Герои, жертвы и злодеи. Сто лет Великой русской революции - Владимир Малышев

Керенский до последнего момента самоуверенно отвечал, что у Временного правительства всё под контролем, что войск в Петрограде достаточно для подавления восстания большевиков, которого он даже с нетерпением ждёт, чтобы окончательно с ними покончить. И только когда стало уже совершенно поздно, в 2 часа 20 мин. ночи на 25 октября 1917 года была отправлена телеграмма генералу Духонину в Ставку об отправке в Петроград казачьих частей. Духонин в ответ спрашивал, почему же раньше не передали этой телеграммы, и несколько раз вызывал по прямому проводу Керенского, но тот не подходил.

Позднее Керенский в эмиграции пробовал оправдываться, что, якобы, «в последние дни перед восстанием большевиков все приказы мои и штаба Петербургского военного округа о высылке с Северного фронта войск в Петроград саботировали на местах и в пути». Однако на самом деле таких распоряжений не было.

В советские времена была запущена версия, будто Керенский сбежал из Зимнего дворца в женском платье, переодевшись медсестрой. Сам Керенский утверждал, что уехал из Зимнего в своём обычном френче, на своей машине, в сопровождении предложенного ему американскими дипломатами автомобиля американского посла с американским же флагом.

Однако Дэвид Фрэнсис, бывший американским послом в то время в России, в своей книге «Россия из окна американского посольства» пишет, что американский автомобиль был не «предложен» Керенскому, а захвачен его адъютантами. Также насильственно был присвоен и американский флаг. Керенскому стоило больших усилий покинуть Петроград, так как все вокзалы уже контролировались верными большевикам частями.

Находившийся в Петрограде с августа по ноябрь 1917 и встречавшийся с Керенским агент «Сомервиль» британской секретной службы, которым являлся писатель Сомерсет Моэм, дал ему такую характеристику: «Положение России ухудшалось с каждым днём… а он убирал всех министров, чуть только замечал в них способности, грозящие подорвать его собственный престиж. Он произносил речи. Он произносил нескончаемые речи. Возникла угроза немецкого нападения на Петроград. Керенский произносил речи. Нехватка продовольствия становилась всё серьёзнее, приближалась зима, топлива не было. Керенский произносил речи. За кулисами активно действовали большевики, Ленин скрывался в Петрограде… Он произносил речи».

В 20-х числах ноября Керенский явился в Новочеркасск к генералу Каледину, но не был им принят. Конец 1917 он провёл в скитаниях по отдалённым селениям под Петроградом и Новгородом. В конце января 1918 вернулся в Петроград, в начале мая – в Москву, где установил контакт с «Союзом возрождения России». Когда началось выступление Чехословацкого корпуса, «Союз возрождения» предложил ему пробраться за границу для переговоров об организации военной интервенции в Советскую Россию.

Только в июне 1918 Керенский под видом сербского офицера в сопровождении английского разведчика Сиднея Рейли через север России покинул страну. Прибыв в Лондон, он встретился с британским премьер-министром Ллойд Джорджем и выступил на конференции лейбористской партии. После этого он отправился в Париж. Жил во Франции, участвуя в постоянных склоках и интригах русских эмигрантов. Пытался продолжать активную политическую деятельность, но без особого успеха, выступал с резкими антисоветскими лекциями, призывал Западную Европу к крестовому походу против Советской России.

В 1939 году женился на бывшей австралийской журналистке Лидии Триттон. Когда Гитлер в 1940 г. оккупировал Францию, бежал в США.

Немногим известно, но в 1968 году Керенский попытался получить в США разрешение на приезд в СССР. От него потребовали выполнить ряд условий: признать закономерность социалистической революции; правильность политики правительства СССР; признать успехи советского народа, достигнутые за 50 лет существования Советского государства. Но потом, по неизвестным причинам вопрос приезда Керенского в Москву был неожиданно снят с обсуждения.

Воспоминания жгли беглецу сердце. Советский журналист Генрих Боровик, встречавшийся с Керенским в 1966-м году в Нью-Йорке, рассказал, что первой сказанной бывшим правителем России при встрече фразой было: «Господин Боровик, ну скажите там, в Москве – есть же у вас умные люди! Ну не бежал я из Зимнего дворца в женском платье!»

