Кукла (сборник) - Дафна Дюморье

– Понимаю, – с многозначительным видом откликнулся священник. – И мне доводилось бывать в Оксфорде лет двадцать назад.

Юноша улыбнулся. Оказывается, все гораздо проще, чем он предполагал.

– Да, конечно же, вы все поняли, сэр. Я просто не сдержался. Вскоре мы разъехались по домам и больше не виделись. А на прошлой неделе получил ужасное письмо, в котором говорится, что она ждет ребенка.

– И что же? – с тихим вздохом осведомился святой отец.

– Конечно, я назначил встречу на прошлый вторник, вечером. Все подтвердилось. Она посетила врача и все такое. Я чувствовал себя отвратительно и сказал, что дам денег и помогу как-то выпутаться… Но вот ведь ужас – ей не нужны деньги. Хочет, чтобы я женился.

Джеймс Холлоуэй с многозначительным видом приподнял бровь.

– И что же вы ответили? – поинтересовался он.

– Естественно, сказал, что это невозможно. Да и как я могу жениться? Да, она прелестная девушка, очень славная, но ведь даже неизвестно, благородного ли она происхождения. И потом, я ее не люблю. А что, черт возьми, скажет семья? После смерти старика я унаследую титул, и об этом нельзя забывать, хотя понимаю, что выгляжу снобом. Нет, брак с Мэри – полное безумие. Понимаете, что я имею в виду?

– Разумеется, мой милый мальчик. По-моему, о женитьбе не может быть и речи. Говорите, она отказывается от денег? – В голосе преподобного слышалась оживленная настороженность умудренного жизнью человека.

– Наотрез, сэр. Побледнела как смерть, когда я предложил. Определенно собирается родить ребенка. Говорит, что он станет смыслом жизни, и хочет, чтобы я женился и дал ему свое имя. Мэри по-прежнему влюблена до безумия и, по-видимому, не понимает, что стала мне безразлична. А если вдруг надумает явиться к моим родственникам, разразится неслыханный скандал. Слава Богу, пока молчит о ребенке. Послушайте, сэр, подскажите, как мне поступить?

Священник лихорадочно соображал. Если выручить парня из беды, естественно, можно рассчитывать на благодарность. Джеймс знал, что семья очень богата, а здоровье старого графа, по слухам, находится в плачевном состоянии. Замок Крэнли – одна из красивейших достопримечательностей Англии, и он станет там частым гостем. Графиня страстно увлечена политикой. Да, все пройдет без сучка без задоринки. Он встал со стула и, подойдя к юноше, погладил по плечу.

– Милый мальчик, – начал Джеймс, – если вы доверитесь мне, обещаю уладить сие неприятное дело. Пусть семья пребывает в неведении, ведь нужно подумать о вашем будущем положении. Что до девушки, тактично объясню ей суть дела, и не сомневаюсь, она поймет. О ней я позабочусь, так что не тревожьтесь. От вас лишь требуется назвать ее имя и адрес.

– Мэри Уильямс, сэр. Она живет в пансионате в Сент-Джонс-Вуд. В телефонной книге есть номер на имя Дэтчетт – это ее сестра, хозяйка заведения. О Господи! Вы самый лучший друг на свете! Не знаю, как вас и благодарить. Навеки ваш должник.

Священник с улыбкой протянул руку.

– Ничего удивительного, я прекрасно понимаю, через что вам пришлось пройти.

Должно быть, святой отец в свое время был большой ходок. Весьма необычно для священника, отметил про себя лорд Крэнли, а вслух сказал:

– Думаю, мне надо на время исчезнуть, выждать, пока все утрясется. Но как только вернусь, непременно приезжайте в Крэнли. Поохотимся на птицу.

После ухода гостя преподобный Джеймс вернулся в кабинет и, отыскав в книге нужный номер, снял телефонную трубку, так как всегда полагал, что надо ковать железо, пока горячо.

– Миссис Дэтчетт? Можно поговорить с мисс Уильямс? Да. Благодарю… Алло? Мисс Уильямс? Меня зовут Джеймс Холлоуэй. Я священник в церкви Святого Суизина на Аппер-Чешем-стрит. Большой друг лорда Крэнли. Мы только что расстались… Да. Окажите любезность, придите сегодня вечером в шесть. Буду рад с вами побеседовать. Хочу помочь. Да, он все рассказал. Нет, вам нечего бояться. Значит, договорились? Аппер-Чешем-стрит, дом двадцать два. Благодарю. До встречи.

Джеймс Холлоуэй положил трубку на рычаг и, вернувшись за письменный стол, пробежал глазами «Таймс».

Ага, Джордж Уиннерсли наконец отдал Богу душу. Нужно написать Лоле. Правда, сейчас она несколько поблекла, но все же не совсем утратила былое очарование. Забавно, как она вдруг ударилась в религию. Должно быть, нечто вроде разрядки. Одно время Лола зачастила в церковь Святого Суизина, и преподобный Джеймс вспомнил некий случай… Как бы там ни было, дело прошлое.

