Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила

Она повернулась к окну, уставившись в сияющую огнями фонарей вечернюю синеву. Зима в этом году, как назло, выдалась бесснежная, пасмурная и ветреная, что было созвучно ее внутреннему состоянию.

— А откуда эта ситуация взялась, у тебя совсем мыслей нет? — вызывающе спросил Костя. — Да это я ее устроил, я! С одной только целью: чтобы удержать тебя, свою женщину, любовницу, будущую жену, раз уж ты предпочитаешь такие формулировки.

Нерина оглянулась и оцепенело посмотрела на мужа.

— Ты? Устроил?! — прошептала она. — Так Айвар не был виноват?

Костя зловеще улыбнулся и, поднимаясь со стула, заговорил:

— А ты через одиннадцать лет наконец созрела задаться этим вопросом? Отличный срок для любящей девушки, что уж говорить, а, Нери?

— Что ты тогда сделал? — тихо спросила женщина.

Облокотившись на барную стойку, Костя заговорил неспешно и бесстрастно:

— Ну что же, давай по пунктам. Как-то раз я пожаловался на эту историю старым друзьям и они посоветовали мне подыскать девчонку, способную соблазнить твоего жениха и сделать компромат. Как сейчас помню, я тогда сказал, что здесь это не выгорит: парень не дебил, чтобы так подставляться. Но мне пришло в голову другое — намекнуть твоим родителям, что он может быть способен на что-нибудь социально опасное. Это была более красивая идея, но и гораздо более рискованная. Я много вариантов перебрал, но все они меня не устраивали из-за того, что пришлось бы привлекать кого-то со стороны. Как ни странно, такое оказалось безопаснее целиком делать самому.

Нерина словно завороженная слушала мужа, который говорил так спокойно, будто речь шла об одном из его бизнес-планов. Она ни разу не перебила его, не задала ни одного вопроса, пока он наконец не сделал выжидающую паузу.

...А произошло тогда вот что. Поняв, что совсем без посторонней помощи не обойтись, Костя решил хотя бы сделать так, чтобы никто не догадался об истинных целях его плана и не был, в крайнем случае, привлечен к ответственности. При всех его специфических принципах, побочные жертвы ему были не нужны, к тому же, наличие сговора значительно усугубило бы его вину. Впрочем, о таком исходе Костя старался не думать.

Но прежде всего было необходимо снова пересечься с Айваром, причем в естественной обстановке. И вот наконец выпал шанс — фестиваль народов, на котором могла веселиться молодежь с разным цветом кожи и разрезом глаз, от коренных петербуржцев, как он, до новобранцев, которые только намеревались искать счастья в этом городе. О том, что жених Нерины намерен туда явиться, Костя узнал от Андрея Петровича, который периодически делился с ним новостями. Они в основном были неутешительными, так как переубедить дочь ему никак не удавалось и день свадьбы был уже назначен. Поэтому Костя счел, что другого шанса не будет.

Он выяснил через социальные сети, что среди волонтеров мероприятия есть одна из сокурсниц Нерины, с которой у него было шапочное знакомство. Ее имя Костя жене не назвал, сказав только, что она давным-давно не живет в Питере. Ему удалось завязать с девушкой доверительный разговор, и он сказал ей, что очень переживает за Нерину, которая от обиды на него втянулась в какую-то мутную связь с африканцем, возжелавшим не ее, а легкое получение вида на жительство. Та, как выяснилось, знала об этой истории в общих чертах и на удивление быстро согласилась помочь, как подозревал Костя, отнюдь не из заботы о знакомой, а скорее из желания ей чем-нибудь насолить, что в данном случае было ему на руку. Впрочем, ничего преступного он не предлагал. Он попросил лишь присмотреть за этим парнем на мероприятии чуть повнимательнее, а заодно и за теми, с кем тот будет больше всего общаться, — вдруг она заметит что-нибудь сомнительное в их локациях. Как пояснил молодой человек, у него самого давно есть нехорошие соображения, но его, как лицо заинтересованное, Нерина слушать не станет.

