Святая ночь - Тахир Малик

— А статую повезете с собой?

— Обязательно. Распорядитесь, чтобы рабочие сколотили крепкий ящик. Кого-нибудь пошлите на хлопковый завод — надо достать побольше волокна, чтобы обложить изваяние — не дай бог, повредим при перевозке… А теперь, Игитали-ака, я пошел собираться.

Вечером в вагоне поезда Давран стал набрасывать конспект речи, с которой собирался выступить перед ученым советом. „Сообщение о находке надо будет сделать в самом начале, чтобы не дать демагогу Мансурову и его подголоскам настроить коллег против меня. А потом предложу свою гипотезу относительно происхождения статуи и того скульптурного изображения руки, которое мы обнаружили еще при Бекмирзаеве“.

На следующее утро, проследив за выгрузкой ящика с язъяванской находкой на товарном дворе станции, Давран вышел на улицу, поймал такси и отправился в институт, Необходимо было уточнить время предстоящего заседания, разузнать, что готовят противники Асада Бекмирзаевича.

„Предание не так уж фантастично. Ясно, что многое — плод воображения, но реальная подоснова легенды существует. Святую ночь, впрочем, тоже приплели впоследствии — видимо, двадцать седьмое число рамазана связывалось в старину с каким-то религиозным событием. Надо будет выяснить это… Мне, во всяком случае, повезло больше других — две „святые ночи“ подряд“. Но потом ему пришло в голову, что галлюцинации посещали не только его. „Как объяснить такую текучесть среди рабочих экспедиции? Четверо уволилось при Асаде Бекмирзаевиче, на днях — еще двое. И все при при этом держали себя как-то странно, сбивчиво объясняли мотивы ухода…“

В мраморном вестибюле института было прохладно. Шум уличного движения едва проникал сюда и не мешал дремать вахтеру. Давран дотронулся до его плеча. Старик встрепенулся, открыл глаза и удивленно воскликнул:

— Давран Махмудович! Сколько лет, сколько зим! Видно, все время пропадаете в экспедициях — вон как загорели.

— Да, Ахмед Гафурович, копаемся как кроты… Что новенького здесь?

— Пусто. Полевой сезон — почти все в отъезде. Вот только завтра соберутся на ученый совет. Вы, никак, тоже с этой целью прибыли?

— Когда собираются?

— В двенадцать, как обычно.

Давран хотел было повернуться и выйти на улицу, как вдруг услышал знакомый голос:

— Товарищ Хасанов!

Он поднял голову и на самом верху марша парадной мраморной лестницы увидел дядю Нияза. Тот широко улыбался и как-то заговорщически махал ему рукой.

— А ну поднимайтесь, дорогой, сюда. По вас все так соскучились.

Давран через силу улыбнулся и взбежал по ступенькам. Пожал протянутую ему руку.

— Пойдемте потолкуем ко мне в кабинет, — сказал Мансуров, мягко взяв аспиранта за локоть.

Когда они уселись в кожаные кресла возле шахматного столика, заместитель директора института заговорил, все так же улыбаясь:

— Милый Давран! Позвольте мне как старшему называть вас по имени. Вы, конечно, знаете, что я очень уважал покойного коллегу Бекмирзаева. Это был человек редкостно одаренный. И я был просто счастлив, что дело моего друга хотите продолжить вы, талантливый молодой ученый. Однако…

Давран внутренне напрягся. „Вот оно, из-за чего меня вызвали…“

— Вы прекрасно знаете, что работа института подчинена определенному плану. В соответствии с ним выделяются и средства, и хотя работы в Язъяване не планировались на ближайшие годы, я поддержал Асада Бекмирзаевича, уговорил товарищей, от которых зависела судьба экспедиции… Но теперь мне самому приходится поднимать вопрос о временном прекращении раскопок. Повторяю — временном…

— Но позвольте, уважаемый Эмин Мансурович… — попытался прервать его Давран.

