Изнанка - Ян Войк

Михаил расстегнул на груди мягкую фиолетовую толстовку и чуть оттянул вниз ворот футболки. От ключицы вниз шёл уродливый шрам, ветвящийся будто молния.

– Заросло очень быстро. Наверное, опять же свечи помогли. Но поначалу выглядело совсем погано. После этого я не только сам не ходил наверх, но и других отговаривал. Да, в общем-то, никто особо и не рвался. Вот такая история.

Он скользнул взглядом по лицам гостей. Андрей сдержанно кивнул ему, а про себя подумал, что рассказ этот оказался куда более подробным, чем ему хотелось. Но, видимо, Михаил уже не мог рассказывать по-другому.

– А сколько вас всего здесь было?

– С самого начала шестнадцать, – ответила Людмила, – а потом ещё с Парка Культуры десяток человек подтянулся. Решили, что вместе оно веселее.

– То есть двадцать шесть, – Милавин удивлённо посмотрел на Ивана. – А мне казалось, погибших тогда было больше.

– Правильно казалось, – кивнул тот. – Погибло сорок человек, но видимо не все они застряли на Изнанке. Кто-то сразу ушёл дальше.

– Куда дальше? – вскинулась Людмила.

Поводырь лишь пожал плечами.

– Мы не знаем, – ответил за него Андрей, – Никто из местных не знает. Морошка и Кукловод говорили что-то о верхних и нижних слоях, о планах бытия, но это так… общие слова. Толком никто ничего не знает.

– Опять то же самое. Сорок лет не знал, что будет после смерти, теперь умер и всё равно ни хрена не узнал. Лохотрон какой-то! – с деланым недовольством буркнул Михаил и снова полез в сигаретную пачку.

Короткий и приглушённый взрыв хохота, даже Поводырь позволил себе усмехнуться. Безучастными остались лишь две полупрозрачные фигуры призраков, эти, казалось, уже давно ничего не слышат.

– Может быть, они знают, – кивнул на них Милавин.

– Может, и знают, – согласилась с ним Людмила. – Ведь куда-то они уходят. Только скажут теперь уже вряд ли. Здесь, с нами, им уже не интересно.

– Много у вас таких было?

– Почти все. Чудовища съели только Женю с таджиками, да ещё пару ребят. А потом мы стали куда более осторожны, да и поняли, что свечи нас защищают. А все остальные вот так вот таяли потихоньку. Мы поначалу испугались жутко. Сидел-сидел человек, слушал чужие истории и вдруг начал блекнуть и исчезать. А главное, ничего сделать нельзя. Ты его зовёшь – он молчит, хлопаешь по щекам – ноль эмоций, а потом твои руки и вовсе начинают сквозь него проходить, как через дым. В общем, поначалу было жутко. А потом одна из женщин… Кира… она стала таять второй или третьей…

– Третьей, – подсказала Лена. – Сперва Алексей Николаевич растаял, потом тётя Надя, а Кира была третьей.

– Ну да. И она уже совсем истаяла, ещё прозрачней чем они была, – ещё один взгляд в сторону призраков. – В общем, сидим мы как-то вот также у огня травим истории, а Кира вдруг вскинулась вся, открыла глаза и громко произнесла: «Бояться», – говорит, – «не надо. Там свет…». И исчезла окончательно. Но знаешь, в последний момент я смотрела ей в лицо, конечно, различить было трудно, оно как из тумана слепленное, но я прям поклясться готова – Кира улыбалась. После этого страх сошёл на нет. Мы как-то сообразили, что все они не болеют и не страдают, а добровольно уходят куда-то дальше… в лучший мир.

На последних словах Людмила, эта грубоватая женщина за сорок с усталыми глазами, вдруг улыбнулся совершенно по-детски, застенчиво и наивно.

– Дай-то Бог, – выдохнул Михаил и торопливо перекрестился. Так быстро и суетно, что Андрею вначале показалось, будто он мух отгоняет.

– Если верить Морошке, то те, кто становятся призраками, действительно уходят куда-то наверх… Верхний план Бытия, как сказал бы Кукловод. А те, что спускаются вниз, обращаются в тварей, вроде манков и лизунов.

Милавин хотел дополнить фразу Ивана, может быть задать следующий вопрос, он уже открыл рот, когда Сашка в его руках вдруг дёрнулась всем телом и попыталась вырваться.

– Там кто-то есть! – детский перепуганный крик звонко отразился от каменных колонн.

Андрей подумал, что Сашке приснился кошмар, но стоило ему перехватить вырывающееся тельце и заглянуть дочери в лицо, как он тут же понял: это не приснилось. Голубые Сашкины глаза были испуганные, но вполне осмысленные, никаких остатков сна и тем более безумной дымки. Девочка точно знала, о чём говорила, более того, она даже указывала рукой куда-то за отцовскую спину.

