Фармацевт 3 - Александр Юрьевич Санфиров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но в возраст поздний и холодный,
на повороте наших лет
Печален страсти мертвый след
И, в общем, так и было. За студенческие годы в моей квартире побывали немногие подруги, но ни к одной из них не возникло чувство любви. И я уже думал, что не смогу испытать его вновь.
А сейчас я сидел и чувствовал, что волнуюсь, как юноша. Как будто в первый раз пришел в кино и сейчас, набираюсь смелости забрать ладошку девушки в свои руки. Что я, собственно и сделал.
Фильм мне не понравился, в той жизни смотреть его не довелось, а после сегодняшнего просмотра решил, что и к лучшему, зато моя спутница, достала из сумочки кружевной платочек и периодически вытирала слезинки, шмыгая носом.
После окончания кинофильма никто не расходился, большинство присутствующих плавно перетекли в фойе, где уже звучали аккорды настраивающегося ансамбля.
Молодежь в основном толпилась у сцены, а люди постарше, расселись на стульях у стен и приготовились наблюдать за происходящим.
Краем глаза я заметил Валентину Григорьевну, они с Татьяной Петровной сидели рядышком и оживленно болтали, наверняка, сплетничая про всех, кто попадался на глаза.
Лида же явно нервничала, тискала в руках свой ридикюль и старалась спрятаться за меня.
— Саш, может, мы домой пойдем? — в какой-то момент тихо спросила она.
— Ну, пойдем, если хочешь, — так же тихо ответил я. — Не поделишься, что тебя беспокоит?
Делиться своими переживаниями девушка не стала, но и на уходе больше не настаивала. А когда заиграла музыка, нервозность у нее стала не так заметна, чем я не преминул воспользоваться и пригласил её на танец.
— Неужели ты никогда не ходила на танцы? — я не удержался от вопроса, все же чувствуя, что напряжение её не отпускает.
— Ну, в школе пока училась, ходила на вечера, — ответила девушка, старательно держась от меня на пионерском расстоянии.
— А в училище?
— Во время учебы я жила у тетки, та меня после восьми часов из дома не выпускала, — откровенно призналась Лида.
Танец закончился, и мы с девушкой встали ближе к стене. Что-то меня клубные танцы пока меня не вдохновляли.
— Нет, все-таки в одну и ту же воду дважды не зайти, — думал я, глядя на танцующую молодежь. — Пойти домой, что ли?
— Белый танец, приглашают дамы! — объявил клавишник из оркестра.
На другой стороне зала я заметил нескольких девушек из столовой. Они оживленно переговаривались и периодически поглядывали в нашу сторону. Не дожидаясь, начала танца, ко мне решительно направилась Варя Сидоркина. Та с первых дней моего появления в столовой, оказывала знаки внимания, и даже безрезультатно приглашала на танцы.
Пока раздумывал, как поступить, она подошла к нам и, улыбаясь, заявила:
— Саша, я приглашаю тебя на танец.
Обижать отказом девушку не хотелось, поэтому пришлось принять приглашение, что же делать, если девушка с которой ты пришел, тебя не пригласила танцевать.
Варя во время танца без особых сомнений закинула мне руки на шею и прижалась всем телом.
— Ого! — мысленно воскликнул я. — Вот это я понимаю раскованность!.
Девушка молчать не собиралась и принялась усиленно щебетать, рассказывая, как она рада, что я, наконец, решил выйти в свет, пусть и с такой букой, как Лида Циммерман. И усиленно стреляла глазками, как бы показывая, что она то совсем не бука.
А Лида, тем временем, с независимым видом стояла в одиночестве у стены.
— Неужели у неё совсем нет подруг? — подумал я. — Так же не бывает.
Танец закончился, я проводил Варю на место и вернулся к Лиде.
Та ничем не показала, что сердится за белый танец. Что меня немного задело. Могла бы для вида хотя бы слегка приревновать, все-таки мы парой пришли в клуб.
В одиннадцать часов ансамбль свою работу завершил, и народ стал расходиться. Те, кто постарше ушли намного раньше, удовлетворив свое любопытство. Так, что Валентины Григорьевны в компаньонах сейчас не было.
Как ни странно, танцы обошлись без драк, что меня немало удивило. Не исключено, потому что большинство посетителей были немцами. Недаром в отдельные моменты я чувствовал себя в клубе иностранцем из-за немецкой речи вокруг. Многие разговаривали на причудливой смеси немецкого и русского языков. Матерились только отдельные личности, изредка и на чистом русском языке.
Не такой уж большой был поселок, так, что вскоре мы дошли до дома.
Постояв немного у калитки, зашли домой. Осень уже вошла в свои права, и на улице изрядно похолодало.
Валентина Григорьевна уже лежала в своей комнате, откуда нам сообщила, что ужин в духовке, и мы можем перекусить перед сном.
Мы ели остывшую курицу и молча смотрели друг на друга. Может быть, если бы не Валентина Григорьевна, я бы пригласил девушку, наверх, к себе, хотя бы просто поговорить. Но на кухне, когда за дверью еще не спала, возможно, будущая теща, разговор у нас не клеился. Так, что, пожелав друг другу спокойной ночи, мы разошлись по своим комнатам.
Зима, как всегда, пришла неожиданно. Но на частоту поездок моего начальника выпавший снег не повлиял. После того, как мы на Волге пару раз буксовали на ровном месте, Рудольф Августович приказал, снова пересесть на газик, а Волгу заводить только при поездке в город.
К этому времени двигатель уже прибыл из капитального ремонта и установлен на место. Единственно, старый тент был в жутком состоянии, я пытался его зашивать, но ветхий брезент тут же рвался в новом месте.
Шефер, как-то раз, глядя на мои старания, сообщил:
— Могу подсказать, где можно взять новый тент.
Я, как раз здорово наколол палец швейным шилом, и со злости выругался.
— Генрих Оттович, третий день смотрите на мои мучения, могли бы давно сказать. Кстати, на складе такого тента нет, я у Кайрата Адамовича уже спрашивал.
— Да я только вспомнил, — смутился главмех. — Понимаешь, пару лет назад в нашей амбулатории списали такой же газончик, а новый тент для него главный врач зажилил. У них сейчас две буханки на скорой помощи, и тент им ни к чему. Можешь у него поклянчить.
— Так, может вы и попросите, Генрих Оттович, кто я, и кто вы. Вам то он быстрее согласится отдать тент, чем мне.
— Понимаешь, тут сложно все, — Шефер неожиданно смутился. — У нас с Токишевым непростые отношения.
Я понимающе кивнул. Ясное дело, что-то не поделили товарищи начальники, а у холопа, то бишь меня, чуб трещит, ну, или тент расползается.
Вечером во время ужина
