Старая Земля (Лунная трилогия - 3) - Ежи Жулавский

- Что это за звезда?

Рода долго рылся в памяти и в конце концов покачал головой.

- Я не знаю этой звезды,- сказал он, глядя на Луну, с которой они прибыли всего несколько часов назад.

Но Матарету внезапно вспомнился вид, который он наблюдал из окна снаряда, летя в пространстве - и хотя то, что он видел там, было большего размера и не такое светлое, но однако... определенное сходство...

- Луна! - воскликнул он.

- Луна...

Оба со страшной, пожирающей тоской смотрели на спокойно плывущую по небосклону свою безвозвратно утерянную родину.

IV

Из молниеносного поезда Стокгольм - Асуан вышла молодая девушка со светлыми волосами и большими темно-голубыми глазами, все еще глядящими на мир с детским удивлением... За ней, неся в руках багаж, шел седой, но крепкий субъект с несколько выпуклыми глазами и лицом - одновременно патриархальным, хитрым, тупым и добродушным. Ему было неудобно в одежде, скроенной по последней моде, к которой он, видимо, не привык, и он чувствовал себя несколько утомленным от упорно разыгрываемой роли молодого человека, хотя старался этого не показывать.

К девушке, едва она ступила на перрон, быстро подбежал директор самого большого отеля Оулд-Грейт-Катаракт-Палас и с полным достоинства поклоном указал ей на ожидающий ее электрический автомобиль.

- Апартаменты готовы со вчерашнего дня,- сказал он с легким упреком в голосе.

Девушка усмехнулась.

- Благодарю вас, дорогой директор, что вы сами прибыли, чтобы встретить меня, но вчера я в самом деле не могла приехать. Я телеграфировала вам.

Директор снова поклонился.

- Вчерашний концерт был отменен.

Говоря это, он снова показал рукой на ожидающий автомобиль.

- Ах, нет! Подвезите только мой багаж... У вас где-то были билеты,- обратилась она к спутнику.- А я пойду пешком. Не так ли, господин Бенедикт? Это будет так приятно. Здесь совсем недалеко.

Бодрый старичок что-то буркнул себе под нос, ища в карманах билеты, а директор отпрянул назад, стараясь не выказать огорчения. У знаменитой Азы могли быть любые фантазии, даже такие невероятные, как прогулка пешком.

Певица, миновав железнодорожные постройки, бодро шла по аллее, усаженной низкими пальмами. Она с удовольствием набирала в грудь сладковатый воздух уходящего дня. Сегодня утром, завернутая в теплые меха, она села в поезд в Стокгольме, в течение нескольких часов пролетела через туннель под Балтийским морем и через Европу, и снова через туннель под Средиземным морем, через западную часть Сахары - и прежде чем солнце успело зайти, смотрит на него с берега Нила, с удовольствием расправляя в теплом воздухе свое молодое тело, несколько задеревеневшее от долгого сидения.

Радуясь движению, она шла очень быстро, забыв о своем спутнике, который едва успевал за ней, и не заметила, как оказалась перед огромным отелем. Ей был приготовлен номер на самом почетном верхнем этаже с видом на Нил.

Садясь в лифт, она спросила о ванне - она, естественно, была готова. Ужин она велела подать через два часа в ее собственную столовую, так как не желала спускаться в общий зал.

Поручив господину Бенедикту позаботиться о служащих, вносящих багаж, она закрылась в своей спальне, отослав даже горничную. В стене рядом с постелью была дверь в ванную; она широко распахнула ее и начала раздеваться. Уже в одном белье она уселась на софу и опустила голову на руки. Ее больше глаза утратили детское выражение, какое-то несгибаемое упорство горело в них холодным блеском, маленький пурпурный рот сжался. Она задумалась...

Потом быстрым движением сорвалась с места и подбежала к телефону, находящемуся на противоположной стороне кровати.

