Карл, герцог - Александр Зорич

4

Луи был старше Карла на три года. Карл был женат вторично, Луи вообще никогда не думал о женитьбе, справедливо полагая, что всегда успеет жениться и не думая.

В Карле клокотали благородные крови, лимфы и желчи обоих цветов со всей Европы. Луи не был патрицием, не был он и плебеем.

В глубине души Луи надеялся вынести простреленного навылет Карла с поля боя и тем заслужить титул графа. Циническим рассудком Луи эта мечта воспринималась как чистый анекдот. И только один раз, во время пероннского перемирия, Луи, упившись-таки сильно, поделился ею с какими-то красными харями, ибо не выдержал.

– Ты не смотри, что я в одной рубахе, парень, – сказала тогда харя-первая.

Вопреки предложенному, Луи завел осоловевший взгляд под стол и увидел что да, правда: мужик был гол и бос.

– Не смотри! – рявкнул мужик. – На деле я граф на полном пансионе у короля Франции!

У Луи в глубине души тихонько звякнула задетая струна. Луи ловко, как ему показалось, перегнулся через стол и дал мужику в дыню. К разбитому носу ловкость Луи присовокупила два разбитых кувшина. Один – его, Луи, опорожненный, а второй не его, не Луи, нет – хари-второй, до краев вспененный шибучим пероннским пивом.

Самозваный граф, пренебрегая падением с лавки, продолжал: «А дело так было…»

Луи временно потерял нить событий, поскольку искал виновника гулкой оплеухи, от которой в правом ухе было бо-бо.

Ага, харя-вторая.

«Как я сейчас, он истекал кровью…» – гундел граф в рубахе. Он, похоже, улежался на полу надолго.

Луи получил ещё раз, в глаз – для разнообразия.

Из дальнего угла трактира завопили: «Бургундия!» И вновь: «Бургундия!» И наконец: «Бургундия!»

– Ты мне всё пиво кончил, – пояснил обидчик Луи, второй француз.

«А ещё бы нет! – оживился его спутник. – Дюймовая пуля из ручной кулеврины, как Бог свят дюймовая!»

Луи был, в целом, согласен. Его вина. Кувшинчик чужой и стоит здесь немало. Тысячу тысяч золотых экю, брат! Луи хотел предложить выпить за его счет мировую, но тут люди герцога перешли от слов к делу. Люди герцога – а их в трактире было изрядно много – пошли драть людей короля.

«И вот за эту-то доблесть, монсеньор…» – нараспев протянул лежащий на полу граф.

Щуплый и очень заводной итальянец из Турина, лейтенант арбалетчиков, к протрезвляющему ужасу Луи поставил на перо француза, которому он, Луи, хотел поставить пива.

Но первому, битому, французу, всё было нипочем. Он продолжал.

«Да, да, да, монсеньор! Я получил титул графа именем короля Франции с дарованием лена Орвского!»

Лейтенант туринских арбалетчиков посмотрел на болтуна окаянными глазами.

– Нет-нет-нет! – Луи стало страшно. Сейчас бешеный лейтенант поставит на перо и самозваного графа.

Но итальянец был глух к воплям Луи. Ла-адно.

Луи, пошатавшись немного на столе, где он оказался невесть как, наподдал носком сапога по нижней челюсти смутьяна. Жизнь графа была отныне вне опасности, но он, не обронив ни слова благодарности, ожесточенно возразил:

– Не нет, а да!

– Если ты граф, то почему… – начал Луи, перебираясь через стол поближе к французу, но тут на колени поднялся лейтенант и его красный нож мелькнул перед глазами Луи, а Луи больно ударил его головой в голову.

5

Наутро Луи, изучая перед зеркалом синяк под глазом, длинную царапину на щеке и распухший кулак, был вынужден с неудовольствием заключить, что помнит всё до мельчайших подробностей. Несмотря на то, что он испил по меньшей мере четыре полных чары превосходного напитка забвения, Луи не утратил ни одного кусочка многоцветного витража, ни одного, и благословенная амнезия не снизошла на него, нет.

