Навстречу ветрам - Петр Лебеденко

Ну что ж, — сказал Браун. — Мы — солдаты, мы должны заботиться друг о друге.

Когда Браун вышел, Штейер вызвал Середина. Аким Андреевич вручил ему документы на погруженное оборудование. Штейер разговаривал с ним приветливо. Он сказал, что услуги, оказанные господином Серединым германской армии, никогда не будут забыты. Германия высоко ценит своих друзей, даже если они были в прошлом коммунистами. Лично он, фон Штейер, будет и впредь заботиться о своем помощнике, хорошем русском человеке Акиме Андреевиче Середине. В городе, куда они временно решили отойти, тоже есть порт и там понадобится толковый начальник над русскими грузчиками. И этим начальником будет назначен господин Середин. И сегодня ночью он отправится к новому месту своей службы. Конечно, если Середин желает, он может захватить с собой свою семью. Не оставлять же ее здесь — большевики, безусловно, немедленно учинят расправу…

Вы разрешите мне отправиться к новому месту службы на транспорте с оборудованием? — спросил Аким Андреевич.

Задавая этот вопрос, он хотел выяснить: не раздумал ли комендант вывезти военнопленных на барже. Если не раздумал, ему, которого подозревают в связи с Федотовым и Игнатом Моревым, будет сейчас предложено сопровождать пленных.

Конечно, он может не согласиться, но тогда его отправят на баржу под конвоем.

Комендант посмотрел не на Середина, а на переводчика.

Видите ли, господин Середин, транспорт может задержаться в промежуточном порту. А вам необходимо заранее подготовить его разгрузку. Организовать рабочих. Те военнопленные, с которыми вы отправитесь на барже, останутся в вашем подчинении.

Все ясно, господин комендант, — ответил Аким Андреевич. — Я готов.

Браун решил проводить Акима Андреевича к «Пристани Глухарь». Когда они вошли на баржу, минуя солдат-охранников, лейтенант сказал:

Мы заранее приготовили вам отдельную комнату. Надеюсь, вам будет удобно. До свиданья, господин Середин.

Открыв дверь носового кубрика, откуда пахнуло затхлой водой и плесенью, Браун подтолкнул Акима Андреевича к этой «отдельной» каюте и закрыл за ним дверь. Глухо прогремел массивный запор. Аким Андреевич стоял на верхней ступеньке, вглядываясь в притаившуюся под ним густую темь. Снизу, как из глубокого колодца, послышался голос:

Еще один…

В ту же минуту забулькала вода, заскрипели ступеньки и чьи-то руки протянулись к Середину.

Аким Андреевич… Как же это… Игнат, посвети… Это был Федотов. Он помог Середину спуститься с лесенки и провел его к нарам. Чиркнула зажигалка, тускло осветила кубрик. На верхних нарах лежали двое: Игнат Морев и кто-то незнакомый.

Аким Андреевич опустился на нижние нары рядом с Федотовым. Зажигалка потухла, опять наползла темнота. Середин, на минуту закрыл глаза, а когда открыл их, мрак уже не казался таким густым. Из-под палубы через рассохшийся шов борта пробивалась узенькая полоска света. Свет падал вниз, на зеленую воду, и создавалось впечатление, что там — глубина без дна. Аким Андреевич сказал — Вот мы и опять вместе.

Игнат сполз с верхних нар, сел рядом с Серединым, взволнованно проговорил:

Аким Андреевич… А я-то всегда думал, что вы… Теперь мне Федотов рассказал… Простите меня…

Середин обнял Игната за плечи, прижал к себе его голову.

Ничего, Игнат. Так надо было. — Потом спросил шепотом: — Кто это с вами?

Кирилл, молдаванин, — также шепотом ответил Игнат. — Немцы изнасиловали его сестренку, она умерла. Злой он, но честный. Взяли его за оскорбление немецкого солдата.

Аким Андреевич спросил у Федотова:

Вы встречались со Стариком?

Федотов подробно рассказал обо всем. Старик ещё вчера, когда за «Пристанью Глухарь» не было никакого наблюдения, организовал переброску сюда разобранного ручного пулемета, трех автоматов, десятка гранат, двадцати камер от автомашин, это — вместо спасательных кругов для тех, кто плохо плавает. Оружие спрятано в трюме, между обшивкой. Знает о нем один из пленных, коммунист. Старик подготовил мину с часовым механизмом для взрыва транспорта. Ее должен был принести Игнат Морев, но его схватили еще вчера. Лиза Колосова успела скрыться. Девушка знает, где мина, но она, конечно, ничего не сможет сделать. Трюм с военнопленными находится вот здесь, рядом, можно оторвать трухлявую перегородку.

Нет-нет, сейчас еще рано, — сказал Аким Андреевич. — Подождем. — Он вдруг молодо засмеялся.

