Лощина - Агата Кристи

Несколько минут Джон взволнованно ходил по комнате.

– Ты сведешь меня с ума, Генриетта! Боюсь, я никогда не имел на тебя никакого влияния.

– А зачем это тебе нужно?

– Не знаю… но нужно. – Он бросился в кресло. – Я хочу быть на первом месте в твоей жизни.

– Это так и есть, Джон.

– Нет! Умри я сию минуту, первое, что ты сделаешь, – схватишь глину и со слезами, льющимися по щекам, начнешь лепить какую-нибудь чертовщину вроде скорбящей женщины, символ горя или еще что-нибудь подобное…

– Н-не знаю. Пожалуй… Да, пожалуй, ты прав. Хотя это ужасно!

Она сидела неподвижно, испуганно глядя на него.

Пудинг подгорел. При виде пудинга брови Джона поползли вверх, и Герда поспешила с извинениями:

– Прости, дорогой. Сама не знаю, почему так получилось. Это моя вина. Дай мне верхушку, а сам съешь остальное.

Пудинг подгорел потому, что он, Джон Кристоу, просидел в своем кабинете лишних четверть часа, размышляя о Генриетте и мамаше Крэбтри, предаваясь охватившему его нелепому чувству ностальгии по Сан-Мигелю. Виноват был он сам. Что за идиотизм – тут же брать его вину на себя и класть себе подгоревшую верхушку… Это хоть кого доведет до бешенства! Почему она вечно делает из себя мученицу? Почему Тэренс смотрит на него с таким пристальным любопытством? Почему, о господи, почему Зина вечно шмыгает носом? Почему все они выводят его из себя, черт побери?!

Гнев Джона обрушился на Зину:

– Ты что, не можешь высморкаться?

– Думаю, дорогой, она немного простудилась, – сказала Герда.

– Ничего подобного! Тебе вечно мерещится, что у них простуда! С ней все в порядке.

Герда вздохнула. Она не могла понять, как это врач, постоянно лечащий других людей, может быть так безразличен к здоровью собственной семьи. Джон постоянно высмеивал малейший намек на болезнь.

– Я чихнула восемь раз перед ленчем, – значительно сказала Зина.

– Это от жары, – ответил Джон.

– У нас совсем не жарко, – заметил Тэренс. – Термометр в холле показывает пятьдесят пять градусов[17].

Джон встал.

– Все закончили? Хорошо! Тогда поехали. Ты готова, Герда?

– Одну минуту, Джон. Я только уложу кое-что из вещей.

– Разве ты не могла сделать этого раньше? Чем ты занималась все утро?!

Кипя от злости, Джон вышел из столовой. Герда поспешила в спальню. В спешке она, конечно, провозится еще дольше. Ну почему бы ей не приготовить все заранее? Его собственный чемодан был уложен и стоял в холле. Ну почему?..

Сжимая в руке колоду довольно потрепанных карт, к нему подошла Зина.

– Папа, можно я тебе погадаю? Я умею! Я уже гадала маме, и Тэрри, и Льюис, и Джэйн, и кухарке.

– Хорошо. Погадай.

«Интересно, – думал он, – сколько времени она еще проканителится». Ему хотелось скорее покинуть этот ужасный дом, эту улицу, этот город, полный страдающих, чихающих, больных людей. Скорее в лес. Влажные осенние листья… изящная отчужденность леди Энкейтлл, производящей впечатление бестелесного существа.

Зина важно раскладывала карты.

– Посередине – это ты, папа! Червонный король. Всегда гадают на червонного короля. Теперь я разложу остальные карты лицом вниз. Две налево и две направо от тебя, одну – над головой, она имеет над тобой власть, другую – в ногах, ты имеешь власть над ней… А эта карта сверху. Теперь, – Зина глубоко вздохнула, – мы начинаем переворачивать. Направо от тебя, очень близко – бубновая дама.

«Генриетта», – подумал Джон. Его забавляла серьезность дочери.

– Рядом трефовый валет. Это какой-то совсем молодой человек. Слева от тебя – восьмерка пик. Это твой тайный враг. Папа, у тебя есть тайный враг?

– Я такого не знаю.

– За ним – королева пик. Эта леди намного старше.

«Леди Энкейтлл», – снова подумал Джон.

– Теперь… что у тебя в головах, ну то, что имеет над тобой власть. Червонная королева!

«Вероника, – подумал Джон машинально. – Вероника? Глупости! Она теперь не имеет для меня никакого значения!»

– Это у тебя в ногах, и ты имеешь над ней власть… Трефовая дама.

В комнату поспешно вошла Герда.

– Джон, я готова!

– О мама, подожди! Я гадаю папе. Последняя карта, папа, самая важная, та, что у тебя на сердце. О-о! Туз пик! Это… это значит… смерть!

– Наверное, твоя мама наедет на кого-нибудь по дороге из Лондона, – пошутил Джон. – Пошли, Герда! До свиданья, постарайтесь вести себя хорошо!

Глава 6

В субботу Мидж Хардкасл спустилась вниз часам к одиннадцати. Она позавтракала в постели, почитала, немного подремала и наконец поднялась с кровати.

