Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро - Мигель Унамуно

— Немедленно принять меры к задержанию этой пары, да скажите, чтобы агенты действовали со всей осторожностью. Отберите людей посмелее, знакомых с пулями, и объясните им, что за бандит этот Сакариас Крестоносец. Если отыщется кто-либо его знающий — берите в первую очередь. В картотеке подозрительных лиц найдите карточку этого злодея. Господин Передита, всего вам доброго. Ваше сообщение оказалось весьма и весьма важным для нас!

И, загадочно улыбнувшись, инспектор распрощался с ростовщиком. Почтенный гачупин понуро удалился, бросив взгляд побитой собаки на стол, где безвозвратно канул в бумажной пене всевозможных дел злосчастный перстенек. Дав последние наставления секретарю, инспектор подошел к зарешеченному окну, выходившему во двор. Вскоре со двора ускоренным шагом выступил отряд жандармов во главе с капралом. Капрал, метис с раздвоенной бородкой, был ветераном бандитского отряда, которым когда-то командовал полковник Иринео Кастаньон по прозвищу «Деревянная Нога».

Дойдя до хижины в Кампо-дель-Перулеро, капрал перестроил свой отряд, разбив людей на пары. Держа револьвер наизготовке, капрал подошел к двери:

— Сакариас, сдавайся!

Изнутри раздался испуганный голос индианки:

— Этот мерзавец бросил меня! Искать его здесь — напрасный труд! Сейчас, поди, у него другое местечко на уме!

Женщина, склонившаяся над ручным жерновом, принялась нарочито жалобно причитать. Жандармы с нацеленными внутрь хижины револьверами столпились на пороге. Капрал скомандовал:

— Выходи!

— Чего вам от меня надо?

— Хотим приколоть к твоей прическе цветок! — паясничал капрал, думая подбодрить зубоскальством своих людей. Из темноты безропотно возникла босая, с распущенными волосами индианка с ребенком за спиной.

— Можете обшарить дом: этот бродяга сгинул, оставив в наследство своему сынишке пару старых ременных сандалий.

— Мы, кумушка, тоже не лыком шиты и тоже любим пошутить. Нас больше интересует перстенек полковника ла Гандары, который ты заложила ростовщику!

— Ко мне он попал по чистой случайности: так, простая находка!

— Так вот, из-за этой находки ты мигом отправишься к моему начальнику полковнику Лопесу де Саламанка. Оставь ребенка — и шагом марш!

— А можно взять ребенка с собой?

— Уж не принимаешь ли ты полицейское управление за детский сад?

— А на кого я оставлю сына?

— Не беспокойся, его отправят в приют.

Мальчонка на четвереньках пролез между ног жандармов и побежал к болоту. Перепуганная мать крикнула:

— А ну вернись, негодник!

Тыча револьвером в темноту, капрал переступил порог хижины:

— Внимание! Охотники обыскать дом — вперед! Учтите, этот бандюга способен перестрелять нас всех! Вдруг он там прячется? Сдавайся, Крестоносец! Не валяй дурака, тебе же будет хуже!

И, размахивая револьвером поверх голов обступивших его жандармов, капрал отважился наконец шагнуть в дом.

Обыскав дом, капрал подошел к закутанной в короткий плащ пригорюнившейся на пороге индианке и надел наручники. Пинком заставил ее подняться. С болота доносился плач ребенка и хрюканье окруживших его свиней. Мать, подталкиваемая жандармами, то и дело оборачивалась, истошно призывая сына:

— Иди домой! Не бойся! Скорее беги домой!

Ребенок бросился было бежать, но потом вдруг остановился и позвал мать: его напугал погрозивший ему кулаком жандарм. Ребенок стоял как вкопанный и плакал, царапая в страхе лицо. Мать хриплым голосом кричала:

— Скорее беги домой!

Но ребенок не двигался. Он стоял у самой кромки воды и плакал, глядя вслед удалявшейся матери.

