Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 24. Аркадий Инин - Скибинских (Лихно)

— Я на год старше Вали, — перебил Сережа.

Надя подавила улыбку. Кирилл слегка сбился.

— Интересно! Как же вы оба — в девятом?

— А я второгодник! — с достоинством сказал Сережа.

Надя охнула. Кирилл захлебнулся от возмущения. Валентина объяснила:

— Он не по успеваемости. Он по поведению…

— Что ты за меня выступаешь? — перебил Сережа. — Я сам могу.

— Ну я уже скажу… Он второгодник по идейным разногласиям.

— По каким? — изумилась Надя.

— Он усы не хотел брить, а его заставляли, а он…

— Кончай за меня толковать! Я объясню сам.

— Не надо! — Терпение Кирилла лопнуло. — Все ясно: мы сами с усами! Пожалуйста, хоть с бородой, но никаких — замуж!

— Уже поздно, — сказала Валентина.

Мама схватилась за сердце. Папа вытаращил глаза.

— Да, поздно, я уже дала Сереже слово.

— А-а, — облегченным хором простонали родители.

Сережа, снисходительно наблюдавший за ними, успокоил:

— Вы не волнуйтесь, у нас все продумано насчет секса.

— Насчет… чего? — поперхнулся Кирилл.

— Насчет секса, — спокойно объяснил Сережа. — Мы решили подождать до полной физической зрелости.

— А-а, тогда спасибо, — не нашел сказать ничего лучшего папа.

— Жить мы будем у нас, — заявила Валентина. — У Сережи с родителями полная несовместимость!

— Идейные разногласия? — съязвил Кирилл.

— Именно идейные! Они…

— Опять! — рассердился Сережа. — Что ты все за меня объясняешь?

— Объясни сам! — обиделась Валентина.

— Я не буду ничего объяснять. Поймут — поймут, нет — нет!

— А если не поймут — так у нас ничего и не будет!

— Ну и не будет!

— Ну и… пусть тогда! Тогда катись! Целую крепко, ваша репка!

— Пока! Чава какава!

И жених, прыгая по скамейкам трибуны, помчался к выходу. Все произошло так скоропалительно, что мама с папой словечка не успели вставить.

— Сережа! Сереженька! — опомнилась Валентина, но бросилась не за женихом, а к маме на грудь. — Сереженька! Ой, мамочка! Сереженька! — путалась она в рыданиях.

Мама гладила ее по волосам, по спине, успокаивала:

— Ну будет, будет. Валюта, все наладится… Ты же замуж собралась, а семейная жизнь такая — без ссор и слез не обойтись. Зато потом как мириться хорошо-о…

— Он меня не понимает. Я его так люблю! — рыдала Валентина. — У меня такая любовь, а никто не понимает!

— Понимаем, понимаем, отчего же не понять… Любовь у тебя. Первая любовь. В том-то все и дело, что — первая…

Мама гладила волосы дочери и улыбалась — светло и чуть печально.

Леша в классе допел, но еще продолжал задумчиво перебирать струны. Последние аккорды растаяли в тишине.

Юлик обвел взглядом одноклассников и остановился на капитане второго ранга Анатолии.

— Толя, теперь расскажи ты: за что получил боевую награду в мирное время?

— За выполнение особо важного государственного задания, — коротко ответил Анатолий.

— Толя, — сказала Надя, — а где сейчас Толя-два? Вы же тогда вместе в училище уходили: Толя-раз и Толя-два…

Надя осеклась, увидев, как все посерьезнели. Толя, помолчав, сказал:

— Надюша, Толя Цветов в прошлом году погиб.

— Как?! — выдохнула Надя.

— При выполнении особо важного государственного задания, — повторил он формулировку.

Скорбно молчали одноклассники.

— Вот ведь как вышло, — сказал Толя и кивнул на камеры. — Наверно, про это не нужно…

— Нет! — каким-то новым, без игры, голосом сказал Юлик. — Это нужно, это необходимо. Это все — наша жизнь…

По узенькой деревенской улочке, поднимавшейся от реки ко дворам, неслась верхом на палочках лихая кавалерийская атака. Впереди пацанов летел Сашка, размахивая голубой саблей:

— Отряд, вперед! Ур-ра! Застава, за мной, в атаку!