Как чудесно немного побездельничать! Отдохнуть совсем неплохо! Мадам Элфридж, что и говорить, порядочно действует на нервы…

Открыв парадную дверь, Мидж окунулась в теплый, мягкий свет осеннего солнца. Сэр Генри, сидя на скамье, читал «Таймс». Он взглянул на нее и улыбнулся. Мидж ему всегда нравилась.

– Хелло, дорогая!

– Я очень поздно?

– Во всяком случае, ленч вы не проспали, – сказал, улыбаясь, сэр Генри.

Мидж села рядом и вздохнула: «Здесь так хорошо!»

– Вид у вас немного усталый.

– О, не беспокойтесь. Это такое счастье – скрыться здесь от толстух, которые пытаются влезть в платья на несколько размеров меньше, чем нужно…

– Вероятно, ужасное зрелище! – Сэр Генри взглянул на часы. – Эдвард приезжает в пятнадцать минут первого.

– В самом деле? – Мидж помолчала. – Я уже давно его не видела.

– Он все такой же, – сказал сэр Генри. – Почти не выезжает из Эйнсвика.

«Эйнсвик… – подумала Мидж. – Эйнсвик!» Сердце болезненно сжалось. Прекрасные дни в Эйнсвике! Она всегда ждала их с нетерпением. «Я поеду в Эйнсвик!» – ночами мечтала Мидж задолго до желанного дня. И наконец этот день наступал! Маленькая сельская станция, где поезд (большой лондонский экспресс) остановится, только если предупредить заранее. «Даймлер[18]», ожидавший на станции. Дорога… последний поворот, въезд в ворота и прямо через лес, пока не увидишь поляну и дом, большой, белый, радушно ожидавший гостей. Старый дядя Джеффри в своем неизменном пиджаке из твида…[19] «Ну, молодежь, а теперь развлекайтесь!» И они радовались вовсю! Генриетта приезжала из Ирландии, Эдвард – из Итона, она сама – из унылого промышленного городка на севере страны. Для них это были райские дни.

В центре всегда был Эдвард, высокий, скромный и неизменно добрый. На нее он, конечно, не очень обращал внимание, потому что рядом была Генриетта. Застенчивый, почти робкий, он выглядел гостем, и Мидж очень удивилась, когда Тремлет, главный садовник усадьбы, однажды сказал:

– Все здесь будет когда-нибудь принадлежать Эдварду.

– Но почему, Тремлет? Он ведь не сын дяди Джеффри!

– И все-таки он наследник, мисс Мидж. Ему принадлежит титул. Мисс Люси, она, конечно, единственное дитя мистера Джеффри, но она женщина и не может наследовать, а ее муж, он только двоюродный кузен. Не такой близкий, как мистер Эдвард.

И вот теперь Эдвард жил в Эйнсвике. Жил там один и редко выезжал. Иногда Мидж спрашивала себя, как относится к этому Люси. Она всегда делала вид, будто ее это не касалось. Но Эйнсвик все-таки был ее домом, а Эдвард – только кузен и младше ее на двадцать лет. Отец Люси, старый Джеффри Энкейтлл, был заметной фигурой в графстве, к тому же довольно богат. Большая часть его состояния перешла к Люси, так что Эдварду досталось сравнительно немного. У него, конечно, достаточно средств, чтобы содержать Эйнсвик, но сверх этого остается не так уж много.

Нельзя сказать, чтобы у Эдварда были большие запросы. Какое-то время он был на дипломатической службе, но, унаследовав Эйнсвик, ушел в отставку и поселился в этом имении. Эдвард всегда был книжником, собирал первые издания и время от времени писал небольшие, слегка иронические статьи для малоизвестных ревю. Трижды он делал предложение своей троюродной сестре Генриетте Сэвернейк выйти за него замуж.

Мидж сидела на осеннем солнце, погруженная в свои мысли. Она не могла решить, рада ли тому, что увидит Эдварда, или нет. Конечно, она не старалась его забыть, такого человека, как Эдвард, не забывают. Он всегда был в ее мыслях – и тот, каким он был тогда, в Эйнсвике, и когда поднимался ей навстречу в лондонском ресторане. С тех пор как помнит себя, она всегда любила Эдварда.

Голос сэра Генри вывел ее из задумчивости:

– Как, по-вашему, выглядит Люси?

– Очень хорошо. Она такая, как всегда. – Мидж слегка улыбнулась. – Даже лучше, чем всегда.

– Да-а. – Сэр Генри пыхнул трубкой. – Знаете, Мидж, иногда я за нее беспокоюсь.

– Беспокоитесь? – Мидж с удивлением посмотрела на него. – Почему?

Сэр Генри покачал головой.

– Люси иногда слишком много себе позволяет. – Мидж все так же удивленно смотрела на него. – Ей все сходит с рук. И всегда так было. – Он слегка улыбнулся. – Она издевалась над официальными традициями резиденции губернатора, нарочно допуская ужасные нарушения этикета, рассаживая гостей на званых обедах, а это, Мидж, непростительная вольность. Усаживала рядом заклятых врагов и ни в грош не ставила расовые различия. И вместо того чтобы вызвать колоссальный скандал и навлечь позор на британские власти – черт меня побери, – ей все сходило с рук! Этот ее трюк – смотреть, улыбаясь, беспомощно и невинно, будто ничего не случилось! То же самое и со слугами. Она причиняет им массу неприятностей, а они ее просто обожают!