Юность Бабы-Яги - Владимир Качан

И Саша поцеловал ее, сначала едва прикасаясь, как и обещал, потом все теплее и горячее. В первые же 20 секунд он убедился в том, что Вета не врала, признаваясь в своей неопытности; в следующие 20 секунд он удивился тому, как она быстро учится; в оставшиеся 20 секунд он подумал, что теперь ему надо учиться у нее; а когда их губы наконец разъединились, а руки продолжали обнимать, и они замерли оцепенело и только тяжело дыша, – Саша вдруг осознал и даже испугался немного, что его «любовь с первого взгляда» – не простое приключение на знойном юге, что эти губы он не скоро забудет. «Будет лентой пулеметною красоваться поцелуй» – как предупреждал об опасности один песенный шлягер. Но… как уже было сказано выше, падать в бездну – излюбленная забава некоторых Поэтов; и страх, что все теперь будет непросто, их никогда не останавливает.

Говорить после такого соединения губ, рук и сердец – было бы совершенно невозможно. Любое слово сейчас было бы фальшивым или по крайней мере ниже и хуже только что происшедшего. Оставалось одно: целоваться дальше, но уже не как учителю-сексологу с ученицей, а как равноправным партнерам. Остальные двое им не мешали. Саша посмотрел в их сторону и увидел, что они заняты тем же. Вета тоже посмотрела и негромко засмеялась.

– Ты что? – спросил Саша. Теперь уже обращение «вы» было бы совсем неуместным.

– Да так, – сказала Вета, – я подумала: не слишком ли быстро мы все набрали обороты?..

– И что ты себе ответила?

– Мне все равно, – подумав, сказала Вета, – потому что было хорошо.

Стало совсем темно, что было только на руку двум парам, которые на скамейке упоенно предавались скромным радостям безопасного секса, не заходя пока за красную черту. К тому же минут пять назад фонарь, стоявший рядом со скамейкой, очень кстати погас. Темнота скрывала все возрастающую дерзость Сашиных рук и полуобнаженную грудь Виолетты, которую он целовал, все более возбуждаясь от отсутствия возражений с ее стороны. Ее тоже возбуждало все больше и больше все то, что они с Сашей делали. Его рука, гладившая ее в тех местах, к которым до сих пор никто не прикасался, заводила ее еще больше. Вета с удивлением поняла, что, слегка раздвинув ноги, до этого сомкнутые напряженно, она испытывает непривычные, но приятные ощущения и позволяет его руке двигаться все дальше. Но дальше было нельзя, и Вета мягко убирала Сашину руку, а потом, словно компенсируя этот безмолвный отказ, начинала его целовать, шепча: «Саша, пожалуйста, ну, не надо, ну, пожалуйста». Но через минуту Сашина рука вновь возвращалась туда же, и все начиналось по новой.

«Я сейчас или лопну, – думал Саша, – или произойдет семяизвержение». А Виолетта думала: «Ни за что! Я буду принадлежать тут в Севастополе только Сёмкину!» А потом думала: «Может, и хорошо, что и Сёмкин меня возьмет уже чего-то умеющей, хотя бы – целоваться. Саша добрый и хороший, он научит и поймет. Я ему потом все расскажу. А основному, главному, пусть научит Сёмкин». Хотя и было слишком наивно думать, что ее Сёмкин – этакая «Камасутра» для русской территории, и он знает нечто такое, что могло бы озадачить и Индию, и Францию, и что с ним она испытает такие пароксизмы страсти, которые сделают ее стопроцентной женщиной. Неизвестно еще, каков Сёмкин мужчина. «А может, он вообще голубой?» – вдруг посетило Виолетту страшное предположение. А Саша – вот он, живой, теплый, нежный, неглупый, добрый… но сразу нельзя, нет. Нет, сразу – ни в коем случае! И потом, с Сёмкиным надо хотя бы попытаться, и уж если не получится, тогда ладно, тогда с Сашей.

Саша пока не знал, что назначен дублером первого мужчины. Знал только одно: он хочет эту девушку, как никого и никогда, и у него были основания предполагать, что и она хочет. У него уже все ломило в паху, слишком долго продолжался этот петинг и слишком долго он был возбужден, не имея никакого выхода. Ему надо было извергнуться во что бы то ни стало. «Не в нее, конечно, она на это не пойдет, по крайней мере сегодня, это уже ясно, – думал Саша, как всегда, идеализируя партнершу, – но хоть как-нибудь и куда-нибудь». Отойти для последующей мастурбации куда-нибудь в сторону было как-то совсем недостойно, и Саша, в очередном пике ласк, вдруг взял и положил Ветину руку на то место, которое приносило ему сейчас наибольшие физические муки. Вета испугалась, вздрогнула, отдернула руку, но Саша, продолжая целовать ее, мягко, но настойчиво эту руку вернул. И Вета вдруг испытала еще большее возбуждение от этого прикосновения, вернее от того, что почувствовала: она сейчас с ним может делать все, что захочет. Саша сжал ее руку своей в этом месте, и она догадалась, как следует поступить с тем, что попало ей под руку. Саша застонал.

