Дневник памяти - Николас Спаркс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элли рассмеялась:
– Ты всегда говорил, что придумаешь что-нибудь с домом.
Они помолчали, вновь перенесясь мыслями в прошлое. Элли отпила еще глоток чаю.
– Помнишь, как мы бродили здесь, когда ты впервые показал это место?
Ной кивнул, и Элли продолжила:
– Я припозднилась в тот вечер, родители были в ярости. До сих пор помню, как папа метался по комнате с сигаретой в руке, а мама сидела на диване, молча глядя перед собой. Честное слово, можно было подумать, будто умер кто-то из близких! Именно тогда они наконец осознали, насколько серьезно я к тебе отношусь, и мама чуть ли не до утра наставляла меня на путь истинный. «Тебе кажется, – сказала она, – что я ничего не понимаю. Ошибаешься: понимаю, и очень хорошо. Но порой наша судьба зависит не от того, чего мы хотим, а от того, кем мы родились». Помню, как покоробили меня ее слова.
– Ты рассказала обо всем на следующее утро. Меня тоже задели такие рассуждения. Твои родители мне нравились, и до тех пор я не догадывался, что они меня недолюбливают.
– Они не то чтобы недолюбливали… Просто считали, что ты мне не пара.
– Не вижу разницы.
В голосе Ноя прозвучала горечь, и Элли знала, что он прав. Она подняла голову, откинув назад упавшие на глаза пряди волос, и посмотрела на звезды.
– Согласна. И тогда была согласна. Может быть, поэтому мы с матерью и отдалились друг от друга.
– А что ты теперь думаешь?
– То же, что и тогда. Так не должно быть, это нечестно. Нельзя говорить девушке такие вещи – что положение человека важней, чем его чувства.
Ной усмехнулся, но промолчал.
– Я никогда не забывала ни тебя, ни нашего лета.
– Так уж и никогда?
– Ты что, не веришь? – изумилась Элли.
– Ты не отвечала на мои письма.
– Какие письма?
– Десятки писем. Я писал тебе два года подряд и ни разу не получил ответа.
Элли медленно покачала головой, прикрыв глаза.
– Я не знала… – тихо сказала она, и Ной понял, что ее мать, проверяя почту, тайком забирала его письма. Он и раньше подозревал нечто подобное; сейчас Элли пришла к тому же выводу. – Мама была не права, Ной, и зря она это делала. Только попробуй понять. Когда мы уехали, она решила, что мне лучше забыть обо всем. Мама никогда не понимала, как много ты значил для меня. Честно говоря, я не уверена, что она любила отца хотя бы вполовину так же сильно, как я тебя. Видимо, она старалась пощадить мои чувства и сочла, что лучший способ для этого – скрывать твои письма.
– Она не имела права решать за нас, – тихо произнес Ной.
– Не спорю.
– А если бы ты их получила, все могло бы сложиться по-другому?
– Конечно. Я постоянно гадала – где ты и что с тобой…
– Нет, я имею в виду – с нами. Вышло бы что-нибудь из нашего романа?
Элли понадобилось время, чтобы ответить:
– Не знаю, Ной. Правда, не знаю. И ты, думаю, не знаешь тоже. Мы теперь другие, мы изменились, повзрослели. Оба. – Элли замолчала. Ной не ответил ей, и, глядя на реку, она продолжила: – Хотя, наверное, вышло бы. Мне, во всяком случае, так кажется.
Он кивнул и спросил, смотря в сторону:
– А Лон… он какой?
Элли заколебалась, вопрос застал ее врасплох. Произнесенное вслух имя жениха вызвало чувство вины, она запнулась, не зная, что ответить. Взяла чашку, сделала очередной глоток и несколько секунд молчала, слушая стук дятла вдалеке. Потом негромко заговорила:
– Лон? Красивый, обаятельный, удачливый. Все подружки страшно мне завидуют. Идеальный вариант. Приветлив, умеет рассмешить и любит меня настолько, насколько он вообще способен любить.
Элли снова замолчала, собираясь с мыслями.
– Однако мне все время кажется, будто в наших отношениях чего-то не хватает.
Изумившись своему ответу, Элли тем не менее понимала, что сказанное – правда. А Ной, казалось, другого и не ожидал.
– Чего же?
Смущенно улыбнувшись, Элли пожала плечами и почти прошептала:
– Думаю, я все еще мечтаю о большой любви, как у нас с тобой тем летом.
Ной долго молчал, раздумывая над этими словами и перебирая в памяти все знакомства, что он заводил после того, как расстался с Элли.
– А ты? – спросила, в свою очередь, она. – Ты когда-нибудь вспоминаешь о… нас?
– Мне не надо вспоминать. Я никогда не забывал.
– Ты с кем-нибудь встречаешься?
– Нет! – отрезал Ной.
