Поганое поле. Возвращение (СИ) - Цзи Александр

Тогда откуда такое равнодушие к смертям тех, кого я лично отправил на тот свет? Такое впечатление, словно убивать для меня — дело привычное.

Или я психопат без стыда и совести?

Но откуда в таком случае боль и страдания из-за смерти (смерти ли?) Витьки Смольянинова?

Нет, я не психопат. Но я убийца.

За тонкими стенами шатра раздавались разные звуки: короткое блеяние, топот, негромкие голоса, лай. Но постепенно шум затихал, становище засыпало. Деревенские жители ложатся рано.

Мои мысли начинали путаться и заплетаться. Меня тоже клонило в сон.

Вдруг подумалось: эй, а наложницы-то сами ели? Я как-то не заметил. Может, им нужно мое разрешение, а я его по незнанию не дал, и теперь они лежат в серали и слушают грустные вопли пустых желудков?

Совесть меня замучила настолько, что я решил их позвать (не врываться же в гарем среди ночи!), но имя азиатки напрочь вылетело из головы, а подключать СКН было неохота. Имя второй я-то помнил. Она — тезка моей бывшей, слинявшей в столицу Вечной Сиберии.

— Катерина?!

В серали зашуршало, послышались торопливые шаги. В свете огарка свечи из-за занавески показалась фигура в белом, с распущенными длинными светлыми волосами, совсем как привидение. Это была Катерина в длинном, до пола, халате… Нет, не в халате, а пеньюаре. Полупрозрачном, как марля!

Под пеньюаром, как нетрудно догадаться, была только сама Катерина.

— К йиим праву явилась, пано, — прошептала она.

Я подскочил на своем траходроме, челюсть отвалилась.

— Опачки! — вырвалось у меня. Я плохо понимал, что болтаю. — Я хотел спросить, вы с… с Азалией, да… кушали сегодня? И ребенок… не знаю, чей он…

Катерина подняла на меня прозрачные глаза со смесью легкого удивления и одобрения.

— Азалия?

— Да, Азалия. Вы с ней кушали?

Катерина промолчала, снова потупившись, зато спустя пару секунд из сераля вышла Азалия. Тоже в полупрозрачном пеньюаре на голое тело. Фигуры, надо сказать, у обеих были отменные. Я отметил, что у обеих начисто отсутствует растительность на теле. Женских станков я нигде не видел; не знаю, чем они эту растительность выщипывают в условиях кочевой жизни. Видимо, наложницы обязаны тщательнейшем образом следить за собой.

— К йиим праву явилась, пано, — выдохнула Азалия.

Что они бормочут? “К вашему праву явилась, господин?” Разве так говорят?

У Отщепенцев, похоже, говорят.

Пока я разевал рот и ворочал скрипящими мозгами, дамы отодвинули полог и на коленях подобрались ко мне. Я инстинктивно отпрянул, закрываясь простыней, но наложницы мягко толкнули меня в грудь, и я бухнулся на подушки. Катерина и Азалия улеглись, как кошечки, по обе стороны от меня и принялись гладить по животу и груди. Азалия зацокала языком, пальчиком проводя по полумесяцу синяка от копыта.

Довольно скоро их шаловливые ручки опустились ниже и взялись за дело всерьез.

“У жизни Отщепенца есть свои плюсы… — подумал я прежде, чем способность рассуждать меня не покинула. — Раньше я в групповушках-то не участвовал… Или участвовал? Не помню. Я даже не помню, был ли у меня вообще секс. Хотя у меня была девушка… Но это сейчас неважно…”

— Если б я был Гришан, — негромко пропел я, переиначив слова известной песни, — я б имел двух жен!

Глава 3. Глаза Урода

Совет становища состоялся в самом большом шатре в центре поселения. Его, собственно, и возвели специально для важных встреч. В остальное время, то есть большую часть времени, он стоял пустой, и в нем иногда играли дети. Внутри не было ничего особенного, только по кругу лежали толстые подушки для задниц заседающих особ, а перед каждой подушкой стоял маленький наклонный столик для того, чтобы делать записи. Отщепенцы, оказывается, делали конспекты заседаний!

Внутри шатер поддерживался тремя деревянными столбами с вырезанными на них на уровне головы лицами суровых бородачей и длинноволосых женщин с закрытыми глазами.

