Водонос умер - Юсеф эль-Сибаи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бабушка, ты не убирала из-под подушки мешок с беле?
Матушка Амина ответила:
— Посмотри под матрацем, может, я их положила туда, когда выбивала подушки.
Сейид со смехом ответил:
— Вот он, нашел. Ну, и напугала ты меня, бабка! Я уж думал, что беле пропали. Вот была бы история! Сегодня я хочу их все взять с собой.
— Я нашла у старьевщика большой никелевый шар. Он должен тебе понравиться.
— А где он?
— Вот… Ну, как?
— Ого, вот это шарик! Должно быть, в свое время ты сама играла в беле?!
Женщины уселись в тени и завели свои разговоры. Шуша пришел к себе в комнату и растянулся на кровати, отдавшись блаженству отдыха после тяжелого трудового дня. Отдыхая, он начал считать в уме количество бурдюков, которые развез за сегодняшний день. Сорок пять во дворец… Двенадцать — Умм Абдалла… Пятнадцать — доктору… Тридцать — в харчевню… Потом… Еще… И глаза его закрылись. Шуша погрузился в сон.
В это время Сейид вытащил свои беле из-под матраца и начал их пересчитывать. На прошлой неделе он выиграл около двухсот. Начал он всего с десятка, а теперь стал владельцем более трех сотен беле. Сегодня, даст бог, он доведет их число до четырех сотен. Тем более, что бабушка купила для него у старьевщика отличную биту… Быть сегодня большому сражению. Единственно, что пугало Сейида, — ребята запретят ему играть новой битой. Но у него же есть старая, поменьше. Кстати, где она? Должна быть в мешке. Сейид громко крикнул:
— Бабушка!
Она тихо ему сказала:
— Не так громко, Сейид. Ведь твой отец спит.
Сейид нетерпеливо, но потише спросил:
— А где старая бита?
— Зачем она тебе?
— А вдруг ребята не разрешат мне играть новой?
— Почему?
— Так она очень большая.
— Ту я отдала старьевщику.
— О, черный день! Что же мне делать?
— Ничего страшного. Подожди до завтра, и я возьму твою старую биту обратно. Старьевщик бывает у нас каждый день.
— Подожди до завтра?! Ты что, рехнулась? Ведь сегодня в четыре часа я должен играть. Ты понимаешь?
— Откуда я знала, что ты сегодня играешь… А ты уверен, что они не согласятся на эту биту? Сам же ты говорил, что давно хочешь иметь большую биту?
— Так-то оно так, но сдается мне — не разрешат ребята играть большой.
— А вдруг согласятся? Впрочем, посмотри в старье, в чулане, может быть, найдешь биту поменьше.
Сейид пошел в чулан, где Шуша складывал старые бурдюки и прочее ненужное старье. Через некоторое время он радостно крикнул:
— Нашел! Отличная бита! Ты помнишь, бабушка, примерно два месяца назад я говорил тебе, что потерял биту. Так вот она!
— Ну, и слава аллаху! Теперь ты спокоен?
— Так я пошел.
— Посиди со мной, внучек, отдохни. Твои чертенята подождут.
— А я тоже чертенок?
— Пожалуй, похитрей… Посиди… А то ведь жарко. Подожди, пока солнце сядет.
— Как же, посиди с тобой. А там, может, уже играют.
Не позволив бабке уговорить себя, Сейид побежал к колонке и тутовому дереву. Первое, что он сделал, прибежав на место, это напился из трубы. Утолив жажду, Сейид осмотрелся и не увидел ни одного из своих приятелей. Тогда он решил взобраться на дерево. Усевшись на ветке, он заметил сынишку штукатура Али аль-Хама Дукдука, несшего тарелку с медом и тарелку с тахиной[8]. Сейид заложил два пальца в рот и громко свистнул. Малышу Дукдуку этот свист был хорошо знаком. Он остановился, повертел головой, но никого не увидел. Что-то пробормотав, Дукдук двинулся дальше. Тогда Сейид со смехом крикнул:
— Эй, слепой! Здесь я, на дереве! Далеко топаешь?
— Да вот несу домой мед и тахину.
— Неси и скорей возвращайся. Да не забудь захватить с собой беле!
— Птицей!
Дукдук говорил правду. Никто, кроме птицы, не мог так быстро сбегать домой и вернуться к Сейиду.
Сейид поспешил похвастаться своей новой битой. Он подбросил ее высоко вверх, затем ловко поймал, чем вызвал восхищение мальчишки.
— Ну как, видел?
— Вот это да! Ты будешь ею играть?
— Ага.
— Это почему же? Таким шаром?
— Ну и что? Почему я не могу играть такой битой?
— Тогда играй один… Это же никель… Ядро чугунное… Я пошел, отнесу беле домой. Не так уж я ими богат.
— Постой, не будь бабой!
— Нет уж, приятель, ищи дураков со своим никелем. Пусть я баба, даже бабий сын… Пусти-ка меня, пойду я.
