Теоретические основы и методология полемики с протестантизмом - Вячеслав Рубский

Учитывая вышеприведённые высказывания богословов как положительную тенденцию в среде протестантов, полезным для правильного развития православно-протестантской дискуссии является пастырское смягчение жёсткого деления людей на «своих» и «чужих». Здесь уместно вспомнить слова митрополита Филарета (Дроздова): "Никакую церковь, верующую, что Иисус есть Христос, не дерзну я назвать ложной".[160] По мнению архиепископа Сан-Францисского Иоанна (Шаховского) в делении конфессий не должно быть контрастности. «Ошибочно думать, – пишет он, – что все православные суть действительно не сектанты и что все сектанты суть действительно не православные. Не всякий православный по имени таков по духу, и не всякий сектант по имени таков по духу, и в настоящее время в особенности... И наличие таких смешений в христианском обществе не позволяет легкомысленно подойти к вопросу вероисповедных отношений. Сектанты грешат в непонимании православия, но и мы, православные, не следуем своему православию, не понимая их, сектантов, иногда удивительно пламенно и чисто устремленных к последованию за Господом, к жизни в Нём, Едином».[161]

Полемист, намеревается входить в общение с протестантами, должен обратить внимание на их видение богословских прений. «Мы христиане, нам надлежит различать между грехом и грешником, и обличение первого должно сочетаться с любовью ко второму, ибо этого требовал Основатель нашей Церкви»,[162] – пишет об этом автор более десяти книг, преподаватель Московской богословской семинарии и Брянского библейского института ЕХБ (в разные годы) Игорь Подберёзский. Ведущий проповедник и публицист Беларуссии Василий Трубчик в своей недавно вышедшей книге, посвящённой проблемам межконфессиональных дебатов, отмечает: «Наша задача – ответить с кротостью и благоговением всякому требующему у нас ответа в нашем уповании, а не в том, чтобы уничижить или обидеть человека, который имеет отличное от нашего понимание вопросов веры и традиции».[163] Итак, собственное представление протестантов о качестве дискуссий не может не быть учтено в структуре межконфессиональной дискуссии, тем более что в данном пункте оно вполне соответствует православной позиции.

1.3.4 Диалогичность древних и современных православных апологий

Культура богословских дискуссий предыдущих эпох во многом отличалась от требований современности. Прежде всего, это относится к принципу диалогичности. Так, например, ап. Павел без излишней учтивости называет еретиков «псами», «волками» и «людьми, развращёнными умом», прямо говоря: «Я знаю, что, по отшествии моём, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада» (Деян. 20,29); «Берегитесь псов, берегитесь злых делателей» (Флп 3,2); «ибо такие люди служат не Господу нашему Иисусу Христу, а своему чреву, и ласкательством и красноречием обольщают сердца простодушных» (Рим. 16,18); «через лицемерие лжесловесников, сожжённых в совести своей» (1Тим. 4,2); «таковые лжеапостолы, лукавые делатели, принимают вид Апостолов Христовых. И неудивительно: потому что сам сатана принимает вид Ангела света» (2Кор. 11,13-14; см.: Откр. 2,6;15; 1Ин. 2,18-19; 2Тим. 4,3-4; Тит. 3,9-10; Иуд. 17-19).

Свв. отцы и церковные писатели часто описывали еретиков крайне унизительными терминами, а иногда и вовсе выводили их еретические воззрения из их порочности и злого умысла. Так, например, Тертуллиан характеризует своего оппонента гностика Маркиона: "Самые дикие народы населяют [эти края] – если только можно поселиться на телеге. Кочующие пристанища, грубая жизнь; животная и чаще всего неприкрытая похоть... Но нет ничего на Понте столь варварского и столь прискорбного, как то, что там родился Маркион... Даже в сравнении с дикими тварями того варварского края Маркион выходит куда мерзопакостнее. Найдётся ли столь же зловредный для плоти бобёр, как тот, кто запретил браки? Найдется ли столь же прожорливая понтийская крыса, как тот, кто Евангелия погрыз?".[164] Свт. Киприан Карфагенский: "Усилия еретиков и зломыслящих раскольников начинаются обыкновенно с самоугождения, соединенного с надменным и гордым презрением к предстоятелю".[165] «Мы называем их до невероятности гордыми и нераскаянными грешниками, не желающими осознавать своих явных и нелепых погрешностей»,[166] – пастырски обличал еретиков св. Иоанн Крондштадский. В том же ключе святитель Василий Великий об еретике Евномии говорит, что он мирскою мудростью "сведён с ума и вдался в такие новизны понятий".[167] В «Слове против иудеев» святитель Иоанн Златоуст пишет: «Иудеи... живут для чрева, прилепились к настоящему, и по своей похотливости и чрезмерной жадности нисколько не лучше свиней и козлов; только и знают, что есть да пить, драться из-за плясунов, резаться из-за наездников».[168] Свт. Фотий в знаменитом «Окружном послании» о латинянах говорит следующее: «Мужи нечестивые и мерзкие – ведь как только ни назвал бы их всякий благочестивый! – мужи, из мрака вынырнувшие... напав на народ новоутвержденный в благочестии... как дикий вепрь, подрывая и копытами, и клыками, то есть путем гнусной политики и извращения догматов – до чего дошли в дерзости своей!». И далее: «Они... измыслив в чрезмерной наглости своей новшество, будто Дух Святой исходит не только от Отца, но и от Сына. Кто слыхал когда-либо, чтобы подобные речи произносил хоть кто-то из нечестивых? Какая коварная змея изрыгнула такое в сердца их?». Святой патриарх без сомнения призывает видеть в них «новых предтеч отступничества, прислужников супостата, виновников тысяч смертей, всеобщих губителей, растерзавших столькими муками сей юный и недавно утвержденный в благочестии народ, этих обманщиков и богоборцев осудили мы соборным и Божественным решением».[169]

