Ликвидатор - Александр Афанасьев (Маркьянов)

Аренберг жил в дорогом пригороде Вашингтона вместе с семьей. Семья была большая и по-еврейски дружная – четверо детей и уже семеро внуков. Глядя на то, как Нина, младшая, сажает внуков в черный «Субурбан», чтобы везти их на занятия в школу, Аренберг едва не расплакался. Морские пехотинцы, пулеметы на машинах… да что это со всеми с ними такое? Кто-нибудь хоть понимает, насколько все это ненормально – блокпосты на дорогах с морскими пехотинцами, бронетехника. Как получилось так, что внукам нужна бронированная машина, чтобы просто добраться до школы?

Но он быстро подавил в себе это. Не время раскисать.

Пока его эскорт, сильно напоминающий времена Багдада, катился по тихой улице с названием «Кленовая», мимо флагштоков с американскими флагами и матерей, сажающих своих детей в машины, чтобы везти на учебу, – Соломон Аренберг набрал номер телефона своего офиса. Он предпочитал быть в курсе того, что происходит, еще до того, как он ступит на порог бывшей психиатрической больницы [3]и дела обрушатся на него, подобно тонне кирпичей.

– Дайна, что нового? – спросил он свою секретаршу, которая была с ним еще с университетских времен.

– Пока ничего такого, сэр. – Дайна отлично знала, по каким поводам следует беспокоить шефа, а по каким нет. – Есть немного новых данных из России, но без прорывов. АНБ работает по записи, но пока ничего нового.

– Хорошо.

– Да, и еще, сэр. Звонил Натан, просил срочно связаться с ним.

Аренберг скривился – Натаном звали недавно назначенного директора МОССАДа. По странному стечению обстоятельств, тоже бывшего университетского профессора, даже читавшего в США лекции по ближневосточному урегулированию. По этой причине он считал возможным звонить своему коллеге едва ли не каждый день. Сол Аренберг недолюбливал и МОССАД и Израиль вообще – потому что эти наглые засранцы считали, что если ты еврей, то ты им по жизни что-то должен. На деле же от Израиля была одна головная боль.

– Поговорю с ним позже.

Он сбросил звонок, набрал новый телефон – человека, называемого Царь разведки [4], теоретически – начальника над всеми ими. Теоретически – потому что фактически он им не был, для того, чтобы быть, нужно было иметь не только полномочия, прописанные в законе и президентских директивах, но и неслабый аппарат, хотя бы сильных аналитиков. Ничего этого у Царя разведки не было.

Трубку взяли не сразу – долго переключали. Они уже выбрались на кольцевую…

– Гас, это Сол.

Директором Национальной разведки во времена Буша был Джон Негропонте – он-то и был первым Царем разведки. Грек по национальности, сын дипломата, он сильно запачкался во время службы в Госдепартаменте, когда служил послом в Центральной Америке и не брезговал лично присутствовать во время пыток и жать руку полицейским мясникам, которых там хватало. Джордж Буш именно поэтому и поставил его Царем разведки – он не гнушался никакой, самой грязной работой. Впрочем, о покойных либо хорошо, либо ничего.

Сейчас Царем разведки был Гас Холлидей, бывший посол в Багдаде и Саане. Отношения с Аренбергом у него были хорошие.

– Ты где сейчас?

– Еду на работу. А ты?

– В военно-морской обсерватории.

– Выбрались из подземелья?

– Да, выбрались. Ты видел?

Несмотря на то что предмет разговора не был обозначен, оба отлично понимали, о чем идет речь. Вчерашнее видео, выброшенное в Youtube.

– Да. Дерьмо еще то…

– Это мягко сказано.

– Мы выходим на тропу войны? – невинно поинтересовался Сол.

– Тут вопрос, – сказал Холлидей. – Мы не можем там активно действовать. Кое-кого уже начинает трясти – и думаю, со временем будет только хуже.

Сол промолчал. Он знал, что у ЦРУ была отдельная линия, по которой они очень активно сотрудничали с русскими последний год. Даже предоставили им технологии ограниченного доступа, позволившие им провести первую успешную операцию с использованием вооруженного беспилотника. Но вот какие решения будут приняты сейчас…

– Флешлайт [5]уже здесь?

– Нет. Планирует прибыть после полудня. И лучше было бы, если бы у тебя было что ему сказать, Сол.

Это значило, что МБР становится головным в расследовании, и Холидей их поддержит в этом. Другое вряд ли могло быть – ЦРУ сильно пострадало, а ФБР не имеет достаточного опыта в работе за рубежом. Хотя они, конечно, будут пытаться перетянуть одеяло на себя…

– Я понял. Спасибо.