- Прошу соединить меня с Центральной станцией европейских телефонов...

Какое-то время она ждала в молчании.

- Да. Хорошо. Говорит Аза. Где находится доктор Яцек? Проверьте, пожалуйста.

кая-то раскрашенная кокотка обратилась к нему с просьбой одолжить ей немного денег, он, не говоря ни слова, развернулся и отправился обратно в отель.

Аза уже ждала его в столовой.

После обеда, съеденного вдвоем, господин Бенедикт протянул певице портсигар. Она отклонила его легким движением руки.

- Нет, благодарю вас. Я не буду курить. И вас тоже прошу не курить сегодня при мне. Я берегу горло для завтрашнего концерта.

Старичок поспешно спрятал портсигар, хотя на его добродушном лице промелькнуло грустное выражение.

- Пойдите в свой номер и выкурите там сигарету,- предложила Аза,- и через минуту вернетесь сюда. Это же рядом.

- Нет. Я переехал на этаж ниже.

- Почему?

- Здесь для меня было слишком дорого. Аза разразилась смехом.

- Вы просто великолепны! Ведь у вас куча денег. Господин Бенедикт почувствовал себя задетым. Он с отцовской снисходительностью посмотрел на смеющуюся девушку и с легким упреком произнес глубокую сентенцию:

- Дорогая мой госпожа, кто не относится к деньгам с почтением, того деньги тоже не любят. У меня они есть, потому что я не бросаю их на ветер.

- Зачем же тогда вам они?

- Это мое дело. Хотя бы затем, чтобы после каждого выступления осыпать вас цветами. Я тяжело трудился половину своей жизни... Если бы я поступал так, как вы...

- Как я?!

- Конечно. Вы телеграфом отменили вчерашний концерт и теперь будете должны заплатить Обществу гигантскую неустойку...

- А мне так нравится!

- Ах, если бы это вам действительно нравилось! Но вы, дорогая госпожа, опоздали только по легкомыслию - вы по рассеянности пропустили последний поезд, засидевшись на приеме в клубе. А ведь я вам говорил!..

Певица вскочила на ноги. Ее детские глаза вспыхнули от гнева.

- Ни слова! Ни слова об этом никому! Впрочем, это неправда. Я не приехала вчера, потому что не захотела.

- Но дорогая госпожа, к чему этот гнев? - мягко сказал испуганный старичок.- Я совершенно не хотел рассердить вас и даже не думал...

Но Аза уже смеялась.

- Ничего не случилось. Ах, какое у вас обеспокоенное лицо!.. Господин Бенедикт,- вдруг неожиданно спросила она,- как вы считаете, я красива?

Она стояла перед ним выпрямившись, в легком, цветном домашнем платье с широкими рукавами, с угловым вырезом у шеи. Голову, с короной светлых волос, она откинула назад, руки сплела

на шее, выставив вперед белые округлые локти. На ее губах дрожала манящая улыбка...

- Красива, красива! - шептал мужчина, глядя на нее восторженными глазами.

- И очень красива? - Очень...

- Прекрасна?

- Прекрасна! Великолепна!

- Я устала,- она неожиданно снова изменила тон.- Идите к себе.

Однако после его ухода она не пошла отдыхать. Поставив белые локти на стол и опустив подбородок на руки, она сидела, задумавшись, нахмурив брови и твердо сжав губы. Недопитый бокал шампанского стоял перед ней, играя топазовой радугой в бьющем отовсюду электрическом свете. Стекло было венецианское, старое, тонкое, как лепесток розы, слегка зеленоватого цвета, как будто окутанное легкой опаловой и золотой дымкой. Рядом на белоснежной скатерти лежали огромные, почти белые грозди винограда из Алжира и более мелкие, цвета запекшейся крови, привезенные с греческих островов. Наполовину разломленные персики, как женщина раскрывали свои душистые, жадные к поцелуям, но холодные уста.