Милавин оглянулся. В это же время Иван, как будто пружиной подброшенный, вскочил на ноги и уже упёр приклад автомата в плечо. Вспыхнул подствольный фонарь и Андрей совершенно чётко, пусть и всего на миг, увидел, как, прячась или даже спасаясь от света, метнулась за колонну женская фигура, замотанная в чёрные тряпки.

– Вон она!

Иван тоже её заметил. Он чуть переместил луч фонаря, чтобы высветить, если фигура появится с другой стороны колонны. Милавин левой рукой прижал к себе Сашку, а правой дёрнул ПМ из кобуры.

– Стойте! Не надо, мужики! – вскочил следом за ними Михаил.

– Она вам ничего не сделает. Мы её знаем, – добавила Людмила.

– Кто это? – бросил Иван, не глядя на них.

– Садитесь, никакой опасности нет. Она всегда тут ходит.

– Кто это? – Поводырь всё ещё шарил стволом вдоль колоннады.

– Шахидка… Та, которая поезд подорвала.

Иван с Андреем переглянулись. Наверное, они выглядели глупо, вскочив и размахивая оружием, хотя никто из хозяев, даже не думал пошевелиться. Но с другой стороны, сидеть, как ни в чём не бывало, не позволял пусть и небольшой, но бесценный опыт последних трёх дней.

– Она здесь? С вами? – удивлённо спросил Милавин.

– А где ж ей быть? – усмешка Людмилы вышла совсем не весёлой. – Она здесь. Но не с нами… Да сядьте вы уже наконец!

После короткой паузы Андрей убрал пистолет в кобуру и сел, прижимая к себе дочь. Однако Иван не спешил выключать фонарь и продолжал шарить лучом по колоннам.

– Что значит, не с вами? – спросил он.

– Она тут с самого начала, как мы очнулись после взрыва. Но на свет не выходит, прячется в темноте. Как-то раз, едва мы здесь появились, Димка пробовал подойти к ней и пригласить к нам, но из этого ничего не вышло.

– Почему? – Андрей обернулся к молодому парню.

– Я сказал, что мы не сделаем ей ничего плохого, и что рядом со свечами безопасно, что никто не держит на неё зла. Но она что-то прошипела по своему, что-то очень злое, а потом плюнула мне в лицо и убежала в темноту.

– Я думаю, она до сих пор ненавидит всех нас, поэтому никогда не подойдёт к огню, – снова взяла слово Людмила.

– А что же тогда она не уйдёт?

– Наверное, боится местных обитателей. Они не прочь ею закусить. Уже несколько раз какой-нибудь чересчур оголодавший монстр выпрыгивал из туннеля, хватал её и утаскивал обратно. Иногда она не успевала даже вскрикнуть, а иногда мы ещё несколько минут слышали её отчаянные вопли. Потом всё затихала, но через пару часов она снова появляется здесь, на станции, целая и невредимая. Так и прячется между светом и темнотой, не в силах приблизиться или уйти прочь. Похоже, Изнанка просто не отпускает её.

– Такое разве возможно? – Андрей удивлённо посмотрел на Ивана.

– Всякое бывает, – Поводырь выключил фонарь и сел у огня.

– Страх и ненависть… Я думаю, это всё что у неё осталось, – произнёс Дима.

– Не самые лучшие ощущения, – выдохнул Милавин.

– Я бы сказала, одни из самых худших, – поддержала его Людмила.

– Так ей и надо!

Голос прозвучал очень жёстко и злобно, Андрей даже не сразу понял, кто это сказал. Он скользил взглядом по лицам обитателей станции, пока не остановился на Жанне, той самой, что ещё несколько минут назад цитировала по памяти английского поэта. Тогда ещё Милавин подумал, что она филолог или библиотекарь, теперь ему так не казалось. Женщина по прежнему неотрывно следила за пляшущими язычками пламени, но тонкие губы искривила ухмылка, а в глазах полыхала ненависть.

Никто из присутствующих её не поддержал, но и возражать не стали.

– Ладно, – прервала затянувшееся молчание Людмила, – Нам-то что, сиди да трынди, пока свечки горят. А гостям нашим завтра ещё топать и топать. Надо бы их спать уложить, чтоб отдохнули хоть немного. Что скажешь, Миша?

– Так пусть вон в будку ложатся, – он кивнул на застеклённый пост полиции, торчавший посреди станции. – Там и лавки есть и одеяла. Если окна завесить, то мы и мешать им особо не будем своей болтовнёй.

– Тоже верно.

– Нам бы лучше не спать, а выбраться наверх побыстрее, – высказался Иван.

– Так там же ночь наверху. Ты сам говорил, что ночью передвигаться невозможно.

Видимо, Поводырь, так же как и Милавин, совершенно забыл о времени, поэтому сейчас он торопливо глянул на наручные часы. Без четверти два. Ночи? Скорее всего, да. В метро они спустились около четырёх часов дня и вряд ли провели здесь больше десяти часов.

– Ну да. Поспать было бы неплохо. Мы тогда у вас переночуем, а утром поднимемся наверх.