Лава - Сергей Дмитрюк

— Ты, что?! Спятил? Ты думаешь, о чем ты говоришь?!

Он вперил в меня испепеляющий взор. Ноздри его раздувались, как у разъяренного быка. Мне показалось, еще мгновение, и он бросится на меня с кулаками. — Да, что вы вообще можете знать о наших жертвах?! Понять ли вам, ради чего была пролита кровь нашего народа? Вы у себя, на Земле, живете, как жуки в сиропе! Наша борьба для вас — познавательный экскурс в историю, возможность воочию посмотреть на пути развития «примитивных народов», научный интерес, любопытство докучливых археологов, неожиданно получивших в руки своеобразную машину времени, а с ней и возможность «пощупать» древний мир не по черепкам и окаменелым осколкам, а в живую!

Я быстро посмотрел на него. Он понял, что зашел слишком далеко, и сразу же осекся. Стал в запале быстро ходить по кабинету. Я молча наблюдал за ним, спокойно закинув, нога на ногу. Видимо, немного успокоившись, Ен заговорил снова, словно, я был учеником, которому он — профессор, умудренный опытом, — вынужден объяснять прописные истины.

— Конечно, у нас не все так хорошо, как хотелось бы. Но даже древние говорили: не принося жертв, не возможно обрести счастье! Разве не так? А жертвы отданные революции — святы! Они не были напрасными. Ты знаешь, что нам досталось после Данг-Лао?

— Читал.

— Читал? — Ен усмехнулся. — А я видел это собственными глазами, жил этим, когда пришел работать в ОЗАР! Шестьдесят процентов населения на Гивее влачило нищенское существование, коррупция, пропитавшая весь государственный аппарат, экономика на грани полного краха, спекулянты, уголовники различных мастей, разгуливающие на воле и чинящие беззаконие. И это еще не все. Подпольная торговля на «черном рынке», ночные притоны и прочие сомнительные заведения, в которых процветает наркомания и проституция. Вот, полюбуйся! — Он бросил на стол толстую пачку оперативных сводок. — «Топаз», «Анио», «Гикаку», «Жене», «Бато-Лавуар», «Куро», «Йокомиси», «Пусан»… В одном только Шэнь-Цян их около двадцати!

Я перебирал серые пластиковые карточки с компьютерной распечаткой. Честно говоря, многое из рассказанного Еном было для меня мало понятно, хотя, обо всем этом я уже читал и слышал перед отлетом на Гивею, все это видел своими глазами здесь, на планете.

— А кто содержит все эти бары?

— Не известно. Сколько бьемся, не можем выйти ни на одного мало-мальски крупного дельца.

— И при этом ты отказываешься арестовать Наоку? Наоку, который, скорее всего, и стоит за всем этим? — скептически заметил я.

Ен поморщился, и я понял, что задел его больное место.

— Самое большое, что мы можем, — продолжал он, сделав вид, что не расслышал моего замечания, — это устраивать облавы, которые, в большинстве своем, мало эффективны. Стоит нам разгромить один притон, как в другом конце города появляется три новых.

— Почему бы тогда не провести кардинальную операцию, охватывающую весь город? Арестовать максимальное количество преступников, и выйти через них, наконец, на главного босса или боссов.

— Видишь ли… — Ен почесал затылок. — Здесь не все так просто, как кажется. Ну, во-первых, у нас нет ни средств, ни людей для этого. Ты же должен представлять, сколько понадобится оперативников и техники для такой широкомасштабной операции? А, во-вторых, в каком-то смысле, существование этих заведений выгодно народной власти. Дело в том, — поспешил объяснить он, видя мое удивление, — что все эти притоны, кроме наркотиков и другой дряни, продают населению продовольствие. Конечно, тоже подпольно и в обход наших распределителей. Ведь мы еще не можем снабжать город бесперебойно. Провинция, вообще, сидит у нас на голодном пайке. А у них можно в любое время дня и ночи достать все, что душе угодно. Вот и идут к ним люди, и отдают последние заработанные гроши, чтобы не умереть с голоду.

— Но ведь продовольствие это тоже ворованное из ваших же распределителей! А это уже политика! Явный удар по «престижу революции», как вы любите говорить со своих трибун.

