нельзя. Такое ощущение, что она работает в каком-нибудь реабилитационном центре для суицидников, где сплошные нежные ромашки, которым слова не скажи. Помнится, в своей земской больнице выкидывающих подобные фортеля дедушек-хроников врачи спокойно крыли матом. До них так лучше и быстрее доходило. И никто не обижался, все же любя, из лучших побуждений. А с ним так нельзя.
– Всеволод Алексеевич! Мы же договорились: вы скамейку чините, я крашу.
– Ну ты же занята. Я уже починил. Да тут и красить нечего.
Сашка закатывает глаза. Чем она занята? В интернете сидит? Он ведь даже не сказал, что пошел во двор. Тихо слинял. Он просто хочет делать все сам.
– Всеволод Алексеевич, вы издеваетесь? Ну краска же!
Она почти стонет. Масляная краска, самая обыкновенная. Воняет как… Как ей и положено вонять. Приступов не было где-то неделю. Он соскучился? Одна надежда, что улица да еще ветерок. Отбирать кисточку уже бесполезно, он почти докрасил. Скамеечка получилась красивая, спору нет. Но так как садиться на нее сейчас явно не стоит, Сашка устраивается на пеньке, который обычно служит им столом. В хорошую погоду она накрывает на нем полдник. Всеволоду Алексеевичу на улице любая еда в два раза вкуснее.
– А ты чего с волшебной говорилкой? – он замечает планшет в ее руках.
– Да вообще-то шла показать вам одну вещь. Точнее, дать послушать.
Сашка нажимает на экран «волшебной говорилки», с которой у Всеволода Алексеевича сложные отношения. Ему трудно попадать по мелким изображениям, да и в целом интернет он недолюбливает, предпочитая старый добрый телевизор. Правда, со спутниковым вещанием и полным пакетом спортивных каналов. Сашка прибавляет громкость. Из динамика доносится до боли знакомый голос.
«Ты моя судьба, Катылхан. Ты мой край родной, Катылхан. Сердце мое всегда с тобой, Катылхан». Шедевр… И в плане музыки, и в плане, прости господи, поэзии.
– Это что? – Всеволод Алексеевич распрямляется, упирая руки в бока – краска с кисточки капает ему на ботинки.
– Это песня «Катылхан моя судьба», – ехидно поясняет Сашка. – Сегодня в интернете выложили.
– Где ее откопали?
– Скорее к вам вопрос. Может, в том самом Катылхане и откопали. Это, кстати, где?
– Понятия не имею.
– Да ладно! А поете