В конце жизни Керенский тяжело заболел. В нью-йоркской больнице он отказался от приёма пищи и врач вводили ему питательный раствор через капельницу, но Керенский вырывал иглу из вены. Такая борьба продолжалась два с половиной месяца. Фактически он покончил жизнь самоубийством. Местные русская и сербская православные церкви отказались отпевать изгнанника, считая его виновником падения России. Тело отправили в Лондон, где проживал его сын, и похоронили на местном кладбище.

Верноподданный оппозиционер

Во время Февральской революции во главе Государственной думы оказался Михаил Владимирович Родзянко, «второй человек в России», каковым он сам себя считал. Его называли «заговорщиком», и чуть ли не «организатором февраля», а на самом деле крах самодержавия был для него огромной личной трагедий.

Уже сам внешний вид Родзянко был карикатурным, он был толстым, с огромным животом и звучным, раскатистым голосом. За глаза в Думе его называли «барабаном» и даже «самоваром». Да и сам он в шутку именовал себя «самым большим и толстым человеком в России». Была хорошо известна, к примеру, эпиграмма его коллеги Владимира Пуришкевича:

«Варили, варили, варили овсянку —Гадали, гадали – избрали Родзянку…Мораль этой басни моей такова:На полном безрыбьи и – рак голова»…

Однако на самом дел он был убежденным монархистом и прилагал все усилия к сохранению “исторической власти”, в том числе пытаясь подталкивать ее на путь либеральных реформ и конституционализма. Драма его жизни в том, что сделать ему это не удалось.

Родился Михаил Владимирович в 1859 году в селе Попасном Новомосковского уезда Екатеринославской губернии в семье богатейшего помещика. Отец вышел в запас, дослужившись до чина генерал-лейтенанта, был помощником шефа корпуса жандармов в Петербурге. В 1877 году Родзянко окончил Пажеский корпус, откуда был выпущен в Кавалергардский полк. В 1882 году вышел в запас в чине поручика.

Позднее избирался предводителем дворянства Новомосковского уезда, председателем земской управы в Екатеринославской губернии.

В 1906 году Родзянко был избран членом Государственного совета от Екатеринославского земства и после этого началась его стремительная карьера в Петербурге. Вскоре он становится депутатом Государственной думы, одним из основателей и лидеров партии октябристов. В марте 1911 года, после отставки А.И. Гучкова, был избран ее председателем.

Родзянко изложил свою позицию так: «Я всегда был и буду убежденным сторонником представительного строя на конституционных началах, который дарован России великим Манифестом 17 октября 1905 года, укрепление основ которого должно составить первую и неотложную заботу русского народного представительства». Он очень активно использовал право «всеподданейших докладов» государю. Предпочитая действовать кулуарным путем, Родзянко вскоре снискал репутацию человека, который «говорит правду царям».

Когда началась война с Германией, Родзянко заявил: «Отныне должен быть у всех русских граждан один лозунг: «Всё для армии, всё для победы над врагом, всё должно быть сделано для того, чтобы в полном и крепком единении сокрушить тех, которые дерзают посягать на величие России».

С началом войны Родзянко превратился в общепризнанную фигуру национального масштаба. В июле 1914 года патриотические манифестации, направлявшиеся к посольству Сербии, задерживались около дома Родзянко на Фурштатской улице, и председатель Думы выступал с эффектными речами. Утром 26 июля 1914 года, перед открытием сессии Думы, депутаты были приняты государем в Зимнем дворце. «Дума, отражающая в себе единодушный порыв всех областей России и сплоченная одною объединяющею всех мыслью, поручила мне сказать вам, государь, – заявил Родзянко, – что народ ваш готов к борьбе за честь и славу отечества. Без различия мнений, взглядов и убеждений Государственная> Дума от лица русской земли спокойно и твердо говорит своему царю: «Дерзайте, государь, русский народ с вами и, твердо уповая на милость Божию, не остановится ни перед какими жертвами, пока враг не будет сломлен и достоинство России не будет ограждено».

Царь прослезился, а Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, подойдя после выступления к Михаилу Владимировичу, обнял его: «Ну, Родзянко, теперь я тебе друг по гроб. Все для Думы сделаю. Скажи, что надо».