Сумеречный дозор - Сергей Лукьяненко

— Мы — инспекция министерства здравоохранения, — сказал Лас. — И лучше бы вы объяснили, кто додумался сжигать скошенную коноплю у воздухозаборников системы вентиляции;

— К-какую коноплю? — начал заикаться техник.

— Древовидную! — отрезал я. — Пошли, Лас. Мне еще положено дать тебе необходимые объяснения.

Мы вышли из зала — навстречу бежали какие-то сотрудники, какие-то солдаты с автоматами. Бардак был такой, что на нас внимания не обращали — а может быть, нас прикрывали остатки магического щита. В конце коридора мелькнула розовая задница немецкого туриста — он бежал вприпрыжку, так и не вынув палец изо рта. За ним спешили двое в белых халатах.

— Слушай сюда, — сказал я Ласу. — Кроме обычного, человеческого мира, который доступен глазу, существует еще и сумеречный мир. Попасть в Сумрак могут только те…

Я сглотнул и запнулся — мне снова представился Костя. Совсем давнишний Костя, еще ничего не умеющий пацан-вампир…

«Смотри, я трансформируюсь! Я — ужасная летучая мышь! Я лечу! Я лечу!»

Прощай. У тебя и впрямь получилось.

Ты летишь.

— Попасть в Сумрак могут только те, кто обладает… — продолжил я.

ЭПИЛОГ

Семен вошел в кабинет вместе с Ласом — подталкивая того перед собой, будто пойманного с поличным мелкого Темного колдуна. Лас вертел в руках туго свернутую бумажную трубочку и все старался спрятать ее за спину.

Семен плюхнулся в кресло и буркнул:

— Твой протеже.. Антон: Ты и разбирайся.

— Что случилось? — насторожился я.

Лас вовсе не выглядел виноватым. Так, слегка смущенным.

— Второй день стажировки, — сказал Семен. — Простейшие, элементарные поручения. Даже не связанные с магией…

— Ну? — подбодрил я.

— Попросил его встретить в аэропорту господина Сисукэ Сасаки из токийского Дозора…

Я хмыкнул. Семен побагровел:

— Это обычное японское имя! Не смешнее, чем Антон Сергеевич!

— Да я понимаю, — согласился я. — Это тот самый Сасаки, что вел дело девочек-оборотней в девяносто четвертом?

— Тог самый, — Семен заерзал в кресле. Лас продолжал стоять у дверей. — Он проездом в Европу, но что-то собирался обсудить с Гесером. — Это я уже понял, — сказал я. — Я другое хочу узнать — зачем ты все это пишешь?

— И что случилось?

Семен возмущенно посмотрел на Ласа. Откашлялся и сказал:

— Господин стажер очень интересовался у меня, знает ли уважаемый Сасаки русский. Я объяснил, что не знает. Тогда господин стажер отпечатал на принтере плакатик и отправился встречать японца в Шереметьево… Да покажи ты плакат!

Лас со вздохом развернул рулончик.

Очень крупным шрифтом были напечатаны иероглифы японского имени. Не поленился Лас, поставил японские драйвера.

А повыше — шрифтом чуть поменьше — было напечатано:

«Второй московский конгресс жертв насильственного заражения холерой».

Сохранить каменное лицо стоило мне огромных усилий.

— Зачем ты это написал? — спросил я.

— Я всегда так иностранцев встречаю, — обиженно сказал Лас. — И своих деловых партнеров, и родственников — у меня за рубежом родня есть… Если они по-русски ни слова — я крупно печатаю имя на их родном языке, а поменьше — что-нибудь смешное на русском. Например: «Конференция транссексуалов нетрадиционных ориентации», «Европейский фестиваль глухонемых музыкантов и исполнителей», «Форум активистов всемирного движения за полное половое воздержание»… И стою с плакатиком вот так… поворачиваюсь во все стороны, чтобы все встречающие увидели…

— Когда человек из таможни выходит — уже всему залу интересно узнать, кто он такой, — невозмутимо пояснил Лас. — При его появлении все улыбаются, многие аплодируют, свистят, машут руками. Человек-то все равно не понимает, почему такая реакция! Он видит только то, что все ему радуются, замечает свое имя — и ко мне. А я плакат быстро свертываю, веду его в машину. Человек потом всем рассказывает — какие замечательные, дружелюбные люди в России! Его все встречали улыбками!

— Балда, — с чувством сказал я. — Это человек. А Сасаки — Иной. Высший Иной, между прочим! Он русского не знает, но смысл надписей воспринимает на понятийном уровне!

Лас вздохнул и потупился:

— Да понял уже… Ну, если виноват — гоните в шею!

— Господин Сасаки обиделся? — спросил я. Семен пожал плечами.

— Когда я все объяснил, то господин Сасаки изволил долго смеяться, — сообщил Лас.

— Пожалуйста, — попросил я. — Не делай так больше.

— Вообще?

— Хотя бы с Иными!

— Конечно не стану! — пообещал Лас. — Смысл шутки теряется.

Я развел руками. Посмотрел на Семена.

— Подожди меня в коридоре, — велел Семен. — Плакат оставь!

— Вообще-то я коллекцию… — начал было Лас, но плакат оставил и вышел,

Когда дверь закрылась, Семен усмехнулся, взял плакат и снова свернул. Сообщил:

— Пройдусь по отделам, повеселю народ… Ты как?

— Ничего, — я откинулся в кресле. — Обживаюсь.

— Высший… — протянул Семен. — Ха… А говорили — выше головы не прыгнешь. Высший маг… Какую карьеру сделал, Городецкий!

— Семен… я-то тут ни при чем. Так получилось.

— Да знаю, знаю… — Семян встал, прошелся по кабинету. Маленький конечно кабинет, но все-таки… — Заместитель по кадрам… ха. Темные теперь станут мутить воду. С тобой и Светланой у нас четверо высших. А у Дневного, без Саушкина, остался один Завулон…

— Пусть рекрутируют к себе кого-нибудь из провинции, — сказал я. — Я не против. А то дождемся нового визита Зеркала.

— Мы теперь ученые, — кивнул Семен. — Мы на ошибках всегда учимся.

Он двинулся к двери, почесывая живот сквозь линялую футболку — мудрый, добрый, усталый Светлый маг. Мы все становимся мудрыми и добрыми, когда устаем. У двери остановился, задумчиво посмотрел на меня:

— Жалко Саушкина. Хороший был парень, насколько это возможно… для Темного. Ты сам-то сильно переживаешь?

— У меня не было выбора, — сказал я. — И у него не было… и у меня. Жаль.

Семен кивнул:

— И «Фуаран» жалко…

Костя сгорел в атмосфере через сутки после своего прыжка на орбиту. Все-таки это оказалась не слишком точная орбита.

И дипломат сгорел вместе с ним. Их держали в лучах локаторов до последней минуты. Инквизиция требовала организовать запуск шаттла, подобрать книгу, но для этого не хватило времени.

Что по мне — так и замечательно, что не хватило.

Возможно он даже был жив, когда на высоте сотни километров его скафандр начал гореть под огненными поцелуями атмосферы. Все-таки он был вампир, и кислород для него не так важен, как для обычного Иного — как и перегрев, и переохлаждение, и прочие прелести космоса, поджидающие космонавта в легком полетном скафандре. Я не знаю и не стану рыться в справочниках. Хотя бы потому, что никому не дано узнать, что страшнее — смерть от удушья, или смерть в огне. Ведь никто не умирает дважды — даже вампиры.