– Отойдем в сторону, – хрипло и страстно шепнул стихотворец.

– Куда? – опять испугалась Вета.

– Не бойся ничего, – продолжал Саша, поднимая ее со скамейки, – я ничего плохого тебе не сделаю. Отойдем туда, в кусты, – он показал в сторону позади скамейки.

Вета уже не контролировала себя (почти не контролировала! – следует отметить ради полной истины), она была взведена до предела, щеки ее горели, во рту было сухо. Они скрылись в густой темноте кустов. Саша опять поцеловал ее и опять взял ее руку и поднес к своему детородному органу, который сейчас обречен был не выполнять свои основные функции, предназначенные природой для рождения детей, а напротив – грубо, неэкономно и бездарно окропить землю города-героя Севастополя. Трясущимися руками, не способными в данный момент удержать ничего, кроме содержимого брюк, он расстегнул на них «молнию». Вету такое продолжение уже не шокировало, она этого даже ждала.

– Вета, возьми, сделай хотя бы рукой, иначе меня просто разорвет, – продолжал лопотать и захлебываться Сашин половой энтузиазм. Но ее и просить уже было не надо. Она знала или же угадывала, что и как надо делать, только мелькнула в тот момент тень удивления: а чем же еще, если не рукой? – и тут же исчезла, уступив место вдохновенному эрзацу полового акта, который она сейчас совершала. Саша только поскуливал тихо, закрыв глаза, и весь дрожал. И Вета внезапно ощутила совсем новое, никогда до того не испытанное – она сейчас владела им, он был весь ее, он в эти секунды был ее рабом. И еще одно – что это ощущение безграничной власти над мужчиной, хотя бы на короткое время, возбуждает ее еще больше. А Сашина рука в это время продолжала все лихорадочнее и быстрее гладить ее ноги и грудь, и она вдруг испытала настоящий экстаз в ту же секунду, когда Саша отстранившись, чтобы не запачкать ее платье, оросил своим семенным фондом траву у ее ног. У них все произошло одновременно, у него – от естественного хода событий, у нее прежде всего от осознания власти над ним. А ведь это – всего лишь детские шалости в кустах, и что же будет, когда она научится основному?..

Постепенно успокоились и вернулись к скамейке. Там тоже что-то произошло – в этом же плане, в другом ли, – но произошло, и Петя с Анжеликой допивали шампанское, мирно беседуя.

«Ну вот и хорошо, – облегченно подумал Саша, – теперь можно и просто поговорить, отвлечься на какое-то время от изнурительного полового влечения».

Анжелика тут же обрадовала подошедшую подругу, что у них появился шанс проникнуть на корабль. Вета чуть приподняла брови, что должно было означать безмолвный вопрос: надеюсь, ты не сказала, зачем?.. Жика чуть прикрыла глаза, давая понять, что все в порядке, и тут же сказала (надо же было Вету предупредить, что версия причины, по которой они должны туда попасть, ею уже озвучена):

– У нас же их автографов только нету, да Вета?

– Почему? – включилась Вета мгновенно. – Нет еще Васина с Никой, Станиловского нет, потом еще вот этой, со смешной фамилией Оксана Чушь… – Вета перечисляла тех, кого сейчас могла вспомнить, тихо закипая от ненависти к себе и Жикиной идиотской версии, которую она сейчас вынуждена была поддержать.

Саша чуть насмешливо и не слишком-то доверчиво посматривал на нее; он уже немного знал ее, и она совсем была непохожа на обыкновенную собирательницу автографов. А Вета с возрастающим ужасом думала, как выкручиваться, если он вдруг попросит показать их мнимую коллекцию автографов, ведь если они за автографами пришли, то у них сейчас должен быть и соответствующий блокнот. «Скажу, что собираем на отдельные листочки, а потом вклеиваем в специальный альбом», – подумала Вета, чувствуя себя сейчас набитой дурой, пустоголовой поклонницей у подъезда эстрадного фетиша. Она невольно играла сейчас роль человека глупее, ограниченнее, неинтереснее самой себя, – той, которая была перед Сашей все это время. И Саша не верил, она это видела и даже покраснела, что, в общем-то, было ей несвойственно. Хорошо еще, темно было. Но Саша, видно, решил принять предложенное вранье, потом он все равно узнает подлинную причину, ну а Пете… Пете вообще было все по фигу.

– Так вы с Петей, значит, тут из-за фестиваля? – спросила Вета.