Странно было слышать в этом затхлом темном кубрике веселый смех человека, у которого долгие месяцы ни разу никто не видел даже скупой улыбки. Этот тесный кубрик был уже почти могилой, склепом, и смеяться в нем мог только сумасшедший. А Аким Андреевич смеялся. Громко, сердечно. И говорил:

Хорошо! Ой, как хорошо, черт возьми.

Игнат незаметно толкнул в бок Федотова, тот ответил ему тем же. А Кирилл еще ниже свесил кудлатую голову, шепнул Игнату.

Кажется, он того…

Середин услышал, сказал:

Ты прав, товарищ Кирилл. Я, кажется, того… весело мне. Наконец я стал настоящим советским человеком, а не ворюгой, немецким прихвостнем! И не надо ничего больше скрывать. Все свои, наши… Все рядом… Черт возьми, жить теперь! Ну, ладно. Посплю часок. Время еще есть.

Он потянулся, лег на нары и через минуту уже спал, крепко, спокойно, как может спать только человек, у которого совесть чиста и хорошо на душе.

Баржа вздрогнула, заскрипела, почти по-человечески застонала. Словно у старого ревматика, трещали ее высохшие суставы, древнее, немощное тело с потрескавшейся, ободранной кожей-обшивкой не гнулось, а как-то неуклюже, безобразно корежилось. Страшно и больно было смотреть на это тело, уходящее из жизни. Рано поднявшаяся над морем луна печально глядела вниз, провожая в последний путь дряхлую старушку. И будто удивлялась луна: «Куда это ты? В твои-то годы плясать на волнах?.. Доживала бы свой век за молом, на привычном, защищенном от ветров месте…»

Небольшой катер-буксир тужился, вытаскивая баржу. Толстый трос, был натянут, как струна. В рулевой будке за штурвалом стоял пожилой немец с седыми бачками, с трубкой в зубах — старый морской волк! По палубе прохаживались четверо с автоматами. Никто не разговаривал, не кричал, и если бы не скрип и стоны баржи, можно было бы подумать, что она как стояла, так и стоит, наглухо пришвартованная к чугунным тумбам.

Федотов встал с нар, сказал Игнату:

Пора!

И в ту же минуту проснулся Середин. Несколько секунд он сидел молча, будто собираясь с мыслями. Потом быстро поднялся, шагнул по воде к перегородке.

Здесь? — спросил он у Федотова.

Они, кажется, начали сами, — прислушавшись, ответил Федотов.

С той стороны деревянного отсека слышался шум. Было похоже, что кто-то долбит трухлявое дерево, отдирает доски от упоров. И внезапно сквозь пробитую в перегородке дыру Аким Андреевич увидел тусклый свет и заросшее, худое, с ввалившимися глазами лицо человека. Этот человек сильными руками взялся за доску, рванул ее на себя. Кто-то рядом с ним рвал вторую доску. Теперь образовался проход, и незнакомый человек шагнул через него в кубрик.

Федя, свет! — коротко приказал он.

Парень в изодранной гимнастерке поднес огарок свечи. Человек оглядел всех обитателей кубрика и протянул Акиму Андреевичу руку:

Здравствуйте, товарищ Середин. Майор Зуев.

Аким Андреевич пристальнее всмотрелся в лицо майора. Эти глаза, изогнутые брови, упрямый подбородок — что-то уж очень все знакомое. И вдруг радостно улыбнулся:

Батеньки мои!.. Мирон Алексеевич! Немного от вас осталось… Глаза вот да брови, а то и не узнал бы…

А я вчера, когда грузили транспорт, сразу узнал вас, Аким Андреевич. К счастью, не было пистолета. Признаюсь: пристрелил бы. Как предателя. Потом уже мне сказали о вас…

До войны Мирон Алексеевич Зуев работал в области, в Управлении речного пароходства, в плановом отделе. По службе ему часто приходилось встречаться с Серединым, с этим тихим, трудолюбивым, почти незаметным человеком. Если бы тогда Зуеву сказали, что Середину предстоит быть ответственным работником подполья, Мирон Алексеевич, конечно, от души рассмеялся бы. Середин — и подполье! И вот…

Они сели рядом на нары, и майор сказал:

Ваш подарок мы получили. Пулемет собран. У каждого автомата по два диска. Гранаты розданы самым ловким гранатометчикам. Нас сопровождают четверо немецких солдат и рулевой. — Он помолчал и спросил: — Куда нас везут?

В кубрик набилось много пленных, у разбитой перегородки тесно стояли солдаты, и все жадно прислушивались к разговору. Аким Андреевич ответил:

По-моему, нас далеко не увезут. Оттащат подальше от берега, отцепят буксир, возьмут на катер своих и постараются пустить ко дну нашу посудину. Конечно, будут стрелять… Самое главное, выбраться наверх. Есть такая возможность?