Волшебство для короля - Дэниел Худ

— Если хотите знать, плащ у меня был, только я проиграл его в фанты. Во дворце! И не сумел отыграться!

Дурацкая шуточка! Лодочник посмотрел исподлобья и, продолжая грести, бросил вскользь:

— Нынче во дворце в фанты-то не играют.

Лайам побагровел. «И правда, какие там фанты! Король при смерти, идиот!» Он смущенно потупился и вздохнул.

— Да, вы правы. Я сболтнул глупость. Просто меня ограбили и я страшно зол.

Лодочник ничего не сказал, однако же перестал пялиться на пассажира, а за мостом Полукрон пробурчал:

— Пошарьте-ка под собой. Там должна быть бутылка. Хлебните разок-другой.

В бутылке оказалось нечто вроде ликера. Лайам закашлялся, обжегши гортань. Однако дело того стоило: желудку стало тепло. Он благодарно кивнул перевозчику, тот лишь пожал плечами. Сделав еще глоток, Лайам вернул бутылку на место и впервые за много часов почувствовал себя сносно. Нет, холод никуда не девался, и все тело по-прежнему ныло, однако в голове прояснилось, что наконец давало ему возможность не торопясь обдумать свое положение и прикинуть, что предпринять. Перво-наперво он… забежит в кабачок! Лайам зажмурился и сердито потряс головой. Мысль, вскочившая в голову, не уходила. Если вдуматься, она не так уж глупа. На пути к дому мэтра имеется неплохая винная лавка. Воображение его тут же нарисовало кружку глинтвейна с клубами ароматного пара над ней.

Незачем вваливаться к профессору в раздерганном состоянии! Можно наговорить дерзостей, а что это даст? Согревшись и успокоившись, Лайам несомненно сумеет из него вытянуть много больше проясняющих дело вещей.

«Я выпью всего кружечку и… чего-нибудь съем».

Он попытался вспомнить, когда ел в последний раз, и понял, что это было еще на борту «Солнца коммерции». Перекусить по-человечески стоило, да и глоток горячительного безусловно не повредит. Ну, а потом надо же наконец заглянуть в этот пакетик. Кстати, где он? Лайам сунул руку в карман. Цилиндрик оказался на месте. «Определенно надо его изучить».

К тому времени, как лодка причалила к спуску Ремесленного распадка, решение было принято и обжалованию не подлежало. Лайам спрыгнул на пристань, бросив старику пять монет.

— Эй, сударь! — сказал ошарашенно тот. — Мы уговаривались на четыре.

— Пятая — за любезность! — весело крикнул Лайам через плечо.

Дождь поливал по-прежнему, ноги от долгой недвижности онемели, однако шагал он довольно резво, подгоняемый восхитительным предвкушением. «Одну кружечку, всего лишь одну!» Червячок сомнения в благоразумности принятого решения продолжал-таки в нем шевелиться, и Лайаму пришлось обратиться за помощью к тому, кто мог взять на себя роль беспристрастного судии.

Фануил, незримо паривший где-то вверху, не усмотрел в намерении хозяина ничего предосудительного и выразил готовность следить за улицей, пока нужда в том не отпадет.

«Ах, Фануил, ты — лучший фамильяр из всех, что у меня когда-либо были!»

«Благодарю, мастер».

Нет, юмора этот уродец определенно не понимал.

Впереди засияла вывеска винной лавки, и Лайам, подрагивая от нетерпения, перешел на рысцу.

Его ожидания оправдались. Внутри кабачка было сухо и жарко. Там ярко пылали два огромных камина, в воздухе витали ароматы пряностей и вина. Лайам постоял у дверей, ожидая, когда с его мокрой одежды стекут излишки воды, потом принялся пробираться к стойке.

Завсегдатаи заведения примолкли, разглядывая нового посетителя. «Что они так глазеют? Небо, я же в крови!» Но тревога оказалась напрасной, дождь основательно сполоснул руки Лайама, а камзол его был слишком темным, чтобы на нем могли выделяться предательские следы. «Тут ведь одни ремесленники, мастеровые! Спокойный, серьезный народ. Еще бы им не пялиться на чужака. Мокрого, без плаща, да еще с тросточкой идиотского вида!»

Осмелев, Лайам подошел к стойке и бросил на нее пару монет.

— Я бы выпил глинтвейна!

Трактирщик, в степенности не уступавший своей клиентуре, достал деревянную кружку.

— Котел у камина, сударь. Наливайте себе сами.

Рабочие, потеряв интерес к пришельцу, уткнулись в свои кружки. Вокруг зажужжали негромкие голоса.

Лайам пробрался к камину и погрузил свою посудину в закопченный котел. Та моментально окуталась паром. С большим наслаждением вдыхая головокружительный аромат, он сел поближе к огню на скамью, другой конец которой был занят двумя дюжими молодцами. Жилистые могучие руки и широкие плечи выдавали в них кузнецов.

Лайам отхлебнул пару глотков — холод стал отпускать. Дрожь унялась, тело охватила истома. Сделав еще глоток, Лайам расплылся в блаженной улыбке и осторожно поставил посудину на пол. Он достал из кармана сверток. Бумага изрядно промокла, однако осталась цела. Зажав цилиндрик между колен, Лайам распутал узел завязки, развернул бумагу и озадаченно сдвинул брови.

Посылка, из-за которой разгорелся сыр-бор, представляла собой крохотный флакончик рубинового стекла, охваченный металлической черной оплеткой. Внизу оправа была глухой, но ближе к горлышку склянки в ней имелись четыре ромбовидных окошечка. Увенчивала флакончик металлическая же круглая пробочка с шестью заостренными выступами, напоминавшая по форме корону. Внутри пузырька находилась какая-то жидкость.

Все еще хмурясь, Лайам вытащил пробку и поднес склянку к носу, но никакого запаха не ощутил. Он вернул хорошо притертую пробку на место и закатал флакончик в бумагу. «Это, конечно же, не духи. Там, скорее всего, какое-то снадобье или… яд?» Нет, решил Лайам через секунду. Яды — не редкость. Из-за них незачем убивать.

Озадаченный и разочарованный, он сунул сверток в карман и ухватился за кружку. Как раз вовремя, ибо стоящий у стойки детина, облаченный в заляпанную краской рубаху, провозгласил:

— Здравие короля!

Все присутствующие разом подняли кружки.

— Здравие короля! — нестройно откликнулись грубые голоса. Лайам присоединился к общему тосту и склонил голову, подражая соседям.

Маляр допил вино и вышел, накинув старенький плащ, полы которого тоже были забрызганы краской. Хорошее настроение Лайама улетучилось, он встряхнулся и двинулся к стойке. «Все, хватит! Пора уходить».

Возле стойки он поднял кружку.

— Здравие короля!

— Здравие короля! — отозвался хор голосов. Это был давний обычай, распространенный во множестве кабачков. Посетитель питейного заведения, вознамерившийся покинуть его, механически провозглашал здравицу правящему монарху, и ему столь же механически откликались. Однако сейчас болезнь Никанора наполнила изначальным значением заезженные слова.