С вечера до утра - Игорь Акимушкин

Первый день она ни на минуту от ежат не отходит. Кормит молоком. А ежата еще слепые и глухие, но уже дерутся. Из-за соска, в котором больше молока. Не кусаются, не царапаются, а боксируются. Кожа с иголками, которая на лбу у ежей наползает, очень подвижная. Ежата ее быстро выдвигают вперед и, как боксер кулаком, бьют этим колючим капюшоном своего противника. Слабенький ежонок, как от хорошего нокаута, летит от такого удара в сторону.

Мать-ежиха в их драки не вмешивается: эта возня им вместо гимнастики — сильнее будут.

Перед тем как выйти из гнезда, ежиха закутывает детенышей травой и листьями. Лежат такие маленькие пакетики в гнезде. Их и не видно, и тепло им в упаковке. Если место, где ежата родились, с точки зрения безопасности, не надежно, ежиха, бывает, одного за другим перетащит их всех во рту на новое, надежное.

Пока глаза закрыты, из гнезда колючие никуда не уходят. Но как только мир раскроет перед ними все свое зримое многообразие, они отправляются в путь. Разве не стоит пойти и узнать, что делается вокруг? И они уходят в темный мрак. Жмутся поближе друг к другу, и от матери им надо не отстать. А если кто отстанет и заблудится — жалобно пищит: «Ах, подождите!» И мать бежит назад, ищет, где он, отставший. Найдет и носом, носом подгоняет: не отставай!

Она учит своих чад, где искать улиток, каких жуков можно есть, а каких им пока лучше не трогать. Без ее разрешения ежата ничего в рот не берут.

Месяц и полтора обучает ежиха колючую компанию премудростям жизни и все это время подкармливает молоком. А потом ежата подрастут и разбегутся кто куда. На следующее лето у них у самих дети будут.

Сырости они не любят. В дождливые ночи не бегают, сидят дома, забившись под валежником или в густой куст. Поэтому болот лесных не любят. Сухие поляны и опушки им милее. Живут ежи и в степях, полях, в живых изгородях и кустах. Некоторые, нравами альпинисты, предпочитают дышать горным воздухом, поселяются в нагорьях, возвышающихся до двух тысяч метров над морем.

А есть и такие, которым нравится жить с людьми по соседству: на скотных дворах, в садах, сараях. Эти очень доверчивы. Людей не боятся. Но на всякий случай, пыхтя и комом (не очень плотным) свернувшись, иглами себя страхуют. И в неволе, и на воле очень любят ежи молоко. Бывает, где-нибудь в углу коровника ждут, не брызнет ли у доярки струйка молока мимо ведра. Для ежа это праздничное угощение. Люди, застав ежа за таким пиршеством, случалось, думали, что еж сам его себе надоил. Вот местами и родилось поверье, будто ежи доят коров. Это, конечно, сказки.

Но вот то, что змей ежи едят, правда. Даже гадюк ядовитых не боятся.

Увидит еж змею — потихонечку, незаметно к ней подберется, потом — быстрый бросок и, иглами прикрываясь, хватает змею острыми зубами, за что успеет схватить. Извивается гадюка, кусает ежа. Но куда ни укусит — всюду натыкается на колючий барьер. А еж атакует раз за разом и норовит укусить все в одно место. Когда перегрызет позвоночник, ест змею.

Бывают, конечно, и неудачи: изловчится гадюка и укусит колючего в нос. Вот тут беда. Хорошо, если нос, чуть распухнув, поболит немного и заживет. Но может еж и умереть от змеиного укуса. Не сразу. Несколько дней мучается. Опыты доказали, что еж раз в сорок легче переносит змеиные укусы, чем, например, морская свинка, которая уже через две-три минуты умирает от дозы яда, не смертельной для ежа. Но все-таки он не абсолютно к яду нечувствителен, как думали раньше.

Колючим барьером от всех отгороженный, еж немногих врагов страшится. Однако есть у него такие враги, что через колючую его оборону прорываются без труда. Филин из них самый опасный. И другие хищные птицы с длинными когтями и роговой броней на лапах (крупные совы и ястребы), смяв колючки, пронзают ежа своим бесчувственным к его уколам оружием. Тут все ясно.

Но вот как лиса умудряется съесть ежа, еще загадка. Она его, говорят, шаром свернувшегося, в воду будто бы катит, и там он волей-неволей должен развернуться — тогда хватает рыжая колючего за морду. Так ли, нет ли — опытами людей ученых пока такие повествования не проверены.

Впрочем, лисицы, ум и хитрость которых прославили многие басни и сказки, когда промышляют ночами, совершают и более, пожалуй, трудные охотничьи подвиги: умудряются ловить четвероногих икаров — белок-летяг.

