Последняя крестьянка - Валентина Гусева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сердобольные люди давали Любке кое-какую одежду и обувь, посылали в соцзащиту, куда горожане валом валили все ненужное. Любку одевали, читая ей наставления. Но она ничего не берегла, не стирала, как говорили, все «спускала» и снова появлялась на улице в таком виде, что проходящие мимо мужики презрительно сплевывали, а женщины брезгливо, осуждающе оборачивались и хихикали между собой.
Глава 2
Т
ак прошла полуголодная, полу-холодная зима. Весна принесла крупицу счастья в ее безалаберную ненадежную жизнь и наметила, было, поворот к другой, толковой жизни, которая еще чуть брезжила в Любкином затуманенном сознании. Приближалась пасха, в квартирах наводили порядок, и, бывало, что на свалку, образовавшуюся у гаражей, выбрасывали довольно-таки приличную утварь. Любке тоже хотелось навести порядок, да и Игорь матерился: «Что за бардак ты развела, в дом не войти». И Любка искала, не выбросил ли кто старый ковер или палас. Стульями-то они уже обзавелись, даже старое кресло со сломанными ножками приволокли. И Любка нет-нет да и пройдет мимо свалки.
Вот и в этот раз она свернула к гаражам и увидела там… котенка, маленького, тощего, костлявого. Котенок ожидающе смотрел на Любку с мусорной кучи и громко, жалобно пищал. Как она могла не взять его, пищащего, дрожащего, бегущего следом за ней. Она и посадила его к себе за пазуху. Правда, Игорь ругнулся — самим жрать нечего, тем не менее, котенок остался у них жить. Любка в нем души не чаяла. У нее даже как-то изменилось выражение лица, стали более спокойными недоверчивые пугливые глаза. Особенно, когда она гладила котенка, и он благодарно мурлыкал у нее на груди. Может, он заменил ей ребенка, которого она несколько лет назад оставила в роддоме. И Любка очень старалась не оставлять котенка голодным и вместо хлеба просила у знакомых молока. Мурыга — назвала она его. Одна женщина обещала давать Любке молоко, если та бросит пить. Любка пообещала и не пила, тем более, что работы по весне было много. То там, то там, на соседних улицах сгружали самосвалы дров, и Любка с Игорем нанимались их колоть и убирать. Работа была нелегкая, но платили хорошо, а кто знал их, кормили еще обедом. И они, изголодавшиеся за зиму, были почти счастливы. Накупали впрок продуктов, Любка делала свою любимую селедку «под шубой», а Игорь покупал водку. Любка возражать не смела. К водке всегда находились друзья. Такие же горемычные, неудачливые, опустившиеся. Каким-то чутьем узнавали они, что именно здесь сегодня можно поживиться. Да ведь и Любка с Игорем, бывало, ходили по друзьям, чтобы выпить на халяву.
В этот день Любка помогла молочнице убрать сено. Кроме молока она получила ведро картошки и в приподнятом настроении возвращалась домой. «Сейчас сварю картошки, — рассуждала дорогой Любка, — куплю селедки, может быть, даже сыра (в заначке у нее осталось немного денег) и накормлю злого со вчерашнего похмелья муженька. И еще раз попробую поговорить с ним о их будущей жизни, о том, что они оба перестанут пить». Еще не войдя в дверь, она услышала в комнате громкий пьяный говор. За голым столом, со сдвинутой на край немытой посудой сидел красный с посоловелыми глазами Игорь. А по другую сторону стола, стуча в грудь кулаком, что-то доказывал ему их давнишний собутыльник, худой, небритый Леха, приехавший недавно из туберкулезного диспансера. У Любки ослабли ноги, она спихнула с табуретки Лехину куртку, села у порога. «А заначка?» — вдруг спохватилась она, увидев уже пустую бутылку под столом, кусок колбасы на столе. Она кинулась к шкафу: карман праздничной кофты, подаренной ей молочницей, был расстегнут, денег там не было. Привычная тоска сдавила грудь. Напиться и мне что ли? Раньше Любка так и делала, и тоску сменяло тяжелое забытье. Но после встречи с тетей Шурой, которая хорошо поговорила с ней, подарила кофту, накормила и дала котенку молока, Любка не пила уже больше месяца и не хотела сдаваться. «Буду держаться, — сказала она себе. — Помою посуду, наведу порядок в комнате». Между тем, спор за столом не утихал, перерастая в ссору, в возможную драку. Что нередко и бывало. Голодный котенок вился у гостя под ногами, затем вскочил к нему на колени, перебрался на стол и, схватив кусок колбасы, хотел уже спрыгнуть со стола, но не успел. Игорь, ругнувшись, схватил его и со страшной силой швырнул в сторону печки. Котенок ударился об обитый железом угол печки, коротко вякнул, упал на пол и забился в судорогах. Когда Любка выбежала на писк котенка, он уже лежал неподвижно, только коротко и часто дергались его лапы. Схватив котенка и прижав его к груди, Любка завыла. У котенка откинулась голова, закатились глаза, через пару минут лишь слегка подрагивали лапы да судорога пробегала по телу. Любка положила котенка на кровать, схватила кочергу, размахнулась, вскрикнула и размозжила бы муженьку голову, но он перехватил кочергу, вскочил из-за стола и сильно толкнул Любку. Та упала. Леха, подхватив куртку, быстро ушел. За ним выбежал и Игорь. Любка тяжело поднялась с пола, посмотрела на мертвого котенка, подошла к столу и равнодушно выпила из стакана мутные остатки какой-то гадости, затем упала на кровать. Она долго и безнадежно плакала, проклиная свою неудавшуюся жизнь и не находя из нее выхода. Потом уснула.
Проснувшись на следующий день с сильной головной болью, она встала, завернула котенка в тряпочку, положила в полиэтиленовый пакет и пошла в сторону кладбища. В лесу, недалеко от могил нашла ямку, разрыла в ней мох, разгребла руками желтый песок, углубив ямку, положила в нее пакет с котенком, засыпала его песком, затем мхом, сравняла ямку с землей и уже хотела уходить, но вспомнила про собак. Долго искала камень. Найдя его, положила
