Наследница первой очереди - Лилия Фандеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я никогда не стану такой как ты. Видимо, генетика моих родителей сильнее моего характера.
– Не говори глупости. Ты помнишь своих родителей и валишь всё на них, а я своих и не знаю даже по рассказам. Да, мы с тобой разные, часто ссорились, но мирились и понимали друг друга, как-то поддерживали и помогали. Как мы будем жить вместе, когда я вернусь с семьёй в город?
– Ты намерена поселиться в своей комнате?
– А почему нет? Комната моя, площадь позволяет. Полину устрою в сад, сами устроимся на работу. Ты думаешь, я не знаю, что ты поселила туда своих знакомых? Об этом всё общежитие знает.
– А почему вам не жить здесь? – оглядывая комнату Сергея, спросила подруга.
– Чем дальше от родственников, тем роднее. Живи спокойно ещё два года, а там разберёмся, но ремонт будем делать вместе. Я так привыкла к тишине, что мне к «муравейнику» общежития придётся привыкать. Ты можешь представить меня на грядках? А я в этом году посеяла зелень, посадила огурцы и помидоры. Немного, на пробу, но всё растёт. А ещё у нас есть трёхмесячные бройлеры, которых мы вырастили из цыплят. Их десять штук. Будем осенью с мясом, если у Сергея не дрогнет рука отрубить им головы.
– Оля, ты со всем этим счастлива? Куры, грядки, печка – это твоё?
– Вер, меня любят, и я люблю. А некая неустроенность быта и все эти хлопоты, они временные и не отражаются на отношениях. Мы оба это воспринимаем как должное на данном этапе нашей жизни. Я счастливая женщина, Вера. Знаешь, Надежда Ивановна предложила мне называть себя мамой. Я никогда не говорила этого никому, а теперь у меня есть мама и отец.
– Оль, а ведь не надумай ты уехать, да не встреть Орловского на вокзале, всего этого могло бы и не быть.
– Я стараюсь об этом не думать. Самой страшно становится.
– Слушай, я совсем забыла. Месяца два назад, тебя спрашивал мужчина лет пятидесяти. Он ждал меня на вахте и хотел с тобой встретиться. Мне он показался подозрительным, и я не сказала где ты и как. Просто сказала, что ты уехала, адреса я не знаю. Думаю, он мне не поверил, но просил с ним связаться, если объявишься и оставил адрес. Адрес я положила в твою коробку в шкафу. Приеду и позвоню тебе с вахты, продиктую, чего он там написал.
– Кому я понадобилась? Может кто-то из моих пациентов? Но прошло столько времени с момента моего увольнения. Обо мне и не вспомнит теперь никто. Позвонишь, а позже разберёмся. Пойдём чай пить?
Ольга за ужином рассказала о посетителе, оставившем свои координаты. На листе был записан адрес со слов Веры. «Гоголя 18, кВ.4. Говоровы Мария Васильевна и я, Григорий Иванович, разыскиваем дочь брата Грачёва Ивана Васильевича и Лебедевой Галины Кузьминичны, Олю Лебедеву 15.03.1969г.р.»
– Что мне с этим делать?
– Прежде всего, не волноваться, ты ребёнка кормишь. Нужно поехать и всё выяснить на месте, – успокаивала Надежда Ивановна. – Почему именно сейчас возникла идея с поиском. Что ты сама выяснила, когда покидала детский дом?
– Я была там, когда уже училась в училище, мне исполнилось восемнадцать. Очень хотелось узнать хоть что-то о появлении там, но результат оказался неутешительным. В дом ребёнка я попала в возрасте полугода, куда была доставлена нарядом милиции какой-то станции. В деле была справка о смерти моей мамы, и решение комиссии, копия, на моё усыновление супругами Прохоровыми. Но в три года меня перевели в детский дом, так и не усыновив. Это всё, что мне было известно. Мне как-то не по себе от этих запоздалых поисков. Кто знает, какие тайны они вскроют и нужно ли мне об этом знать?
– Оленька, теперь ты можешь прояснить причину, по которой осталась одна. Хорошо это или плохо, только по-другому не получится. Если ты не встретишься, эта мысль будет преследовать тебя, – говорил Илья Петрович. – Чтобы ты не узнала, это лучше неизвестности. Возможно, ты попала туда случайно, а все эти годы была уверена, что тебя бросили. Да и кто знает, та ли ты Оля? Надо поехать. Мы поедет втроём по этому адресу. Так тебе будет проще.
Семья Орловских всем составом приехали на улицу Гоголя в начале одиннадцатого. Волнуясь, Оля нажала кнопку звонка. Дверь открыла женщина интеллигентного вида лет пятидесяти и мило улыбнулась.
– Я, Ольга Лебедева. Вы меня разыскивали? А улыбнулись моей группе поддержки?
– Проходите и мы во всём разберёмся. Разговор предстоит сложный, и начнём мы его с одного письма. Если ты подтвердишь то, что там написано, мы поговорим, хотя ты очень похожа на свою маму. Присаживайтесь, – доставая из шкафа коробку от обуви, где лежали письма и несколько фотографий, говорила она и извлекла одно письмо. – Прочти.
Оля посмотрела на конверт и штемпель почты. Это был конец марта 1969 года. Письмо было написано аккуратным и красивым женским почерком и начиналось со слова «любимый». Она писала, что из роддома её и дочку Оленьку забрала Маша с Григорием, а в комнате всё было готово для возвращения. «Ванечка, мне Маша помогала в первый раз купать Оленьку, одной мне было очень боязно. Наша дочка никогда не потеряется. У неё есть отметина, которую не спутаешь. Ангел подарил ей одно своё маленькое крылышко, оставив след на левой лопатке ниже плечика. Родимое пятнышко со спичечный коробок и напоминает крыло птицы». На глазах Оли появились непрошеные слёзы. Она передала письмо свёкру, не дочитав до конца, расстегнула пуговицы на блузке и, вынув руку из рукава, повернулась спиной к присутствующим. На левой лопатке «красовалось» небольшое родимое пятно, похожее на расправленное крыло птицы. В комнате наступило минутное молчание. Оля застегнула блузку и, вытерев слёзы, присела. Письмо тем временем перешло в руки Сергея.
– Что вы знаете о моих родителях? Кто они? Расскажите всё, что вам известно.
Глава 3
– Начинать нужно издалека. Семьи Говоровых, Грачёвых и Лебедевых дружили давно. Мы с Гришей родились до войны, а Ванюша родился, когда отец наш уже был на фронте. Вернулся с войны только дядя Ваня Лебедев, но с женой. Они поженились на фронте, а Галя родилась только в сорок девятом. В нашем бараке оказался единственный мужчина на пять вдов и шестерых детей, но и он прожил недолго со
