Эта безумная Вселенная - Эрик Рассел

— Забавное кино, — криво усмехнулся Паскоу, когда они вернулись в главный отсек. — За последнюю тысячу лет род человеческий стал полностью технизированным. Даже какой-нибудь зеленый мальчишка, пришедший служить на задрипанный корабль, и тот обязан иметь технические знания. Причем в прежние времена объем его знаний считался бы чуть ли не капитанским.

— И что дальше? — вздохнул Лей, которому сейчас было не до рассуждений социолога.

— Мы превратились в мозги, — продолжал сыпать соль на раны Паскоу. — И поскольку мы превратились в мозги, мы с презрением стали поглядывать на простой физический труд. Мы ведь выше того, чтобы вручную обтесывать доски или черпать ведром воду из колодца.

— Я что-то не понимаю, в чем суть ваших рассуждений.

Это ничуть не обескуражило Паскоу.

— Мы отправили поселенцев на сотни планет. Но каких поселенцев? Разного рода начальников, инспекторов, консультантов, советников. И только малый процент людей занимается настоящей работой.

Лей молчал.

— Представьте, что Уолтерсон и другие найдут на этой чертовой планете обширнейшие залежи нужных нам полезных ископаемых. Но кто будет управлять экскаваторами, грузовиками и прочей техникой? Копуши наверняка согласились бы на нас работать. Только на что нам их помощь, если на простейшую работу они будут тратить десять, двадцать, а то и пятьдесят лет? Везти сюда за тридевять земель рабочих? Но кто из людей согласится поселиться здесь и быть рабочей скотиной технической эры?

— Огилви пролетал над большой дамбой, похожей на плотину гидростанции, — задумчиво проговорил Лей. — На Земле такое сооружение можно было бы построить за пару лет, если не быстрее. А здесь? За двести? За четыреста? Или понадобилось бы еще больше времени?

Он нервно забарабанил пальцами по столу.

— Это-то меня и тревожит.

— Вы неверно выразились, коммодор. Мы все испытываем не тревогу, а подавленность. Это разные вещи.

— Говорю вам, я встревожен. Этерна похожа на горящий фитиль, который долгое время не замечали и вдруг заметили. Я не знаю, куда он тянется и какой силы взрыв может последовать, когда он догорит.

— Это подавленность, — гнул свое Паскоу, совершенно упуская из виду то, до чего успел додуматься коммодор. — Нам прижали хвост, и нам это не понравилось. Неодолимая сила наткнулась на нечто неподвижное и непознаваемое. Взрыв, о котором вы говорите, раздастся у нас в мозгу. Этот мир не в силах физически уничтожить нас. Копуши слишком медлительны даже для того, чтобы простудиться.

— Меня не волнует угроза с их стороны. Они волнуют меня своим существованием.

— Копуши существовали везде и всегда, даже в нашем мире. Иначе у нас в языке не было бы такого слова.

— Верно! — горячо подхватил Лей, — Это-то и заставляет меня настораживаться.

Из динамика донеслось вежливое покашливание.

— Сэр, говорит Огилви. Мы взяли образцы гранита, кварца и других камней. В настоящее время вертолет находится на высоте шестнадцати тысяч футов. Отсюда нам виден и корабль, и то что вокруг. Так вот, сэр, то, что вокруг, мне очень не нравится.

— Что там еще?

— Из города, куда вы ездили, наблюдается массовый исход копуш. Из близлежащих деревень — тоже. Копуши заполонили все дороги и направляются в сторону корабля. Первые волны достигнут вас где-то через три часа… Ничто не говорит об их враждебных намерениях или о каких-то организованных акциях. Насколько мне кажется, все эти толпы подстегивает обыкновенное любопытство. Но если позволить копушам окружить корабль плотным кольцом, вы не сможете стартовать без того, чтобы не сжечь несколько тысяч заживо.

Лей задумался над словами пилота. Длина корабля превышала милю. При старте волны раскаленного воздуха тянулись на полмили в обе стороны и еще на такое же расстояние отлетали выбросы из хвостовой части. Следовательно, для безопасного старта кораблю требовалось пространство площадью в две квадратных мили.

На борту «Громовержца» находилось тысяча сто человек. Шестьсот из них были нужны для обеспечения старта. Значит, из оставшихся пятисот придется устроить оцепление и расставить по периметру тех самых двух квадратных миль, а затем… перебрасывать их вертолетом на место новой посадки. Технически это возможно. Но какую напрасную трату времени и горючего вызовут многочисленные полеты туда и обратно.

— Прежде чем они сюда доберутся, мы стартуем и перелетим на новое место, — сообщил Лей пилоту. — Не очень далеко, миль сто. На пару дней это оттянет визиты вежливости!

