Чудо - из чудес - Санин Евгений
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Олег с Ириной ушли.
Вошедшая свекровь, увидев их свадебные наряды, всплеснула руками:
— Какая прелесть!
Она взяла костюм, чтобы повесить его в шкаф, и кивнула на платье:
— Ну костюм, ладно — он еще может Стасику пригодиться!
— Например, на выпускные экзамены пойти, на олимпиаду съездить! — торопливо вставил, чтобы Лена не подумала чего другого, Стас.
— Да, — несколько запоздало кивнула, действительно, думавшая о своем свекровь. — А с платьем что будете делать?
— Сегодня же дам объявление в интернет! — ответил Стас. — Продадим. А на полученные деньги купим второй диван!
— Ну, знаете… — вспыхнула свекровь, но возражать на это ей было нечего, и она махнула рукой: — А впрочем, вещь ваша, комната тоже — делайте, что хотите!
И Стас сделал.
Он тут же сфотографировал платье.
Лена помогла составить его описание.
И не прошло и часа, как состоятельные люди просто их засыпали предложениями.
Такими, что уже на следующий день, накануне прощеного воскресенья, после которого, как известно, наступает Великий пост, вежливые рабочие в красивой униформе привезли из одного из лучших в Москве мебельных магазинов прекрасный диван и установили его в комнате молодых православных супругов.
4
Все шло, как обычно и вдруг…
Лена по опыту хорошо знала, что когда начинается Великий Пост — жди искушений.
И относилась к этому с пониманием.
И даже — благодарностью Богу.
Ведь искушения это — что?
Это своего рода экзамен человека на духовную зрелость.
И без них просто нельзя укрепиться в вере.
Это — как дерево лучше укореняется, когда его раскачивает ветер.
Поэтому она была готова к ним.
Но чтобы вдруг — да такое…
Впрочем, поначалу ничего не предвещало ужасного, чего не увидишь даже в самом кошмарном, или как бы сказала Горбуша — кошкараульном — сне...
В прощеное воскресенье Стас, Лена и Сергей Сергеевич сходили на вечернюю службу.
Где вместе со всеми остальными прихожанами попросили у священника и друг у друга прощения.
Свекровь в этот день напекла целую гору толстых ноздреватых блинов.
«Как никак, сегодня — масленица! — сказала она. — Верим мы или не верим, а обычаи предков нужно уважать!»
И предложила их — кто с чем желает!
С маслом.
Сгущенкой.
Сметаной.
Красной икрой.
Каждый, хоть вскоре уже не было сил больше есть, попробовал — и с тем, и с другим.
Одна только Горбуша предпочитала есть одну икру, без блинов.
— Ешь! Ешь! — посмеивался над ней Сергеевич. — Завтра ее уже не увидишь! Не все коту масленица!
— А вороне икра! — поправила свекровь. — Хотя она и будет по-прежнему на столе!
Не обошлось, правда, без небольшого столкновения двух мнений относительно поста.
Между ней и остальными верующими членами семьи.
До этого, осторожно выведав под видом беседы на духовную тему у сына, что пост послабляется для учащихся, путешествующих и больных людей, она каждый раз убеждала: что Стас учится, причем, очень интенсивно, а Сергей Сергеевич много ездит и к тому же у него проблемы с желудком.
Они, впрочем, без особого на то сожаления, вынуждены были с ней соглашаться.
Но теперь, когда привыкшая строго поститься в святую четыренадесятницу и Страстную седьмицу Лена заявила, что не будет вкушать ничего скоромного. И даже с растительным маслом есть только в разрешенные Церковью дни. Стас с Сергеем Сергеевичем сразу перешли на ее сторону.
— Ладно, буду готовить вам все, как скажете! Сухое, невкусное, одним словом, постное, — бросив недовольный взгляд на Лену, нехотя сдалась свекровь, но при этом как-то загадочно усмехнувшись — мол, посмотрим еще, чья возьмет! — предупредила: — Но себе продолжу делать — то, что захочу. Пельмени, оладьи со сметанкой и сгущенным молоком, ту же икру с маслом, котлетки… И не обессудьте, если это будет очень питательным и вкусным!