По земле летяги бегают очень редко: верхний ярус леса и воздушные пространства между деревьями — вот их мир. По стволам, по ветвям лазают проворно, а прыгнув с дерева, планируют, растопырив лапки, сверху вниз. От передней лапки до задней тянутся по бокам тела летяги кожистые складки, поросшие шерстью. Расправит их летяга, широко раскинув в стороны все четыре ноги, — вот и парашют! Если стартовала она с большой высоты, то пролетит от дерева до дерева метров пятьдесят. На лету управляет хвостом, как рулем, ловко и быстро маневрирует в гуще и мраке леса.

Летяги — сумеречные и ночные животные. Зверьки редкие в северных лесах Европейской России. В Сибири их больше. Там, где летяг не беспокоят, они затевают ночные игрища — хороводы и догонялки вокруг деревьев, то быстро и вертко облетая их, то карабкаясь вверх, чтобы набрать необходимую высоту для нового полета (тут заигравшихся, наверное, и ловит лисица, в ловком прыжке хватая пролетающих невысоко над землей).

Мало кто из людей видел летяг.

Немногие знают и видели сонь: когда люди бодрствуют, эти зверьки спят, спрятавшись в дуплах и других укрытиях.

Сони похожи на очаровательных маленьких белочек. Но внешность ведь часто бывает обманчива: сони — хищники, днем они спят, а по ночам разбойничают. Мало им орехов, желудей, зерен, плодов разных; жуки, мотыльки, куколки бабочек, гусеницы (гладкие, не волосатые!), мыши, мелкие пернатые соседи на ветвях, их яйца, даже ящерицы и, говорят, змеи — все годится в пищу. И прожорливы — сто майских жуков за ночь; отличный, не правда ли, аппетит? А в голодное время, когда лес не в силах прокормить прожорливых сонь, они, случается, поедают друг друга. И счастье, если отделается побежденная соня лишь потерей шкурки с хвоста: она легко «снимается», как перчатка с руки, и соня, оставив хвостовое опушение в пасти врага, удирает с голым хвостиком, но живая. Он потом или сам отвалится, или она его отгрызет.

В средней полосе Европейской России — четыре вида сонь. Все холода они спят: 6–7 месяцев в году.

В начале лета самец сони-полчка[7] ухаживает за самкой, без конца цицикая. Через месяц в каком-нибудь дупле, выложенном листьями, уже копошатся три — десять голых и слепых детенышей. Три недели мать кормит их молоком, расположившись над ними сидя и со всех сторон укрыв четырьмя ногами и хвостом. Детишки сосут лежа на спинах. В первые же дни мать много и долго лижет их мордочки. Позднее они лижут ее истекающие слюной рот и язык. Затем она лижет их слюну. Смысл этого загадочного поведения не вполне ясен: возможно, слюна матери содержит какие-то необходимые для нормального развития сонь вещества.

Мать первые дни не покидает детенышей ни на минуту, позднее, отлучаясь, зарывает их в подстилку гнезда. Попробуйте суньте руку в гнездо, когда соня в нем: с умноженной материнством яростью встретит она непрошеное вторжение. А если и самец здесь (его самка первые две недели и близко к гнезду не подпускает), то и он отважно ополчится на врага, пустив в ход острые зубы и когти. Когда детеныши уже научатся лазать по веткам, нередко уходят они за отцом в довольно продолжительные ночные прогулки, и только голод заставляет их вернуться в гнездо к матери. Интересно, что подрастающее поколение садовых сонь возвращается из подобных прогулок в гнездо, следуя гуськом, вплотную друг за другом и за отцом. Эту плотную сомкнутую процессию назвали караваном.

Еще один ночной зверь — барсук. Он селится и в лесу, и в степи, и даже в пустыне. Лишь тундра ему не по душе. Норы роет больше всего по оврагам, но не всегда в лесу, порой на ровном месте, а в пустынях — в гладких солончаках, в песчаных буграх. Барсучья нора — грандиозное для зверя сооружение. В ней много отнорков, входов и выходов — иные в десятках метров один от другого. В норе чистота. Барсук, когда входит в нее, даже лапы отряхивает, чтобы сор в дом не занести. Поэтому и лисицу, известную своей неопрятностью, старается выжить из норы, если лиса, как часто и бывает, в ней поселится.

Барсуки не общительны: близкого соседства своих соплеменников не терпят.

Днем барсук спит, в сумерки вылезает из норы, бродит по лесу, вынюхивает съедобное, тут землю длинными когтями поскребет, там пень трухлявый раскидает: ищет всю ночь разных насекомых, лягушек, ящериц, змей, зайчат, птиц, птичьи яйца — всех, кого может одолеть.

Немало шмелиных гнезд разоряет барсук. Взбешенные шмели его кусают, а он, когда уже невмоготу, катается по земле, давит их. Потом опять спешит к гнезду, чтобы съесть и мед.