Погружение (ЛП) - Эмили Сноу

– Спасибо за совет.

Она чуть-чуть приподымает плечи, и мой взгляд устремляется к ее тату в виде огромного скопления черных дроздов. Даже зная, что я смотрю, она не шелохнется, чтобы их прикрыть, как делала это раньше.

– Ты – тот, кто растратил понапрасну десять дней вместе с ней, получив всего восемь из-за собственной тупости.

– И спасибо, что врезала мне по яйцам. Может, хочешь еще что-то бросить в меня, пока ты в ударе?

Ее брови сходятся в одну линию.

– Для этого я приду завтра, ну знаешь, в рамках моей настоящей работы.

– В твою работу входит пытаться что-то рассказать мне?

Она выходит в коридор, ее руки все еще засунуты в карманы.

– Так что было бы здорово, если бы ты поднял свой зад и начал сочинять музыку, предварительно дав мне несколько заданий, которые нужно выполнить.

Взял на заметку. Я жду, пока они с Бренной уйдут, а крошечная машина сестры уедет с моей подъездной дорожки, и только затем спускаюсь вниз. И лишь когда я съедаю половину своего обеда, понимаю, насколько важны для меня слова Кайли. Что они являются именно тем, что я ищу.

Я забываю о еде, забываю обо всем, пока пишу первые две строки песни для Сиенны. Песни, которую она может никогда не услышать, но которую мне необходимо написать, чтобы суметь вывести одержимость этой девушкой из моего организма.

"Я – тот, кто растратил в пустую десять дней, обменяв их на восемь

И знаю, что, наверное, ты пошлешь меня прямо сейчас..."

Прежде чем хватаю гитару и накладываю слова на музыку, я шлю Кайли сообщение:

11:08 утра: Первым делом утром езжай ко мне. Всю хрень оставь на потом.

Ей требуется немного времени на ответ, но когда Кайли наконец-то отвечает, то присылает почти пустое сообщение. Просто несколько символов в виде сердца.

Глава 7

Кайли Вульф

Я провела со своим братом достаточно времени, чтобы знать, когда он мне лжет. Обычно Лукас крайне прямолинеен, что лично ему не приносит ничего хорошего, так что мне легко понять, когда именно он треплется и несет херню. После того, как мы с Бреной покинули его дом вчера, я была уверена, что вечером накануне он вернулся домой пьяным, без сопровождения, и после того, как увидел Сиенну с другим. Независимо от того хочет ли он выкинуть Сиенну из своей головы или вернуть ее, он бы все равно не стал спать с кем-то другим.

Лукас, конечно, мудак, лжец и скрытный болван, но он не изменник.

Плюс, я видела это в его взгляде, когда он сказал мне, что Сиенна двигается дальше, и этот надлом в его голосе был слышим, от чего мое сердце пропустило удар.

Мой брат влюблен. Беспорядочной, болезненной, разбивающей сердце любовью в женщину, которая любит его в ответ, но они ни черта с этим не делают.

И мне ненавистно их бездействие, черт, вероятно, так же сильно, как и Лукас ненавистен самому себе. Это разъедает меня со вчерашнего дня, когда я покинула квартиру Лукаса и до сегодняшнего утра. В тот момент, когда прихожу на работу, я в шаге от звонка ему. У меня есть припасенная для него тирада. Я даже готова к тому, что в ответ он бросит мне в лицо мое собственное дерьмо.

Но вот к чему я не готова, так это к тому, что когда я вхожу в его дом, открывая двери своим ключом, то нахожу его в печально известной музыкальной студии, его блокнот лежит рядом, а гитара находится не в чехле, и от этого, все подготовленные мной слова, становятся поперек горла.

Я стою в дверном проеме, внимательно слушая, как он бренчит на своей Gibson и подпевает, его голос такой тихий, что я не могу расслышать слов. Однако я с ходу понимаю, что это песня о любви. И я могу практически гарантировать, что она посвящается ей.

Лукас проигрывает еще несколько нот, а затем ставит гитару возле себя. Он делает какие-то заметки – вероятно лирика – в своем блокноте, и потом поднимает свой взор, глядя на меня полными ожидания карими глазами.

– У тебя есть что-то на уме, Кай.

– Ты пишешь ей песню, – я вхожу в комнату и сажусь напротив него. Наклоняюсь ближе к оттоманке, разделяющей нас, в надежде, что смогу получше разглядеть то, над чем он работает, прежде чем брат пошлет меня на хрен. Но вместо этого, он кладет блокнот передо мной и толкает его в моем направлении так, что тот ударяется о мои колени. Моя челюсть буквально отвисает. – Ты хочешь, чтобы я прочла это?

Одна из темных бровей Лукаса резко приподнимается, и он медленно качает головой.

– Никакого дерьма.

Не отрывая от него взгляда, я хватаю вслепую блокнот.

– Ты закончил ее?

Сперва он кивает, но затем останавливается и качает головой, отчего его спутанные волосы рассыпаются на лицо, закрывая глаза.

– Почти. Я сделал несколько звонков сегодня утром. Пытаюсь включить ее в свой сольный проект, так что я разобью в лепешку свои чертовы яйца, заканчивая ее.

В прошлый раз, когда Лукас дал мне взглянуть на одну из его песен, прежде чем ее закончил, он забраковал ее полностью, заявляя, что закончит эту хрень попозже. Потому я абсолютно против того, чтобы и эту песню постигла та же судьба, особенно если он собирается выпустить ее, как часть своего сольного альбома. Я отталкиваю блокнот обратно к Лукасу.

– Тогда возможно, тебе следует подождать и...

Качая головой, он хватает меня за руку.

– Просто прочти чертову песню, Кайли.

Я продолжаю смотреть на него, когда сажусь обратно в свое кресло так, чтобы подушки удобно поддерживали мою спину. Когда я не отвожу взгляда, брат тыкает пальцем в записи, которые я держу в руках.

– Десять дней, – читаю я вслух. Уместное название, учитывая соглашение Лукаса с Сиенной, но я не вставляю никаких бесполезных комментариев, пока внимательно читаю лирику. Моим братом написано множество тревожных песен, которые затронули меня, но это первый раз, когда я чувствую физическую боль в груди от слов его творения. Он просит прощения, и эти извинения искренние и настоящие, но в этих строках также кроются требования.

Он говорит ей, что все еще не кончено, что случившееся между ними неважно.

Когда я заканчиваю читать, то наклоняюсь вперед и аккуратно кладу блокнот обратно на оттоманку. Я остаюсь сидеть в таком положении, уперев локти о бедра, глядя вниз на поспешно написанные на бумаге слова, пока они не начинают размываться у меня перед глазами.

– Вау, – наконец бормочу я.

– Ты кажешься удивленной.

Я поднимаю на него взгляд. Выражение его лица знакомо. Нет свойственной Лукасу самоуверенности, разглядев которую мне обычно хочется врезать своему старшему брату коленом в пах, на его лице скорее читается вера в свои силы, которую я частенько замечала с тех пор, как он вернулся из Атланты без Сиенны. Нет, я не удивлена.