Вечером Стас с Леной, прочитав, сменяя друг друга, по очереди молитвы и затеплив на всю ночь перед иконами лампаду, легли на разных диванах.
Наутро тоже все шло, как обычно.
Добавили в лампадку масло.
Помолились, прибавляя к обычному утреннему правилу великопостную молитву святого Ефрема Сирина:
«Господи и Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми! (земной поклон)
Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми рабу Твоему! (земной поклон)
Ей, Господи Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков, аминь.»
Еще один земной поклон.
А затем 12 раз:
«Боже, очисти мя грешнаго» (Лена, разумеется, говорила – «грешную»), с поясными поклонами.
И вновь всю молитву Ефрема Сирина целиком, по окончании которой положили один великий — земной — поклон.
После этого все наскоро позавтракали.
Мама, как и грозилась накануне, похваливая да причмокивая, любимыми оладышками мужа и сына: тонкими, румяными, со свежайшей — не поленилась чуть свет сбегать на рынок! — сметаной.
Лена — одним чаем.
А Сергей Сергеевич с сыном — кофе.
Оба — с постными сухарями.
Лене было полегче — она привыкла поститься и к тому же почти не видела того, что находилось на столе.
Разве что слышала невероятно вкусные и приятные запахи.
А вот им было куда сложнее!
Мало того, что всегда трудно со скоромного сразу переходить на строго постное.
Да еще и такой соблазн совсем рядом!
Только тут привыкшая к тому, что дома, в Покровском, ее все только поддерживали, она постигла, наконец, смысл слов Спасителя, что «и враги человеку домашние его».
Разумеется, когда они не дают, всячески мешают, а то и просто запрещают идти к Богу!
Когда Стас, собираясь в институт, пообещал продолжить вечером пересказ книги, Лена поинтересовалась, и как это ему удается находить такие интересные сюжетные линии и неожиданные повороты в них.
— Все очень просто, — отозвался он. — Ведь для писателя главное — что?
— Что?
— Уметь небанально думать. То есть, иметь нестандартное мышление.
— Как это? — не поняла Лена.
И Стас, хотя мама уже поторапливала его из-за двери, говоря, что Сергей Сергеевич начинает опаздывать, с озорной улыбкой спросил:
— Хочешь узнать прямо сейчас?
— Конечно!
— Тогда отвечай быстро-быстро на мои вопросы: пятью пять…
— Двадцать пять! — с легким недоумением, что все, оказывается, так просто, ответила Лена.
— Отлично! - похвалил ее Стас. — Шестью шесть?
— Тридцать шесть!
— Умница! Семью семь?
— Сорок семь… Ой, сорок девять!
— Вот! — многозначительно поднял палец Стас. — Так мыслит обычный человек. А писатель, в отличие от всех других, во время обдумывания книги и когда уже пишет ее, должен мгновенно принимать оригинальные и единственно верные решения, как на уровне глав, так и отдельных предложений! А то и слов! Понятно?
Лена внимательно выслушала его и пожала плечами:
— Н-не совсем. А сам-то ты, когда тебе задали такой вопрос, как на него ответил?
— Честно?
— Ну мы же договорились, что у нас нет друг от друга никаких секретов!
— Тогда… — притворно вздохнул Стас и признался. — Точно так же, как и ты!
— Вот видишь! Ах ты! — шутливо ударила его ладошкой по спине Лена. — Нестандартный ты мой!
— Почему это только я? Мы! Как говорится, два сапога — пара!
— Не пара — а пора, в смысле — тебе на учебу!
Они рассмеялись.
Да так заразительно, что даже Горбуша изобразила что-то похожее на каркающий смех.
— Ой, пост же — грешно смеяться… — первой спохватилась Лена.
— Ты права, — с трудом останавливая себя, согласился Стас.
И тут им обоим стало совсем не до смеха.