Из-за огородного плетня выглянула Надя — рукава блузки закатаны, косынка повязана почти на глаза.

— Сашка! Вы поосторожней там! Опять шишек понабиваете!

Но Сашка, не слушая ее, пронесся мимо туда, где за баррикадой из ящиков и бочек готовилась отбить атаку компания таких же пацанов.

Надя вздохнула и вернулась к делам: на огороде работало все ее семейство. Младшие — Петька, Антон, Ириша — собирали молодую картошку в мешок. Старшие — Наташа, Валентина, Олечка — окучивали кусты, которые предстояло обирать осенью. А Машка с Юрой, папой Кириллом и дедом Антоном — постаревшей копией Кирилла — возились с насосом поливальной системы.

— Ура-а! Вперед! Пограничники умирают, но не сдаются! — доносилось с улицы.

Надя обеспокоенно глянула из окна.

— Чем они там кидаются?

— Не суетись, Надежда, — сказал дед Антон, — чем положено, тем и кидаются.

Кирилл включил насос — вода фонтанчиками рванула из труб.

— Пошла, елки! — обрадовался Кирилл.

— А куда ж она, елки, денется! — вторил дед Антон.

Надя вдруг тревожно распрямилась.

— Саша… Где Саша?

На склоне, где только что гремела «канонада», была тишина. Мальчишки толпились у разрушенной баррикады. А к берегу бежал, спотыкаясь, конопатый пацан. Он добежал и остановился. Губы его дрожали.

— Сашку… убило…

— А-а! — страшно закричала Надя.

И полетела слепой сумасшедшей птицей со двора.

На зеленой траве, широко разбросав руки, лежал ее сын Сашка. Мальчишки тормошили его.

— Вставай! Это ж не настоящая бомба, это земли кусок! Вставай!

Сашка не шевелился.

Надя упала на колени, прижала Сашку к груди.

— Сыночка! Родной! Что ты?! Сашенька! Что ты?! Са-ша-а!

Сашка был неподвижен.

— А-а! — снова страшно застонала она.

И Сашка испуганно вздрогнул, открыл глаза:

— Мамочка, не плачь, я живой!

— Живой! — заорали счастливые пацаны. — Сашка живой!

Они прыгали вокруг Сашки. А Надя застыла на земле.

— Живой, елки? Хо-ро-шо! — протянул Кирилл.

— Хо-ро-шо, елки! — протянул и дед Антон.

И оба они одинаковым движением рванули ремни из своих брюк.

Сашка шарахнулся к маме и поспешил объяснить:

— Я был пограничник, и меня убило! Это, конечно, игра понарошку, но надо же играть взаправду…

Надя заплакала. Попробовала улыбнуться. Снова заплакала.

— Мама, ну что ты плачешь? — обнял ее Сашка. — Не плачь, мама! Видишь, война кончилась, и я вернулся с войны живой!

В Надиных глазах еще блестели слезы.

— Ты чего? Ревешь?.. — удивленный Юлик стоял рядом с нею.

Надя замялась, кивнула на юпитер.

— Заревешь тут — вон какой фонарь в глаза!

Юлик с сомнением покосился на нее, что-то быстро посоображал и развернулся на камеру.

— А сейчас, друзья, слово нашей, не скрою, всеобщей любимице, бывшей старосте класса, так сказать, неформальному лидеру, Надежде…

— Ой, мамочка, уже! — охнула Надя.

Все засмеялись, и Юлик улыбнулся:

— Докладывай, каких высот достигла?

— Высот… Я вот сижу, мучаюсь, формулирую…

— А ты не мучайся. И не формулируй. Начни попроще, в двух словах.

— Верно, — обрадовалась Надя неожиданной подсказке. — Можно именно в двух словах. Я — мама!

— А я — папа, — пробасил солидный Николай.

Все опять засмеялись, а Юлик поторопил:

— Ну-ну?

— Что — ну? — удивилась Надя. — Я — мама. Понимаете?

Улыбки еще