— Прикажете возвращаться, сэр?

— Да, и побыстрее.

— Мои пассажиры против. Говорят, что хотят собрать дополнительные образцы. Так что я повременю с возвращением. Если я не увижу, куда вы переместились, я легко вас найду по радиомаяку.

— Хорошо.

Лей включил интерком.

— Дайте сигнал общего возвращения на борт. Проверить численность экипажа. Подготовиться к старту.

— Правило седьмое гласит, — назидательным тоном произнес Паскоу, — что любое действие, повлекшее за собой причинение вреда расе, не являющейся враждебной, рассматривается как серьезное нарушение Кодекса контактов. Что же получается? К нам ползут несметные полчища любопытных ленивцев, а мы показываем им хвост и скрываемся.

— Вы можете предложить более удачное решение? — раздраженно спросил коммодор.

— Хуже всего, что не могу.

Раздался оглушительный вой корабельной сирены. Вскоре начался прогрев двигателей, сопровождавшийся слабой, но все же ощутимой вибрацией. В главный отсек вбежал растрепанный Хоффнагл. В кулаке он сжимал пачку мятых карт Кина. Глаза яростно блестели.

— Кто придумал стартовать? — закричал контактер, забыв про всякую субординацию. — Мы провозились с копушами две вахты подряд, забыв про отдых. Наконец-то один сумел правильно повторить круговое движение, обозначающее орбиту. И вдруг — все насмарку.

Тяжело сопя, Хоффнагл ждал ответа.

— Мы перемещаемся.

— Перемещаемся? — Контактер будто впервые слышал подобное слово. — Куда?

— На сто миль отсюда.

Хоффнагл, не веря своим ушам, проглотил слюну, открыл рот, закрыл, после чего открыл снова.

— Но тогда нам придется все начинать заново.

— Боюсь, что так, — подтвердил Лей, — Мы могли бы забрать ваших подопечных на новое место. Однако нам пришлось бы очень долго втолковывать им, зачем и почему мы их перемещаем. Куда проще начать заново.

— Нет! — отрезал Хоффнагл, приходя в ярость. — Ни за что! Только не это!

— Что вообще происходит? — спросил подошедший Ромеро.

Как и Хоффнагл, он тяжело дышал и, судя по ввалившимся щекам, изрядно устал.

Хоффнагл попытался сообщить ему трагическую новость, но сумел издать лишь несколько слабых и нечленораздельных звуков.

— Контактер, оказавшийся не в состоянии вступить в контакт с другим контактером, — резюмировал Паскоу с бесстрастием кабинетного ученого.

— Они перемещают корабль, — с усилием выдавил Хоффнагл.

После риторического «что?» лицо Ромеро сделалось еще краснее, чем у копуш. Во всем остальном он походил на настоящего пучеглазого и оцепенелого копушу.

— Шли бы вы отсюда оба, — не сдержался Лей. — Не ждите, когда явится Нолан и вытащит вас за шкирку. Идите к себе и успокойтесь. Кстати, вы не единственные, кому внезапный старт спутал все планы.

— Может, и не единственные, — горестно промямлил Хоффнагл. — Но только на нас лежало бремя…

— Каждый несет свое бремя, — возразил Лей. — Поверьте, вряд ли кто-нибудь хлопает в ладоши и подпрыгивает от радости. Идите к себе. Не ждите, когда у меня лопнет терпение и я просто прикажу вас выдворить.

Контактеры удалились, со злости едва не хлопнув дверью. Лей уселся за стол, закусил нижнюю губу и стал просматривать официальные бумаги. Прошло двадцать минут. Взглянув на стенной хронометр, коммодор вызвал по интеркому Бентли.

— Почему мы не стартуем?

— Нет сигнала из штурманского отсека.

Лей переключился на штурманский отсек.

— Чего вы ждете?

— Коммодор, пассажиры из поезда до сих пор находятся на опасном расстоянии. Либо им никто не сказал, чтобы возвращались и уезжали, либо они переваривают новость и готовятся к отъезду.

Лей редко позволял себе ругаться, но сейчас не выдержал и вслух произнес некое заковыристое словцо. После этого он вызвал Хардинга.

— Лейтенант, отрядите два взвода ваших пехотинцев. Пусть дотащат пассажиров до поезда, рассадят по вагонам и поскорее возвращаются на корабль.

Лей снова углубился в бумаги. Паскоу сидел в углу, грыз ногти и тихо посмеивался. Спустя полчаса коммодор вторично произнес то самое словцо, после чего схватил трубку интеркома.

— Что теперь?

— Штурманский отсек по-прежнему не дает сигнала, — ответил Бентли тоном человека, примирившегося с неизбежным.