– Если что-то будет – звони немедленно.

– Договорились.

Черт возьми. Россия!

Он не воспринимал Россию как родину или даже как бывшую родину – но он понимал, что это необычная страна. Страна, которая никогда не согласится с тем, чтобы быть на вторых ролях. Сейчас проблема была не только в России – но и в них тоже. Они привыкли к простым решениям… Россия либо друг, либо враг. А здесь простых решений нет, зато – Аренберг, опытный политолог с чисто еврейским чутьем на неприятности, чувствовал, что ставки в игре высоки, выше, чем когда бы то ни было. Если Россия и США сейчас договорятся и сумеют работать вместе – они смогут так же договориться и завтра и послезавтра. Если же нет…

Нужен человек.

В холле – длинные больничные корпуса были выстроены на склоне холма посреди очень живописной местности – стоял портрет Майкла Чертоффа, бывшего министра, тоже ставшего жертвой террористической атаки в Лэнгли. Портрет был представительский и изображал пожилого человека в дорогом костюме с фанатичными глазами церковного инквизитора. Как и положено, угол был затянут черной лентой, рядом, стояли цветы, правда, немного.

Аренберг прошагал мимо, не оглядываясь…

Он хотел позвать Натана Майера, одного из своих доверенных лиц в министерстве, но тот ждал его сам, в приемной. Аренберг бросил взгляд на дорогой «Ролекс», оставшийся с профессорских времен, – до оперативки немного времени еще было. Кивнул.

– Нашел? – спросил он, едва за ними закрылась дверь.

– Кое-что нашел… – Майер, как и Аренберг, был выходцем из России, его родители бежали сначала из Одессы во время революции в России, а потом из Франции во время гитлеровской оккупации. Он приблизился к столу и с победным видом шлепнул на него скоросшиватель с личным делом. – Один.

– Только один?

Майер подмигнул:

– Зато какой…

Аренберг открыл папку. Пробежал глазами досье. Закрыл.

– Ну? – Майер, как и Аренберг, говорил по-русски, у обоих в семьях сохранился этот язык. Благодаря этому Майер попал на работу в ЦРУ, где его едва не сожрали местные бюрократы.

– Он не профессионал, – сказал Аренберг.

– Не профессионал?! – обиделся Майер. – Это как понять? Парень, прошедший Афганистан, Ливию, Сомали, – не профессионал? У него благодарности командования, отметка о прохождении дополнительных курсов ФБР.

– Черт возьми, ты хорошо знаешь, о чем я говорю! Он не разведчик, а военный полицейский. Это не пойдет.

– Ты не прав. – Майер благодаря личной дружбе мог сказать директору и такое. – Здесь нам как раз нужен полицейский, а не разведчик. Хорошее полицейское расследование. К тому же – у него очень подходящая фамилия, ты не заметил?

– Думаешь, это что-то изменит? Помимо того, что в Белом доме встанут на дыбы? И в Гувер-Билдинг тоже.

– Вообще-то он прошел контрразведывательную проверку, нет? И он, кстати, занимался борьбой с проникновением агентов повстанцев в силы безопасности в Ираке, это чистая контрразведывательная работа, причем в горячей точке и очень высокого уровня.

Аренберг задумался:

– Где этот парень сейчас?

– В Норфолке. Я попросил, чтобы его придержали.

Старый еврей улыбнулся.

– Ну ты и поц. Ладно, после оперативки заведи его ко мне. Только не через приемную.

На столе замигала лампочка – Дайна предупреждала о том, что начальники отделов собрались на оперативку.

– Выйди там… – Аренберг показал на дверь в комнату отдыха…

Обратно старый одесский еврей появился через два часа, таща за собой на буксире подтянутого, чрезвычайно загорелого человека, которого нельзя было назвать ни молодым, ни человеком средних лет. Выглядел он достаточно молодо, еще больше его молодила короткая армейская стрижка, но слишком много загара на выдубленной ветрами коже и показное (именно показное, Аренберг насмотрелся на такое) спокойствие в глазах наводило на мысль, что этому человеку уже к сорока…

– Вот… садитесь… так сказать… – Майер привычно квохтал, обычный способ отвлечь и заболтать человека. Его не воспринимали серьезно – а когда те, кто не воспринимал его серьезно, понимали свою ошибку, бывало уже поздно.

– Садитесь, будьте… как дома… Сейчас чайку…

Аренберг пытливо посмотрел на человека… он не был профессиональным разведчиком, но университет научил разбираться в людях. Аренберг был ученым и одновременно опытным педагогом – а это неплохой фундамент для карьеры разведчика.