Они снова замолчали, безуспешно пытаясь найти другую тему для разговора. Ной решительно допил оставшееся пиво, удивившись мельком, как быстро он его прикончил.
– Пойду готовить крабов. Тебе что-нибудь принести?
Элли отрицательно покачала головой, и Ной вернулся в кухню. Положив крабов в пароварку, а хлеб – в печку, он нашел муку, обвалял овощи и налил на сковороду немного масла. Поставил на слабый огонь, включил таймер и вытащил из холодильника еще бутылку пива. Голова кружилась от мыслей об Элли, о потерянной ими любви.
И Элли думала, сидя на веранде. О себе, о Ное, об их отношениях… На секунду она пожалела, что обручилась с Лоном, но тут же устыдилась этой мысли. Ведь она любит вовсе не Ноя, она любит воспоминания об их прошедшей юности. Да, ей взгрустнулось, и это нормально, ведь Ной – ее первая настоящая любовь, первый мужчина – ну как его забудешь? А с другой стороны, нормально ли, что все внутри дрожит, когда он подходит ближе? Нормально делиться с ним секретами, которые она никогда никому не поверяла? Нормально приезжать сюда за три недели до свадьбы?
– Нет, конечно, – прошептала она, глядя в вечереющее небо. – Совершенно ненормально.
Тут вышел Ной, и Элли благодарно ему улыбнулась. Его приход избавил от сложных и неприятных мыслей.
– Придется подождать несколько минут, – предупредил он, усаживаясь.
– Ничего, я не голодна.
Ной ласково посмотрел на подругу:
– Я рад, что ты приехала, Элли.
– И я. Знаешь, а я ведь чуть не передумала.
– А почему же тогда приехала?
«Не смогла удержаться. Меня будто заколдовали», – чуть не сказала она и все же совладала с собой.
– Просто повидаться. Посмотреть, как ты живешь, чем занимаешься.
Ной засомневался в правдивости ответа, но переспрашивать не стал, а лишь поинтересовался:
– Кстати, а ты по-прежнему рисуешь?
Элли пожала плечами:
– Нет.
– А почему? – изумился Ной. – У тебя же настоящий талант!
– Даже не знаю…
– Конечно, знаешь! Была же какая-то причина, чтобы бросить.
Он, как всегда, прав. Причина действительно была.
– Долгая история…
– Ничего, у нас вся ночь впереди.
– Тебе правда казалось, что у меня талант? – тихо спросила Элли.
– Пойдем, – вместо ответа сказал Ной, беря ее за руку. – Я тебе кое-что покажу.
Элли поднялась и прошла вслед за ним в гостиную. Ной остановился и указал на картину, висевшую над каминной полкой. Элли вскрикнула от удивления – как же она не заметила ее раньше? Неужели через столько лет ее рисунок все еще цел?
– Ты ее сохранил?
– Конечно. Замечательная картина.
Элли скептически взглянула на Ноя, и тот пояснил:
– Когда смотрю на нее, то чувствую, что живу. Иногда даже потрогать хочется, настолько она живая. Формы, краски – да все, вплоть до теней. Твоя работа просто изумительна, Элли, я часами готов на нее любоваться. Бывает, она мне даже снится.
– Серьезно? – потрясенно спросила Элли.
– Серьезнее некуда.
Она молчала.
– Тебя что, никто, кроме меня, никогда не хвалил?
– Мой учитель когда-то, – с трудом выговорила Элли. – Да, боюсь, я ему не верила.
Ной молча ждал продолжения. Элли, глядя в сторону, сказала:
– Сколько себя помню, все время рисовала – карандашами, красками… Став немного постарше, начала догадываться, что у меня неплохие способности. Кроме того, мне просто нравилось рисовать. Помню, как я работала над этой картиной, добавляя то одно, то другое, изменяя ее по мере того, как менялись наши отношения. Сейчас даже не помню, когда начала ее рисовать и что именно пыталась выразить, но получилось… то, что получилось. Помню, как в то лето, вернувшись домой, трудилась без остановки. Думаю, таким образом я пыталась забыться, ослабить боль нашего расставания. Кончилось все тем, что я всерьез занялась искусством, поступила в колледж и почувствовала – это именно то, для чего я рождена. В одиночку торчала целыми днями в студии и рисовала, рисовала, рисовала. В эти минуты я чувствовала необыкновенную свободу, радость от того, что создаю нечто новое, прекрасное. Незадолго до выпуска наш профессор, который еще писал критические статьи в одной из газет, посоветовал мне всерьез заняться живописью, он считал, что у меня настоящий талант. А я его не послушалась…
Элли замолчала, пытаясь собраться с мыслями.
– Родители считали, что девушке моего круга не пристало зарабатывать на жизнь какими-то там картинами. И я забросила занятия. Сто лет не держала кисти в руках.
Она посмотрела на картину.
– И попробовать не хочется? – спросил Ной.