Старорусские сводки также не искали обтекаемых выражений, когда речь шла о еретиках. «Сказание о новой ереси новгородских еретиков: Алексея протопопа, Дениса попа, Федора Курицына и других, то же исповедующих» так повествует о кончине новгородского ересиарха: «В скором времени и окаянный поборник сатаны, дикий кабан дьявола, набежавший из поля и опустошивший виноградник Христов, – я говорю о протопопе Алексее – испустив дух, попал в лапы сатаны. Его настиг Божий суд: он заболел тяжкой болезнью и был поражён мечом Божьего суда».[170] Большая подборка ригористичных высказываний свв. отцов о еретиках изложена в «Просветителе» преп. Иосифа Волоцкого.[171]

Во многом такие жёсткие оценки нравственного уровня еретиков и иноверцев были оправданы как пастырской, так и фактической стороной дела. Главное же – вполне соответствовали тональности и жанру апологий той культурной эпохи. «В древности и в Средние века не было религиозной терпимости, причём, совсем не было. Не менее резкие вещи говорили тогда христиане о мусульманах и язычниках, да и сами мусульмане, иудеи и язычники подчас ничуть не лучше выражались о христианах и друг о друге».[172] Тем не менее, сегодня полемист не может себе позволить использовать древний культурный и эмоциональный тон дискуссии. Анахронизм в этой области приведёт к обратному эффекту. Современные апологеты, в тех случаях, когда допускают высказывания в духе древнецерковной экспрессивности, выглядят в рамках современной культуры агрессивными и предвзятыми. Например, такие «увещания»: «Вы, сектанты, не послушали голоса пастырей добрых и поддались призывам лжепастырей... Вы не видите идола в самих себе, а этот идол – гордый лжеименной ум... Падший ангел Денница взбунтовался против Бога и стал сатаной. И вы, ослеплённые гордыней и "свободолюбием", по сути, следуете за ним. Слепые вожди слепых, вы зовёте за собой наш народ. Откуда и куда зовёте? Посмотрите, как скудна, как бедна ваша "вера" – нет в ней тёплой любви к Небесной Владычице, нет живых молитвенных бесед со святыми угодниками, нет их заступничества, нет стольких великих таинств, нет самой Церкви!».[173]

Культура древней полемики, однако, никогда не сводилась только к навешиванию обидных ярлыков и унижению противника. Преп. Феодор Студит, который именует Мухаммеда даже «Драконом»,[174] а иконоборцев – не более лестными словами, пишет о необходимости умерять противоеретический пыл: «Мы, как говорит божественный Дионисий к некоему Демофилу, не примем твоих слишком ревностных стремлений, хотя бы тысячу раз ты ссылался на Финееса и Илию. То же услышав, Иисус не одобрил учеников, чуждых кроткого и благого духа. Ибо наш божественный Священноначальник с кротостию поучает противящихся учению Божию».[175] Также и свт. Иоанн Златоуст смотрит на тональность и цель полемики с еретиками: «Итак, не будем сердиться и гневно относиться к ним [аномеям – прот. В.Р.], но будем кротко беседовать с ними; ибо нет ничего сильнее скромности и кротости. Посему и Павел повелел тщательно придерживаться этого, сказав: “рабу же Господню не подобает сваритися, но тиху быти ко всем” (2Тим. 2,24); не сказал: к братиям только, но – ко всем».[176] В своём известном «Слове о проклятии», которое стало на многие века, своего рода, манифестом милосердия к оппонентам, свт. Иоанн даёт такой совет: «Простри сеть любви, не для того, чтобы хромлющий погиб, но лучше, чтобы он исцелился; покажи, что ты по великому добродушию хочешь собственное благо сделать общим. Закинь приятную уду сострадания, и, таким образом, раскрыв сокровенное, извлеки из бездны погибели погрязшего в ней умом».[177] Словам святителя IV века созвучны слова нашего современника, митрополита Гор Ливанских Георгия (Ходра): «Никакие поползновения с христианской стороны ни к чему не приведут, пока не будет устранена всякая конфессиональная гордыня, всякое чувство культурного превосходства. Смирение требует, чтобы мы усовершались во Христе через другого. Христианское общество, очищенное пламенем Духа, святое в Господе, нищее ради Господа, может дерзнуть, во всей евангельской незащищенности, брать и давать с одинаковой простотой. Для него речь идет о том, чтобы принять вызов как братскую укоризну и выявить, даже в неверии, мужественный отказ от фальши, которую не сумела или не захотела обличить христианская история. При таком подходе взаимопонимание станет возможно».[178] Для успеха православно-протестантской дискуссии глубокое осознание заповеди о взаимной любви не должно отделяться от заповеди любви к современным «самарянам». «Поэтому не сверху вниз мы должны смотреть на нашего собеседника, не врага видеть в нём, а потерянного брата. Мы его потеряли, вовремя не подошли, не протянули руку, не объяснили, не поддержали... Когда-то мы не сказали ему, может быть, всего одно доброе слово — а теперь, чтобы объясниться, приходится с ним беседовать часами».[179]