А уж о том, чтобы предмет для подозрения нашелся, предстояло позаботиться самому, без помощников. Тогда Костя вспомнил об одном знакомом, у которого дома хранился запас сувенирных конфет, чайных пакетиков и баночек лимонада с каннабисом. Волей небывалой удачи он ухитрился провезти их из Европы. Все это было давно просрочено и держалось просто для «красоты», но Косте требовалась только видимость, и зайдя к этому парню в гости, он улучил момент и кое-что прихватил с собой. Затем конфеты он подменил обычными, оставив только фантики, напитки вылил, а пакетики с чаем уничтожил, сохранив яркие обертки.

Пронести это на фестиваль было отдельной задачей. Приходить со своей едой запрещалось, но Костя воспользовался тем, что подрабатывал в корейском общинном центре и нередко занимался доставкой продуктов и инвентаря на этнические праздники. Он договорился с организаторами и все свои припасы тщательно спрятал в специальной сумке.

Оставалось придумать, как подбросить улики самому Айвару. Парень знал, какие клубы в городе пользуются дурной репутацией, хотя сам из-за врожденной осторожности и брезгливости никогда не пробовал запрещенных веществ и даже ни разу не курил. В одном из них ему удалось достать мизерную дозу гашиша, которую предложили бесплатно, «по дружбе». А о сувенирных брелках, отдельных для Европы, Азии и Африки, он узнал от той же девушки и после некоторых поисков добыл очень похожий на тот, который должны были вручить Айвару.

В день фестиваля сумку Костя пронес беспрепятственно, затем перепрятал опасные предметы, и стоило только дождаться конца мероприятия, когда стихнет суматоха. Как только залы стали пустеть, он быстро подошел к сектору для африканских гостей, положил несколько конфет и бумажек из-под чая на столик, а все остальное выбросил в мусорное ведро, но так, чтобы потом легко бросилось в глаза. Если это и попало на камеры наблюдения, то, по его соображениям, не должно было привлечь особого внимания. К тому же девушка-волонтер между делом упоминала, что с правоохранительными органами здесь стараются не связываться, так как сами не без скелетов в шкафу.

Но труднее всего было встретиться еще раз с Айваром, и особенно — заглянуть ему в глаза. Останавливаться на этом подробно Костя не стал, сжато сказав, что обменялся с ним парой слов на улице, попросил показать брелок и когда тот отвернулся, чтобы затушить сигарету, быстро подменил его на тот, что был у него в кармане куртки. Дальше оставалось ждать, причем в успехе он был вовсе не уверен. Для подстраховки он еще раз, перед уходом, поговорил с девушкой, убедил ее, что заметил за африканцами кое-что странное, и попросил связаться с родителями Нерины, если его опасения подтвердятся.

В этом и состояла еще одна причина, почему Костя так боялся возвращения Айвара в Питер, — тот мог и рассказать о том, о чем умолчал по какой-то слишком сложной для объяснения причине, и тогда уже за последствия никто бы не поручился.

— Все остальное ты знаешь, — подытожил Костя. — Как видишь, мне самому впору писать подобные книги. Только вот...

Он серьезно посмотрел на жену, которая словно пребывала в какой-то прострации, и продолжил уже без сарказма:

— А вот теперь скажи мне: какая, в сущности, разница, что тогда сделал я? Ты у себя спроси — что ты сделала, когда в таком обвинили человека, за которого ты собиралась замуж, очевидно по большой любви, в трезвом уме и твердой памяти? Может быть, поверила ему, поставила его слова выше, чем наговоры каких-то левых людей, плюнула на мнение предков? Нет! И не я, а вы с отцом потребовали, чтобы он убрался из страны, в которую, на минутку, ты его пригласила, а твой батяня долго играл в доброго дядю. Я-то что? Мы с этим парнем чужие друг другу люди, меня не должно волновать его благополучие, как, впрочем, и его — мое. А ты-то, ты? По-твоему, раз ты «девочкой» родилась, так за свою глупость вообще отвечать не надо? За тебя все сделают, а тебе остается только изобразить жертву и выставить этого негра вон, с оскорбленным видом и чистыми ручками. Удобно ты устроилась, ничего не скажешь! И ты думаешь, я поверю, что ты ничего не подозревала?