Он принялся перебирать в уме традиционные фразы утешения: «огромное горе», «невосполнимая утрата» и «уповаем на Господа».

Зевнув, святой отец взялся за перо. «Возлюбленная дочь во Христе», – начал он свое послание.

– Холлоуэй, вы всегда приносите удачу, и должен сказать, после нашей беседы чувствую себя гораздо уверенней. Желаете сигару?

– Сожалею, но я ограничен во времени, – вежливо отказался викарий. – Вы же знаете, я человек занятой и вскоре должен посетить одну больницу в трущобах. Рад, что оказался вам полезен, полковник. Прекрасно понимаю, какие тяготы вам приходится претерпевать.

В его голосе звучало искреннее сочувствие.

Обед в «Карлтоне» прошел успешно. Викария пригласил полковник Эдвард Трейси, выдвинутый на дополнительных выборах кандидатом от партии консерваторов в Уэст-Стофорде, а поскольку день выборов был назначен на будущий понедельник, полковник сильно волновался и нервничал.

Уэст-Стофорд – важный избирательный округ, а полковник – человек влиятельный и в случае победы будет обязан своему самому рьяному агитатору Холлоуэю значительным количеством голосов.

В успехе полковника викарий не сомневался и был весьма доволен собой.

– Нет ни малейшего повода для опасений, – заверил он с дружеской теплотой. – Большинство избирателей в Уэст-Стофорде – люди умные и умеют распознать лидера, который им требуется. И не важно, консерватор он, либерал или социалист. На их счастье, вы – консерватор. Любезный полковник, я слышал ваше выступление и знаю, о чем говорю. Вот попадете в парламент, расшевелите тамошних бездельников – и наступят кипучие времена, а? А уж когда станете членом кабинета министров, то ли еще будет! – Отец Джеймс понизил голос и многозначительно подмигнул собеседнику.

Лицо полковника вспыхнуло от удовольствия.

Этот священник на удивление славный малый, и когда он займет место в парламенте, то непременно выразит свою благодарность подобающим образом. Полковник попросил счет, и официант принес на подносе белый листок бумаги. Викарий деликатно отвернулся и галантно раскланялся с артисткой варьете, которая выходила из ресторана. «Вы прелестны, как всегда», – говорил его взгляд. Затем преподобный Джеймс встал из-за стола.

– Должен вас покинуть, любезный полковник. Потерял счет времени и не думал, что уже так поздно. Чудесный обед, и в понедельник вечером я первый поздравлю вас с победой. Нет-нет, не провожайте.

Он не спеша прошествовал по залу, горделиво запрокинув голову.

Многие посетители провожали священника взглядом. Викарий знал, какой фурор производит его персона. Например, на открытии Королевской академии святого отца приняли за знаменитого актера.

Вручив гардеробщику полкроны, он вышел на улицу, где его ждал автомобиль «вулзли».

– Езжайте в Ист-Энд, в местный дом призрения для увечных. И поторопитесь, – обратился он к шоферу.

Машина шла на полной скорости по Сити, а викарий отдыхал, откинувшись на спинку сиденья. Еженедельные посещения и беседы с инвалидами требовали большого напряжения ума. Часто люди находились в мрачном расположении духа и ничего не желали слушать, но викарий льстил себя надеждой, что всякий раз производит надлежащее впечатление на несчастных. Джеймс вспомнил, как в прошлом году в Пентонвилле один мальчик проникся к нему симпатией, и это выглядело весьма забавно, и не только он… Машина затормозила возле дома призрения, оборвав ход мыслей викария.

Святого отца встретила улыбающаяся сиделка.

– А мы уж боялись, вы не приедете, мистер Холлоуэй.

– С трудом вырвался, сестра. Пришлось, к всеобщему недовольству, прервать важную политическую встречу.

Нет нужды объяснять, что он был единственным гостем на обеде. Эти сиделки все принимают за чистую монету.

– Мистер Холлоуэй, мы собрали двадцать пять человек в большой палате, и я искренне рада, что вы можете уделить больным часок. Они совсем упали духом, а вы, уверена, приободрите несчастных.

Викарий зашел в палату, и в душу закрались сомнения. Примерно четверть увечных лежали пластом на кроватях, а остальные сидели в инвалидных креслах в окружении подушек.

Вперед выступил суетливый низенький врач.

– Как мило с вашей стороны, любезный викарий. Больные с нетерпением ждали вашего визита. Даже не представляете, – добавил он шепотом, – каким благом являются ваши беседы. Они вселяют в несчастных желание жить и облегчают нашу задачу. Нет слов, чтобы выразить благодарность. Ведь здесь много очень трудных пациентов, верно, сестра?