В этот шатер меня проводил после завтрака парень-магл без ведовских тату и ауры волшбы. Я не знал, чей он наложник и наложник ли вообще, и что с ним делают по ночам. Выглядел он вполне прилично, даже улыбался.

За бурную ночь мой СКН ухитрился записать немало слов южного наречия. В основном, слова из категории нежно-ласкательных и провоцирующе-грубых, но все же мой словарь пополнился. С посланцем я разговаривал уже без посторонней помощи. Прав оказался доктор Тарас Игнатьич Пономарев из моего виртуального квеста, когда уверял, что СКН поможет выучить новый язык за один день!

В целом, южное наречие относилось к славянским языкам, но с гигантским пластом лексики, пришедшим, насколько я понял, из английского и сильно трансформировавшемся под влиянием русской грамматики. “Йии”, означало “ты” или “вы” и происходило, наверное, от английского “you”, как бы дико это не звучало; “вам” или “тебе” на отщепенском языке соответствовало “йиим”. То есть окончание в виде буквы “м” в слова “вам” осталось в неприкосновенности.

Обращение Отщепенца к другому Отщепенцу в виде “бро” или Отщепенке — “сис” — и вовсе никак не изменилось и полностью перекочевало из английского. Видимо, это обращение стало международным давным-давно, еще во времена “буржуев”, так подробно отраженных в незабвенном квесте. К “маглам” так обращаться не полагалось. Зато “маглы” обращались к Отщепенцам-ведунам не иначе как “пано” (к мужчинам) или “панньё” (к женщинам). Причем обращение не имело множественного числа.

Ночь выдалась продуктивной и полезной во всех смыслах. Во-первых, был чрезвычайно доволен мой озабоченный гомункул — настолько, что впал в спячку на несколько дней. Во-вторых, я подтянул знания языка и продолжил обучение за завтраком, разговаривая с Кирой и записывая новые слова на нейрочип.

Меня сбивал с толку парадокс: Кира не знает сленговых словечек-англицизмов, но при этом свободно тарахтит на отщепенском, в котором этих самых англицизмов выше крыши. Как такое возможно?

И я нашел ответ: скорее всего, русско-славянская грамматика с ее гибкими изменчивыми окончаниями настолько исказила английские слова, что Кира просто никак не отождествляет их с моими словечками родом из “эпохи буржуев”.

Теперь, когда гомункул уснул и мое мышление очистилось от гормональных выбросов, я сподобился посмотреть на Киру не как на молодую женщину, а просто как на человека. И вспомнил одну особенность: я не смог подействовать на нее волшбой с помощью М-стикеров (тогда еще кусочков коры с нарисованным ножом Знаком Морока), но Викентий выбил ее из седла одним пассом…

Я делал что-то неправильно или Викентий был намного более мощным ведуном? Спрашивать Киру бессмысленно — она мало что смыслит в магии, как и я, собственно, но вот с Викентием поговорить стоит.

За завтраком же я узнал про судьбу детей, выросших в становищах. Азалия и Катерина поведали, что до пятнадцати лет дети — неважно, чьи они: ведуна или магла — воспитываются одинаково, без сословных различий. Их учат охотиться, сражаться, заниматься сельским хозяйством и прочими необходимыми для жизни в Поганом поле вещами. В пятнадцать же лет они проходят экзамен на владение волшбой. Если обнаружатся задатки мага, их учат Ведам Форм и принимают в ряды Отщепенцев. Если нет, то таким детям дорога в маглы.

Владение магией не передается по наследству, то есть магл может породить ведуна, а ведун — магла, как карта ляжет, поэтому насчет чистоты крови никто не заморачивается.

Отщепенцы-ведуны превыше всего ценят личную свободу и не создают семей, живя с наложниками или наложницами. А вот маглы семьи, как правило, создавали, хоть и не всегда. Они вкалывали на полях и в сералях, пасли скот, выполняли разную работу, но при этом получали и воинское “образование”. В становищах сражаться обязаны все поголовно, даже кони и собаки, не говоря уже о людях.

Если же человек не имеет никаких склонностей к воинскому искусству и не поддается никакой дрессировке, то его изгоняют из становищ. Говорят, таких бродяг принимают в Республике Росс, но это не точно. По мнению моих наложниц, такие бездари не нужны никому, даже странным россам.