Откровенно говоря, я его не совсем понимал. Ен снова болезненно поморщился. Сказал:

— Не надо, Максим! Не надо язвить на эту тему! Подрыв подрывом, а прикрой мы сейчас все эти заведения, это вызовет такое недовольство народа, что не приведи господи! Ведь они снабжают даже Южный материк! С идеологией-то у нас еще не все в порядке, — сокрушенно добавил он. — В народе живы еще старые стереотипы, взгляд на верховную власть, как на бога, который все может и все видит, но ничего не делает, чтобы помочь бедам людей. А кто в этом виноват? Все та же диктатура, которую мы смели очищающим огнем революции! Ведь, посмотри, что получается. После подавления восстания Квой Сена, власти жестоко расправлялись со всеми инакомыслящими, на планете царил «черный» террор. Они хотели запугать народ, вытравить из него само стремление к свободе и справедливости. Но наш народ был уже не тот. Теперь им уже нельзя было управлять по старому, как стадом скота, опираясь только на силу и страх. Тогда правительство сменило тактику, и со всех трибун важные чиновники стали говорить о своем стремлении дать народу свободу и равенство, о необходимости ставить интересы народа превыше всего, подкрепляя эти призывы незначительным послаблением диктатуры, но оставляя незыблемым ее остов. Народ был ослеплен, оглушен потоком пустых обещаний и призывов. Ему говорили: верьте, очень скоро мы дадим вам все блага этого мира, и вы не будите больше испытывать лишения и голод. И тут же оговаривались: но это время не может наступить сразу, вы же понимаете, что не все так просто, нужно еще немного потерпеть, перенести еще некоторые лишения, и тогда наступит желанная пора всеобщего изобилия и счастья. И самые важные вельможи, включая президента, приложив руку к сердцу, горячо клялись: видите, мы прилагаем для достижения этого все возможные усилия, пускай наши достижения еще малы, но не нужно отчаиваться, ведь это только начало, надо просто верить и работать, верить и работать, и это все, что от вас требуется…

Слушая Ена, мне почему-то подумалось о том, что очень похожая ситуация сложилась и сейчас на планете, хотя революция должна была принести народу Гивеи совсем другое. Интересно, а понимает это ли сам Ен? Сколько я не вглядывался, в черных глазах начальника местного ОЗАР, словно в глухой ночи, лишь изредка появлялись всполохи яростного огня.

В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, на пороге появился дежурный. Увидев меня, он, как мне показалось, удивился, но тут же принял официальный вид. Бодро отрапортовал на вопросительный взгляд Ена:

— Все готово, товарищ Шао!

Какое-то время Ен пристально смотрел ему в лицо, словно, желая убедиться в правдивости его слов. Затем кивнул:

— Прекрасно! — и повернулся ко мне. — Вот тебе иллюстрация к нашему разговору!

— А что случилось?

— Ничего особенного. Просто нашим агентам удалось обнаружить очередной притон на окраинах города. Операция назначена на девять. Если тебе это интересно, можешь принять участие и лично убедиться в эффективности подобных методов. Оружие при тебе?

В какое-то мгновение у меня возникло ощущение, что все происходящее, это хорошо отрепетированный и сыгранный спектакль, но я тут же отбросил от себя эту нелепую мысль. С готовностью хлопнул себя по левому боку, где висела кобура с пистолетом.

— Ну, и хорошо! Тогда едем? — Ен достал из ящика стола увесистый «Т-джи 47» и сунул его за ремень брюк.

Глава вторая Свинцовый дождь

Дома по обе стороны улицы вставали в лучах фар серыми громадами, зияя черными глазницами пустых окон. Своры одичавших собак бродили в темных закоулках дворов, шарахаясь от света наших машин. Проехав несколько безлюдных кварталов, мы остановились.

— Дальше пойдем пешком, — сообщил Ен, откидывая дверцу магнитора.

Из грузовых фургонов одна за другой появлялись тени оперативников и тут же выстраивались в две шеренги. Молча двинулись вдоль улицы, словно призраки, невидимые в ночи. Давно заброшенные дома поднимались к редким звездам безмолвными скалами. На западе призрачный звездный шлейф тонул в серой дымке всходившей луны. Мы с Еном обогнали цепочку людей, и оказались во главе этой молчаливой процессии. Где-то впереди, едва слышимые, раздались голоса людей. Ен поднял руку, приказывая всем остановиться. Быстро взглянул на меня. В свете всходившей луны его глаза стали совсем непроницаемыми. Я понял его безмолвный вопрос и согласно кивнул.

Мы бесшумно пошли вперед, свернули во двор полуразрушенного дома. По едва различимой лестнице поднялись на второй этаж к черному квадрату окна. За ним мутным пятном лежал серый лунный свет. Отсюда была хорошо видна вся улица, по которой мы шли, но главное, как на ладони, внизу лежала небольшая площадь, на которую выходила эта улица. На противоположной стороне площади отчетливо просматривалось полу разрушенное здание, в свете луны, казавшееся голубым.