Зорге, которого мы не знали - Ганс Гельмут Кирст

личностью. В Токио хватало чудаковатых иностранцев, но таких, как Зорге, — ни одного.

На лице Рихарда появилось выражение, присущее центральному нападающему, собиравшемуся забить неотразимый гол. В японской столице о нем ходила дурная слава, которую он старался поддерживать, — слава грубияна, скандалиста и вообще курьезного человека.

Управляющий с облегчением заметил, что доктор Рихард Зорге, лучше других информированный иностранный корреспондент в Токио, у которого повсюду были собутыльники и друзья, сегодня был лишь слегка подшофе. Стало быть, скандала пока не будет.

— Позволю себе заметить, — любезно полушепотом обратился управляющий, — сейчас здесь находится госпожа Шварц, Мартина Шварц.

— Если бы ее звали Блау[13], было бы гораздо лучше, — ответил Зорге.

Управляющий отреагировал на шутку смешком.

Зорге разглядывал присутствующих, словно это были экспонаты музея восковых фигур. В фойе гостиницы обычно собиралось все токийское, так называемое «высшее общество», состоявшее из деловых людей, дипломатов и журналистов, иностранцев и японцев, мужчин и женщин, фашистов, демократов и вечно нейтральных. У них было одно общее: они могли позволить себе платить за выпивку и закуски по высоким ценам «Империала».

Зорге через все фойе направился в бар. Не доходя до стойки, он поднял два пальца правой руки. Бармен понял знак и тут же приготовил двойную порцию виски, которую Рихард выпил одним махом. Бармен снова наполнил стакан.

Зиберт, модный писатель из Франкфурта, приехавший в Японию, чтобы собрать материал для новой книги, подошел к Зорге. Он ценил журналиста не только как неисчерпаемый источник различных сведений о Японии и Дальнем Востоке, но и как личность. Зорге знал об этом и, не показывая, что это ему льстит, охотно помогал литератору.

— Что вы скажете об этом, Зорге? — спросил Зиберт.

— А что вы имеете в виду? Виски? У него не та температура, которая должна быть.

— Нет, речь идет о начале войны. Каковы ваши комментарии?

— Полагаю, что это настоящее безумие.

— Войны, — согласился Зиберт, — это всегда безумие.

Мужчина у стойки вмешался в их разговор:

— Не скажите! Главное, что они эффективное средство защиты интересов науки и государства.

Зиберт взглянул на незнакомца с удивлением, ибо, как тактичный человек, он не привык, чтобы кто-то бесцеремонно вступал с ним в разговор.

Зорге же, опорожнив стакан, презрительно посмотрел на нахала и не торопясь обратился к Зиберту:

— Вас, видимо, интересует, кто это вмешался в наш разговор?

— Я не слишком любопытен, — скромно заметил писатель.

— Этого наглеца, — громко продолжил Зорге, — кажется, зовут Бранцем. Да-да, Августом Бранцем.

Он из персонала немецкого посольства, а по профессии — людоед. Присмотритесь к нему внимательно, Зиберт, это — атташе по вопросам полиции.

— Ну и хорошо, — ответил мирно Зиберт. В его глазах мелькнуло беспокойство.

Бранц подошел к ним вплотную и сказал:

— Не будем обсуждать здесь ваши манеры, Зорге. И все же хотел спросить: считаете ли вы безумием войну, начатую фюрером против Польши?

Зорге внимательно посмотрел на него и спокойно произнес:

— Нет.

— Мы далеки от этой мысли, — поддержал его Зиберт.

— Хотел бы на это надеяться, — буркнул Бранц.

— Эту войну следует считать не безумием, а чем-то другим, — продолжил Зорге. — Представьте себе Германию и Польшу. Предположим: я — Германия! Просто в качестве примера, само собой разумеется. — Широкоплечий, мускулистый здоровяк выпрямился при этом и принял боксерскую стойку.

Бранц невольно отшатнулся.

— Итак, я — Германия и выхожу на улицу. Около гостиницы всегда ошиваются парнишки. Один из них — маленький, худенький и чахоточный — продает спички. Так вот, я подхожу к нему, бью его в подбородок и затем в живот, а когда он падает, прыгаю на него так, что хрустят косточки. Вот какова война с Польшей, Бранц. И нечего разглагольствовать о государственных интересах и национальной необходимости.

— Ладно, — примирительно произнес Зиберт и положил свою тонкую руку на плечо Зорге.

Полицейский атташе криво усмехнулся и сказал с нескрываемой угрозой:

— Поосторожней, Зорге. Вам тоже не все позволено.

— Что вы имеете в виду?! — резко спросил Рихард.

— Вы — немец и подпадаете под действие немецких законов. А немецкую полицию в Токио представляю я, господин Зорге.

У Зорге сузились глаза, брови угрожающе нахмурились, но он сдержался. Прошло несколько секунд. Вдруг он рассмеялся, схватил стакан виски, услужливо поставленный барменом, и опрокинул его содержимое в рот.

Бранц отвернулся. Он более не улыбался. Втянув голову, заказал себе выпивку. Голос его при этом звучал не очень уверенно.

— Пойдемте, — потянул Зиберт за руку Зорге, — присядем за столик. — И добавил: — Будьте осторожны. Ваши высказывания иногда весьма рискованны. Правда, здесь на них мало кто обратит внимание, но зачем давать полицейскому атташе пищу для размышлений?

— Может быть, я хотел посмотреть, как он отреагирует на критику, — неожиданно миролюбиво ответил Зорге.

— Теперь вам известно. Во всяком случае, этот парень — не ваш друг.

— Такие друзья мне ни к чему!

— А если он станет вашим врагом?

— Чем больше врагов, тем больше чести, — засмеялся Зорге беззаботно. Оглянувшись, он заметил, что Бранц испытующе смотрел ему вслед. «Проклятый полицейский шпик все-таки насторожился», — подумал он.

Зиберт направился к столику, за которым сидела Мартина Шварц в окружении поклонников.

— Разрешите? — спросил Зиберт и, не дожидаясь ответа, пододвинул два стула от соседнего столика, не обращая внимания на реакцию сидевших за ним посетителей. Один из стульев он поставил справа, а другой слева от Мартины, сел сам и жестом пригласил занять место Зиберту.

— Так вы доктор Рихард Зорге? — произнесла с любопытством Мартина Шварц.

— Да, это я собственной персоной. И слышал очень многое о вас.

— Приятное?

— К счастью —