Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный. - Полен Парис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мудрецы поклялись, и Галеот изложил им сны, которые снились ему много ночей подряд: лев, увенчанный короной; могучий лев, пришелец из иных мест; леопард, несущий погибель могучему льву, который любит его.
– Что за странное видение! – сказали они все.
– Чтобы вернее постичь его в целости, – сказал мэтр Эли, – надобны долгие раздумья. Благоволите, сир, дать нам отсрочку на девять дней, после чего мы сможем изъяснить вам их истинный смысл.
– Даю вам этот срок.
Мудрецы употребили всю свою ученость, дабы проникнуть в тайны грядущего. На девятый день Галеот призвал их вновь; один из них, Бонифаций[188] Римлянин, начал с признания, что не усмотрел ничего такого, что могло бы пролить свет на смысл сновидений.
– Но разве не обещали вы мне, – сказал Галеот, – поведать хотя бы о том, что найдете?
– Раз уж вам угодно знать, мне привиделось великое чудо. К Западным островам явился великий дракон со свитой из множества зверей. К Востоку же был другой, увенчанный короной, со свитой из зверей числом поменее. Завязалась битва между всеми этими зверьми, и те, что явились с Запада, уже одолевали, когда с высокой горы спустился леопард; он обращал их перед собою в бегство, разил и забирал в плен. Тот дракон, что, как видно, был повелителем прочих, сблизился с леопардом и устроил в его честь великое торжество. Пойдя к Востоку, они нашли венценосного дракона, склонились перед ним и увидели, как он внезапно возвысился над тем, кто не имел короны. Наконец, мне привиделось, как великий дракон смирился перед леопардом и остался при нем. Когда же леопард был вдали, дракон умирал от тоски. Вот и все, что мне дозволено было узреть.
Затем заговорил второй мудрец, мэтр Элимас из Радоля Венгерского; ему было то же видение, что и первому.
– Но я доподлинно знаю, – добавил он, – что дракон, увенчанный короной, – это монсеньор Артур; а тот, что явился из Западных краев, это были вы. Что до леопарда, я не смог ничего уразуметь о том, кого он означает; я только видел, что он держался с вами заодно. Позвольте мне не продолжать далее.
– Говорите, под страхом нарушить клятву.
– Ну что же! Я видел, что вы из-за него умрете.
Третий лишь подтвердил то, что открылось первым двум, и то же было с четырьмя последующими. Настал черед восьмого; это был Петрон, уроженец Линденора, замка в королевстве Логр в шести лье от того, который некогда Мерлин, учитель Петрона, назвал Бычьим Бродом[189] и возвестил, что оттуда до конца времен будет исходить вся наука мира. Это Петрон сохранил и записал пророчества Мерлина. Он первый завел школу в Озинфорде (Оксфорде); ибо ему ведомы были Семь искусств; но особую склонность питал он к изучению Астрономии. К тому, что говорили первые мудрецы, Петрон добавил:
– Рыцарь, который уладил мир между Галеотом и королем Артуром, – это сын короля, умершего от горя, и королевы, великой печальницы.
Девятый, мэтр Акарент из Кельна, подтвердил слова Петрона и прибавил еще:
– Мне открылось, что вам предстоит перейти мост из сорока пяти досок; и что вы упадете в воду, черную и глубокую, откуда никто не возвращался. Вы будете на последней из этих досок, когда подойдет срок вашей жизни. Доски сии должны означать годы, месяцы, недели или дни; но этого я распознать не мог. Я не говорю, однако, что вам невозможно было пройти, ибо мост продолжался и после воды; но у схода с досок стоял леопард: он разрешал или запрещал проход.
Эти слова повергли Галеота и Ланселота в великое изумление.
А когда настал черед Эли Тулузского, он сказал:
– Вы узнали, сир, каковы будут обстоятельства вашей смерти; вам осталось лишь узнать ее срок. Нелегко вам будет найти того, кто сумеет вам это сказать, ибо божественное Писание учит нас, что пути Господни неисповедимы, и ни один смертный не может постигнуть их сам по себе. Правда, через нашу великую ученость Бог допускает, чтобы отдельные их части были нам приоткрыты, но не все; лишь Ему одному ведомы судьбы Его созданий.
– Мэтр, – ответил Галеот, – первые девять ученых мужей исполнили свою клятву, надобно и вам последовать их примеру.
– Но если я вам поведаю то, что нанесет вам урон, не станете ли вы сетовать горше, чем если бы я решился умолчать об этом?
– Нет, ибо вы не можете мне предречь ничего худшего, чем смерть. О ней я уже подозреваю кое-что; договорите же остальное.
– Я скажу, но при условии, что никто иной, кроме вас, не будет свидетелем моих слов.
Галеот подал знак первым восьми мудрецам удалиться.
– Но этот, мой друг, мой собрат, неужели ему тоже придется уйти, мэтр Эли?
– Сир, когда лекарь желает залечить опасную рану, он не просит совета у своего сердца. Я знаю, что у вас нет никаких тайн от вашего друга; но завершение нашей беседы не допускает присутствия третьего лица.
Ланселот при этих словах поднялся и вышел в несказанной тревоге от того, что мэтр Тулузский откроет Галеоту.
Как только он ушел, мэтр Эли продолжил:
– Сир, вы, несомненно, один из мудрейших правителей в мире; если вам и случалось совершить безрассудство, то по доброте душевной, а не по недостатку разума. Позвольте мне дать вам один здравый совет: никогда не говорите мужчине или женщине, вами любимым, того, что причинит им душевную боль. Я говорю это применительно к рыцарю, который только что вышел и которым вы так дорожите. Если бы он остался, он услышал бы то, что его бы устыдило и опечалило в душе.
– Так вы его знаете, мэтр, если так говорите?
– Разумеется, хотя никто не известил меня, кто он таков. Это лучший из ныне живущих рыцарей; это леопард из ваших снов.
– Но, дорогой мэтр, разве лев не сильнее леопарда?
– Сильнее.
– И лучшего рыцаря знаменует лев?
– Вы верно говорите. Теперь послушайте меня: ваш друг – первейший рыцарь среди ныне живущих; но после него явится другой, лучше него.
– Вы знаете, каково будет его имя?
– Я пока не доискивался этого.
– Откуда же вам известно, что он будет лучшим?
– Потому что он положит конец превратным временам Великой Бретани и займет последнее место за Круглым Столом.
– Но почему бы все это не совершить моему собрату?
– Потому что он не таков, чтобы пойти на это, не найдя себе погибели или, по меньшей мере, не утратив способности владеть своими членами.