Книга пятая

Ранчеро

Филомено Куэвас и Чино Вьехо привязывают лошадей у дверей хакала{111} и укрываются в тень отдохнуть. Мало-помалу начинают подъезжать верхами и другие землевладельцы в расшитых серебром широкополых шляпах и серебряной насечкой на сбруе. Это владельцы соседних имений, тайные приверженцы дела революция. Сбор им назначил Филомено Куэвас. Соседи помогали ему собирать винтовки и патроны для батраков. Собранное оружие было заблаговременно припрятано в Потреро-Негрете. Филомено спешил забрать его оттуда и поскорее раздать индейцам. Постепенно, через определенные промежутки времени, подтягивались управляющие и старшие пастухи, индейцы, проводники и охотники из соседних владений. Филомено Куэвас с шутками и прибаутками составил список собравшихся и заявил, что лично он является сторонником немедленного выступления. Втайне он уже давно решил сегодняшней же ночью вооружить своих батраков винтовками, спрятанными в кустарнике, но пущей осторожности ради до поры до времени свое намерение скрывал. Завязался ожесточенный спор: креолы-помещики поочередно высказывали свои опасения. Но, видя непреклонность Куэваса, в конце концов согласились помочь лошадьми, батраками и деньгами при условии сохранения величайшей секретности, дабы не навлечь на себя гнев тирана Бандераса. Впрочем, под влиянием кофе и винных паров Доситео Веласко, самый богатый из прибывших гостей, вначале менее других склонный очертя голову пускаться на риск, придя в восторженное исступление, начал поливать бранью тирана:

— Гнусный тиран, мы разбросаем твои потроха по дорогам республики!

Кофе, чича и острая еда вскоре настроили хор революционеров на один лад, и все воспылали одним общим желанием. Которые были повеселее и пошумливей — вовсю сквернословили; которые посдержаннее — тоже поносили тирана, но извинялись за крепость выражений. Словом, воцарилось полное единодушие, отовсюду только и неслось:

— Дружище!

— Старик!

— До скорой встречи!

— До скорого!

Последними приветствиями обменивались уже в седлах, пришпоривая коней, перед тем как разлететься по бескрайним равнинам в разные стороны.

Утреннее солнце затопляло своими лучами народившиеся всходы и красную свежевспаханную землю, чащобы каменных дубов и величественные заросли могучего кустарника, в тени которого возлежали быки, окутанные облаком поднимавшегося от них пара. Лагуна Тикомайпу, обрамленная палатками, казалась зеркалом, в котором отражаются горящие факелы. Хозяин скачет на резвом гнедом по берегу канала, за ним тяжело трясется на низкорослой своей лошаденке управляющий. Колокольный звон и птицы оживляют знойное утро. Флотилии лодок, разукрашенных флагами, ветками и цветочными эмблемами, поднимаются по каналам по случаю индейского праздника. Легкие суденышки кажется вот-вот пойдут ко дну от разгула музыки и танцев. Бродячая труппа — картонные маски, ленты, пики, щиты — исполняет шутливо-воинственный танец под навесом капитанской лодки. Он танцуется под трубу и барабан. Вдали виднеется помещичья усадьба. На густо-зеленой листве апельсиновых деревьев играют отблески изразцов и стекол. Почуяв близость конюшни, лошади ускоряют бег. Управляющий исчезает за оградой, а хозяин, сдерживая коня, приподнимается на стременах, чтобы заглянуть под аркаду. Развалившись в гамаке, полковник перебирает струны гитары, вокруг пляшут дети. Две медно-красные служанки в расстегнутых блузках смеются и перешучиваются за зарешеченным кухонным окном, уставленным геранями. Филомено Куэвас гарцует на гнедом, жаля его копчиком хлыста: скачок — и Куэвас во дворе.

— Лихо играешь, дружище! Этак станешь отбивать хлеб у самого Сантоса Вега!

— Спасибо на добром слове… Но что же все-таки происходит? Уж не хочешь ли, старичок, чтобы меня схватили? Ты что-нибудь решил?

Спешившись, хозяин вошел на террасу. Серебряные шпоры его звенели, с плеча ниспадал кончик сарапе. Расшитые поля шляпы оставляли в тени орлиное его лицо с козлиной бородкой.

— Домисьяно, я ссужу тебя пятьюдесятью боливарами, дам проводника и коня, только беги отсюда поскорее. Давеча, поддавшись твоей болтовне, я согласился выступить вместе. Теперь я передумал. Пятьдесят боливаров будут тебе вручены, как только ты пересечешь наши границы. Отправишься без оружия, проводник получил приказ стрелять при малейшем подозрительном движении с твоей стороны. Советую, старина, не распространяться на этот счет. Никто ничего не должен знать.

Полковник выпрыгнул из гамака и, погасив ладонью жалобный стон гитары, сказал:

— Филомено, оставь свои шутки! Тебе ли не знать, что гордость не позволит мне подписать такую позорную капитуляцию. Вот уж, Филомено, от тебя я этого не ожидал! Был другом-приятелем, а стал собакой-надсмотрщиком!

Филомено Куэвас не спеша, изящным жестом скинул на плетеное кресло сарапе и шляпу, потом извлек из кармана штанов богато расшитый шелковый платок и отер им разгоряченный смуглый лоб, эффектно выделявшийся на фоне темных кудрей.