— Да ладно уж, сядь, потолкуем. Свет не перевернется… Бог с ним, никелем, который тебя напугал, посмотри-ка на эту биту. Такая подойдет или нет?
— Другой разговор… Конечно.
— Послушай, а если мы будем играть с тобой вместе, на паях, никель пойдет или нет?
— Еще как пойдет!
— Так вот, когда я покажу никель Заки, Харише, Абдалле и другим ребятам, ты помалкивай, понял? Мы будем компаньонами. Только послушай, что я тебе скажу…
Их разговор прервал залихватский свист, раздавшийся из переулка. Затем они услышали голос, кричавший нараспев:
— Эй, Сейид! Ты где?
Сейид тоже протяжно свистнул и как можно громче крикнул:
— Эй, Хариша! Давай сюда!
Хариша выскочил из-за угла дома, подбежал к дереву и уселся на камень, на котором сидел его приятель. Сейид тут же спросил:
— Заки где?
— В лавке.
— Почему?
— Муаллим Саляма не отпустил.
— А как же ты смылся?
— А он послал меня купить на пиастр луку. Я взял деньги и немедля пошел сюда.
— А как же лук?
— Поиграем, а там что бог даст! Остальные где? Абдалла, Али аль-Хишт?
— Сейчас придут… Их еще из школы не отпустили. Ты видал этот никель?
Сейид подбросил никель, а Хариша осуждающе воскликнул:
— Это никель, да? Если бы муаллим Саляма увидел его, он бы толок им таамию.
— Значит, не пойдет?
— Пойдет не пойдет — мне-то что, у меня же ни одного беле нет.
— Чего ж ты пришел тогда?
— Так я ж тебе утром об этом сказал! Ты обещал мне дать взаймы.
— А когда вернешь?
— Когда мне бог пошлет.
— А когда он тебе пошлет?
— Спроси его.
— Сам спрашивай.
— Мне ни к чему. Не он же возьмет беле, а я. Тот, кто дает, получит их обратно.
— Ладно, хватит шума. Бери: пять… Десять… Пятнадцать… Двадцать… Хватит столько?
— Дай еще десяток.
— Бери… Теперь ты разрешишь мне играть никелем?
— Да ты с ума сошел?! Ты хочешь, чтоб я тебе подарил беле. Поищи другой никель, а то я уйду.
— Вот волынщик! Разве мы не договорились — я даю тебе беле и играю этим никелем?
— И не собирался.
— А эта пробка пойдет?
— Пойдет… начнем?
— Подождем, пока придут остальные. А то что за игра будет. Выиграю я те тридцать беле, которые дал тебе, да еще тридцать, которые у Дукдука. И всего-то? Подождем аль-Хишта и аль-Муарги. Они народ богатый.
Не успел Хариша ответить, как показались Махмуд Зейн и Мухаммед Мастарейн. На них были надеты галлябеи, сандалии, фески. Каждый тащил с собой по куску железа. Не успели они появиться, как Сейид закричал им:
— Давайте быстрей! Жди вас. Нам что, больше делать нечего?
Ребятишки быстро скинули галлябеи, сандалии и фески. В карманах их штанов гремели беле.
Итак, обычная команда собралась: Сейид, Дукдук, Хариша, Махмуд и Мухаммед. Не хватало лишь Али аль-Хишта, который застрял дома, да Абдалла аль-Муарги, который вообще еще не появлялся в переулке. Сейид решил пойти поторопить Хишта, жившего в одном с ним доме, на втором этаже. Но не успел он войти во двор, как услышал голос Али, кричавшего со злостью:
— Все равно я возьму их…
— Попробуй только!
— Клянусь пророком, возьму!
— Да брось ты, ведь у отца нет других. А вдруг ему нужно будет куда-нибудь пойти?!
— Так они же все порванные! Их только на помойку выбросить.
— Сказано тебе — брось ты эту затею… Слышишь? Хватит. Сроду ты ничего не можешь сделать тихо, спокойно.
— Тебе-то какое дело? У тебя вечно одно: нет да нет. Клянусь аллахом, я возьму их! А ты делай как знаешь!
— Пророк свидетель: если ты их возьмешь, так я тебе задам! Что ни день, то у тебя причуды. Постыдись соседей! Во всей округе нет детей хуже тебя!
— А я все равно возьму.
— Ты опять за свое?
— А то чем же я буду играть?
— Так ты ж только вчера забрал пару?!
— Я сделал из них мяч и потерял его.
— Так, значит, тебе нужно каждый день пару?!
Сейиду надоело слушать перебранку Али с матерью.
Он взял парня за руку и крикнул:
— Ну, хватит тебе, не будем попусту терять время.
— Помолчи ты, я должен их взять.
— Что это ты должен взять?
— Я ж ей сказал, что возьму отцовы носки и сделаю мяч.
— Не время, приятель, мы ж сегодня не в мяч играем, а в беле.
— А я буду в мяч играть.
— Ну ладно, не будь упрямцем. Мы же все играем в беле.
— А я в мяч.
— Один?
— Один.
— Оставь мяч на завтра. Тебе что сегодня, загорелось?