Три последних самодержца - Александра Богданович

16 августа.

Сегодня сказано было мне по телефону, что Витте назначен председателем Комитета министров на место покойного Дурново, а Плеске — министром финансов; что якобы хотели эти две должности совместить, но оказалось, что по закону этого сделать нельзя. Насчет Плеске говорят, что он совсем в руках у Витте, что умишко у него маленький, что он будет исполнять все приказания Витте. Затем сказали, что сегодня ночью был удар, кровоизлияние в мозг у вел. кн. Михаила Николаевича, но что днем ему было легче.

17 августа.

Говорят, что у вел. кн. Михаила Николаевича паралич левой половины всего тела. Известие о назначении Витте многих ошеломило.

11 октября. Франкфурт.

Сегодня нам сказали, что в Рим царь не едет, что посылали в Италию Лопухина, который привез неблагоприятные сведения. Русское посольство в Риме проявило большую халатность. Кн. Долгорукий (генерал-адъютант), посланный с письмом к итальянскому королю, возмущен был поведением 50 человек охраны, которые все находились в одной гостинице и там пьянствовали и безобразничали. Был послан mot d'ordre[87] от царя к Плеве, как писать в русских газетах об отмене поездки царя в Италию, но Плеве тогда не признался, что оный получил.

15 октября, Рим.

Когда мы шли в Вероне сесть в вагон, то видели и слышали, как у соседнего вагона социалист говорил речь, а около него стояла толпа с непокрытыми головами и с благоговением его слушала. Речь была социалистическая. Mac-Nutt сказал Е. В., что в этом вагоне везут покойника. Вот причина этой речи. Сказал Mac-Nutt, что зачастую здесь можно увидеть такие сборища и услышать самые зажигательные речи.

16 октября, Рим.

Когда Е. В. спросил настоятеля посольской церкви в Риме архиепископа Владимира, мог ли царь спокойно приехать в Рим, архиепископ Владимир ответил, что мог спокойно приехать, что итальянцы умеют в известных случаях так устроить, что социалисты у них лишаются свободы — их помещают временно в подземелье, они не арестованы, но лишены свободы, а потом их выпускают, так что это для них не обидно. Насчет «свистков», которыми готовились итальянцы встретить царя, сказал архиепископ Владимир, так как итальянцы народ увлекающийся, то могло случиться, что против тех, которые бы свистели, могли явиться благонамеренные свистки, чтобы они перестали свистеть; что это могло быть неприятно царю, но следовало бы его предупредить — тогда он знал бы, в чем дело. Говорил он также, что, по его мнению, поголовная стачка, которая предполагалась во время приезда царя, как протест против его приезда, не осуществилась бы. Кн. М. С. Волконский возмущен, что царь не приехал, прямо обвиняет в этом Ламздорфа, который умеет только задние ходы делать. Про Плеве сказал, что сухой, в разговоре — как бритва.

17 октября.

М. С. Волконский говорил про короля, что он очень ученый, начитанный, очень прост в обхождении. Король его как-то спросил: «Почему русский царь не дает народу конституцию?» На это Волконский ответил: «Потому что у нас нет людей для образования парламента». При этом Волконский сказал, что в 1825 году легче было создать парламент, чем теперь; но королю он этого тогда не сказал.

9 декабря.

Грингмут рассказывал, как вчера он был у Плеве. Плеве ему прочел целую лекцию, что в России теперь 4 вопроса, разработка и урегулирование которых всего более важна: 1-й вопрос — это крестьянский, 2-й — еврейский, 3-й — учебный и только 4-м стоит у Плеве рабочий вопрос. Когда Грингмут его спросил, как предположено для крестьянского вопроса насчет совещаний — каким образом будут туда приглашаться люди и кто их будет выбирать, — Плеве отвечал, что явилось изменение, что этих людей будут избирать губернаторы, чтобы не повторилось то, что было в губернских сельских комитетах. Эта мысль не Плеве, она была высказана «Гражданином», но Плеве про это не упомянул. Плеве хвалил Грингмуту крестьянский проект, написанный Гурко (проект этот состоит в том, чтобы устроить Россию так, чтобы каждая деревня являлась волостью, а теперь в волости несколько деревень, чтобы главным начальником над волостями был земский начальник).

Мещерский говорил Грингмуту, что все в Министерстве внутренних дел делается спешно, ни с кем не посоветуются, а потом приходится поправлять, делать вставки. Насчет последних дневников Мещерского оказывается — про все, что у него напечатано в последних дневниках (от 7-го числа), что теперь безвластье, он говорил царю. От царя он был у Плеве, свою беседу с царем ему передал — вот теперь и понятно, почему этот дневник сошел безнаказанно Мещерскому. Мнение Грингмута таково, что Гурко оседлал Плеве, что он заверил Плеве, что надо поддерживать земство, чтобы быть популярным. Гурко ярый поклонник земства. Вот почему Шипов (Москва) и Петрункевич (Тверь) безнаказанно ведут свою антиправительственную пропаганду.

1904 год

30 января.

Сегодня по улицам Петербурга ходят студенты с национальными флагами, распевают национальный гимн и «Спаси, господи, люди твоя». Были они около Зимнего дворца, с обнаженными головами ходят они по улицам, идут все стройно, выстроившись. Когда толпа стояла возле Зимнего дворца, царь, царица и дети показались в окнах дворца. Царь выслал к толпе дворцового коменданта, благодарить за добрые чувства. Е. В-чу сказал это по телефону Зилотти. Е. В. заплакал, когда это услышал, его это очень тронуло. Меня, скажу откровенно, это только заставило задуматься — сегодня пришли с чувствами, завтра придут с протестом. Я бы такой толпы на улице не допустила. Теперь 8-й час. Сейчас прошла по Морской толпа, тоже с пением, но нестройная, врассыпную. Как-то болезненно сжалось сердце, когда я на это посмотрела в окно. Дай бог, чтобы я ошиблась, но это явление крайне нежелательное, опасное.

17 сентября.

Мне вот как представляется все то, что теперь творится в Петербурге: у нас перед глазами страшная драма и прерывается эта драма водевилем, самым мелодраматичным; все это делается в надежде, чтобы отвлечь людей от тяжелых впечатлений, но это не так легко.

Вчерашний прием Мирского чинов Министерства внутренних дел наводит на печальные размышления. В наше безнравственное, беспринципное время откуда ожидать доверия (к кому?) и уважения? Грингмут говорил, что теперь он к Мирскому не поедет, чтобы не изменить направления «Моск. Ведомостей». Он уверен, что писать то, что он теперь пишет, ему не будет запрещено, но Мирский при свидании может его попросить не так резко, категорично, высказывать свое мнение о земстве, и тогда ему волей-неволей придется исполнить желание министра внутренних дел. С уходом Зиновьева и Стишинского оставшийся один товарищ, Дурново, является у Мирского persona grata[88] — он у Мирского и завтракает, и обедает, наставляет, руководит его. Мнение Грингмута и Батьянова (последний — либерал, и тоже печально смотрит на все), что добром все это не кончится, что медовый месяц Мирского будет короток. Победоносцев говорит, что все это кончится резней на улицах Петербурга, так же как и в провинции. В это время, по словам Грингмута, Мирский будет сидеть и потирать себе руки; Мирский и Дурново будут летать к нему за советами, но дело от этого лучше идти не будет.