— Не позволю, дорогой Давран. Выслушайте сначала меня. Завтра речь пойдет о нуждах экспедиции в Пскенте. Работы там ведутся большие, с размахом. Результаты, правда, еще не очень значительны. Но все зависит от энергичности руководителя. Вот этим-то качеством прежний начальник партии и не отличался. — Мансуров сделал многозначительную паузу и торжественно продолжал: — Я намерен предложить на его место вас, дорогой Давран…

„Неужели он думает, что я так глуп и меня легко соблазнить должностью начальника крупной экспедиции? Дело нечисто. Он явно хотел бы убрать меня из Язъявана, а через некоторое время возобновить там работы под началом своего человека. Он наверняка понимает: раскопки, начатые Асадом Бекмирзаевичем, перспективны… Старый лис хорошо знает, что у Бекмирзаева был настоящий нюх археолога: где бы он ни начинал копать, делались крупные находки. Теперь он решил перехватить славу открытия покойного…“

— Но ведь в Язъяване обнаружены интересные вещи. Например, кисть руки, принадлежавшая какому-то изваянию…

— Это ничего не значит. Давайте лучше думать о том, чтобы как следует провести раскопки в Пскенте.

— Нет, я буду просить завтра о выделении средств для продолжения работ в Язъяване, — твердо сказал Давран.

— Что ж, вольному воля, — сухо заметил Мансуров и поднялся с кресла, давая этим понять, что разговор окончен.

„Посмотрим, как ты запоешь, когда я выложу главный свой козырь“, усмехнулся аспирант, покидая кабинет.

После того как было доказано, что на далекой планете существует жизнь, Верховное собрание несколько раз обсуждало доклады ученых, предлагавших возобновить программу исследования Эрл, которая оказалась похоронена после неудачного полета первой группы космонавтов.

К удивлению Нига — а он был уверен, что предложения специалистов одобрят в первом же голосовании, — в высшем законодательном органе Унета нашлось очень много убежденных противников „космической авантюры“ — так они назвали идею переселения на другие планеты. Их не интересовали никакие выкладки Фида и его сотрудников.

— Цикл развития нашей цивилизации завершен, я искусственные попытки продлить ее жизнь в иных мирах продлят только агонию культуры, давно изжившей себя, — говорили члены Верховного собрания, исповедовавшие философию Великого Заката.

— Чем будут жить переселенцы?! — демагогически восклицал один из жрецов — стихотворец Пим. — Они будут питаться крохами с богатого стола нашей многовековой литературы, будут подражать высшим достижениям искусства Унета. То, что многие поколения выработали ценой долгой борьбы, сложилось в стройное нерасчленимое здание, вершиной которого стало наше миросозерцание. Попробуйте прилепить к нему что-нибудь сверх того — это будет уродливое зрелище, оскорбляющее душу истинного сына нашей старой планеты, ее великой культуры.

— Вы просто жалкий эстет! — в запале выкрикнул Ниг. — Речь идет о спасении самой жизни, а не о тех красивостях, которыми переполнены ваши сочинения. Вы певец смерти! Услаждайте подобными баснями ваших истеричных поклонников, а эту высокую трибуну освободите для людей дела!

Когда Верховное собрание все-таки проголосовало за продолжение космических изысканий, Ниг и его друзья чувствовали себя измученными: каждый выступал по нескольку раз. Однако теперь им было не до отдыха. Уже назавтра после решающего заседания Фид и Ниг отправились на предприятия, изготовлявшие прежде агрегаты космических кораблей и необходимую аппаратуру.

Результаты первой инспекционной поездки оказались плачевными. Большинство оборудования и станков, необходимых для создания звездолетов, либо безнадежно устарело, либо было демонтировано. Кадры, нужные для успеха программы, распыленные по самым различным производствам, также не совсем отвечали уровню требований Комитета по полетам (так наименовали новое научное объединение). Правда, техническая документация и архивы, относящиеся к подготовке первой экспедиции, были в целости и сохранности теперь все это свезли в обшарпанный двадцатиэтажный офис, доставшийся Комитету в наследство от упраздненной Лиги Чадолюбия. Целых десять лет здание простояло необитаемым, и теперь сотрудникам Фида предстояло привести заветшавшие кабинеты в порядок.

Электронный мозг, некогда обслуживавший полет к Эрл, также перевезли на новое место. Образцы пород, окаменелости, пробы атмосферного воздуха с Эрл разместились в лабораториях Комитета. Постепенно налаживалась работа многочисленных отделов, занимавшихся вопросами жизнеобеспечения космонавтов, разработкой разговорника, — предполагалось, что на этот раз посланцы Унета смогут вступить в контакт с жителями планеты. Параллельно продолжались попытки восстановить психическое здоровье Кива — если бы ученым удалось заставить нормально функционировать сознание обитателя Эрл, многие проблемы общения с инопланетной цивилизацией были бы решены еще до полета. Безумному космонавту отвели звуконепроницаемые апартаменты на верхнем этаже; мощные аппараты психотерапии день и ночь создавали в помещении „поле спокойствия“.