– Ты хоть помнишь, что вчера было? – спросил Карл, который, против своего обыкновения, пребывал в совершенно равновесном настроении.

– Нет, – с легким сердцем ответил Луи. – Как выпивал с двумя французами – помню. Как заказывал ещё – помню. А потом провал.

– Хорошо. Тебе это, конечно, без интереса… – Карл взял со стола листок казенной бумаги и продолжал, бросая в него едва тронутые брезгливостью взгляды:

– …но сообщаю, что ты вчера сломал нос барону Эстену д’Орв, подставил его оруженосца под дагу лейтенанта Тинто Абруцци, сломал челюсть поименованному лейтенанту, потом разбил ему голову, вслед за чем тебя подобрали на рыночной площади, бесчувственным и голым, мои жандармы, а Его Величества короля Франции доверенное лицо граф Сен-Поль, узнав в тебе моего слугу, привез тебя ко мне с соответствующими комментариями.

Луи был потрясен.

– Молчишь? Это правильно, – подмигнул ему Карл. – Потому что если ты начнешь объяснять, я тебе всё равно не поверю.

Луи был потрясен – барон? Эстен д’Орв? Давешний босоногий мужик дей-стви-тель-но оказался дворянином?

– Ради всего святого, – лицо Луи приняло мученическое выражение. – Ещё раз про барона.

Карл ждал этих слов. И сейчас, услышав их, простил Луи сразу и бесповоротно. Потому что Луи доставил ему, Карлу, удовольствие поведать эту историю ему, Луи, первым.

– Понимаешь, – оживленно начал Карл, машинально складывая вчетверо бумагу, которая по-прежнему болталась у него в руках. – Это совершенно неслыханное дело. В позапрошлом месяце король Эдвард дай Бог памяти Четвертый, уговорившись с Людовиком разойтись без войны, собрался отплывать домой в милую Англию. И вот, где-то между Азенкуром и Кале, случается полнейшей несообразности происшествие. Вечер, собирается ненастье, йомены короля растянулись по лесной дороге, а сам он со свитой видит зайца. А вот дальше постарайся не смеяться.

Луи, которому и так было совсем не до смеха, сосредоточенно закивал. Дескать, ни в коем случае.

– Понимаешь, Эдвард – государь со странностями. Он повсюду разъезжает с огромной сворой гончих псов и чуть где скука – враз ударяется в охоту. Это раз. А два – говорят, заяц был алмазный.

Карл замолчал, выжидательно глядя на Луи. Тот, чувствуя, что от него требуется политически грамотный ход, выпучил глаза:

– Да?! Заяц?!

– Да! Заяц – алмазный! – ликующе воскликнул Карл. – Иначе как бы они его разглядели в сумерках? А так – он весь лучился, словно алмазный. Король Англии был приворожен видом сего небожителя и приказал спустить псов. Да и сам Эдвард, забывшись, пустил коня вскачь вслед за псами и зайцем. Ну, понятное дело, ненастье, которое давно уж собиралось, наконец собралось и пошел ливень. Понимаешь, в ливень, да ещё когда повсюду лупят молнии, очень легко потерять из виду зайца, пусть он даже и алмазный. И когда конь Эдварда сломал себе ногу, а сам король, вылетев из седла, оказался в мокрых кустах бузины, он понял, что дела его плохи. Потому что кругом не было ни одной христианской души. Не было собак. Не было зайца. И тогда Эдвард стал ругаться самыми непотребными словами, потому что он не сир Гэлэхэд и ему такие приключения чересчур уж в диковинку. Он промок до нитки. Лошадь пришлось прикончить, чтобы на её жалобное ржанье не сбежались волки. Впрочем, если бы волки там водились, они всё равно сошлись бы на запах лошадиной крови. Но волков там больше нету, – многозначительно заключил Карл.