Вурди - Владимир Колосов

Гвирнус стиснул зубы.

Он хотел знать.

Ибо после увиденного в лесу — Керк, Зовушка, лепешки из свернувшейся кроличьей крови — охотник уже не верил никому.

Даже самому себе.

С этой мыслью он окончательно проснулся, открыл глаза, взгляд натолкнулся на знакомую масляную плошку. Знакомые хвостики соломы, пробивающиеся сквозь грубо отесанные доски потолка. Знакомый сучок на одной из досок — он помнил, как смотрел на этот сучок, почему-то напоминавший ему волчью голову… По утрам… Когда первые лучи солнца пробивались сквозь слюдяное окошко. И Ай-я тихо посапывала у него на плече.

«Я дома?» — с удивлением подумал нелюдим.

Он попытался встать, но тело еще не слушалось его. Оно было само по себе, это тело. Оно было холодным и бесчувственным. Оно так желало тепла…

Вурди проснулся.

Он не помнил своих снов.

Лишь чувствовал странную усталость во всем теле, смутное беспокойство, которое заставило его оскалиться и зарычать… Рядом, за спиной, что-то шумно вздохнуло, шевельнулось — вурди попытался повернуть голову, посмотреть, но сил не было даже на это. Он снова зарычал и тут же осекся, не узнав собственного рычания: в горле жалобно булькнуло, пересохший язык вывалился из оскаленной пасти. Дышать было тяжело.

Если бы он проснулся в лесу!

Но вокруг были бревенчатые стены, и над головой нависал низкий дощатый потолок, из щелей в котором торчали жалкие хвостики соломы… На полках зловеще темнели глиняные горшки, составленные горкой тарелки, пузатые кружки, с ручками и без. Что это? Одна из кружек, та, что стояла на самом краю, вдруг покачнулась и с гулким стуком упала на пол. Откатилась к печи. Остановилась. Оборотень не сводил с нее взгляда. Казалось, закрой он глаза, и кружка покатится дальше. Не покатится — побежит, на маленьких ножках, которые прятались в ее округлых глиняных боках.

Кружка не шевелилась.

Вурди шумно выдохнул воздух.

Ему было страшно.

Он боялся этой кружки, этого дома, этих аккуратно расставленных женской рукой горшков.

Но куда сильнее боялся он того мягкого, теплого, живого, что ощущала его лохматая спина.

Человек?

Вурди принюхался.

Пахло сухим деревом, печной гарью, сушеными грибами, сеном… Мышами. Странной человеческой пищей. Смутно знакомо и в то же время опасно пахло от стоящих на полках горшков. От лежащей на полу кружки. Пахло оленьим жиром. Травами. Древесными жучками. Плетущим свои замысловатые сети пауком…

Чем-то еще.

Сладковатым, приторным — вурди облизался. Он вовсе не был голоден, но этот запах заставил желудок зверя сжаться. С клыков закапала желтоватая слюна. Вурди почувствовал, как силы вновь возвращаются к нему. Но их было так мало — этих сил. Чтобы подняться, спрыгнуть на пол, добраться до двери или до того приторного, что так манило его. Бежать? Но куда? Защищаться? От кого? Нападать? Но вурди не чувствовал жажды. Он чувствовал страх.

Да, пахло человеком.

Он лежал совсем рядом.

Он и был тем мягким и теплым, чего касалась спина вурди. Даже сквозь толстую волчью шкуру оборотень ощущал, как все сильнее бьется сердце. Как вдруг дернулось большое, сильное тело, услышал вырвавшийся из гортани хрип. И странное дело, одновременно со все нарастающим страхом вурди почувствовал радость.

Человек жив.

Вурди удивился — он не любил людей.

И вурди зарычал от удивления, и тогда тот, кто лежал рядом, глухо сказал:

— Ай-я, ты?

Да. Солнцеворот. В этот день надевают звериные маски, рычат и дурачат друг друга. В этот день жгут костры, танцуют нелепые танцы, пугают жен и мужей… Древних старух. Малых детей. А уж какая радость напугать глупого дармоеда повелителя — о! Уронить словно ненароком глиняный горшок — «ах не бьешься, ну-ну!». Потом уронить еще раз. И еще. Ровно столько, чтобы какой-нибудь бездельник не выдержал и не объявился во всем своем неприглядном обличье. Голый. Вонючий. Смущенно прикрывающий свою висючку волосатой пятерней. А может, и не висючку, хотя в последнее время женщин-повелителей днем с огнем. И не видел их Гвирнус на своем веку.

Интересно было бы поглядеть…

Что они прикрывали бы, а?

Но самое смешное начиналось потом.

Они ведь ничего не соображают поначалу.

После того как обернутся в человека. Из горшка.

Они мотают своими патлатыми головами, морщатся от яркого света. Они не понимают, что произошло. Они не помнят своих имен. Они смешные и жалкие. А когда вдруг видят перед собой страшную маску, то…

Вот где таится настоящий страх!

Он был очень умен, тот, кто придумал эту игру. Когда-то очень давно. Когда люди еще помнили о вурди, еще боялись его. Только теперь Гвирнус понял это, ибо сейчас ощущал себя таким же слабым и жалким, как несчастные дармоеды повелители, которых нелюдим так не любил…

— Ай-я, ты? — с трудом ворочая непослушным языком, спросил Гвирнус, уже зная, что нет рядом никакой Ай-и, жены, а есть что-то лесное, страшное, настоящее, потому что ни он, ни жена, ни дети — никогда — не играли — в эту — игру…

Звук человеческого голоса. Он был не таким уж страшным. Однако вурди вздрогнул. Человек жив, а значит, опасен. Вурди слаб, а значит…

Бежать?

Но куда?

Дверь заперта. Вурди помнил это.

Бум! — еще одна кружка с грохотом покатилась по полу. Кружка-сороконожка…

Однако теперь оборотню было не до нее.

Он дернулся из всех сил, пытаясь оттолкнуться от большого мягкого тела, что лежало рядом с ним. Попытался привстать, и ему почти удалось это, однако лапы вдруг подогнулись, и, потеряв равновесие, зверь кубарем скатился с лежанки. Упал на пол, больно ударившись тощими ребрами о доски. Перевернулся на брюхо, пополз было к двери, но тут же опомнился, ибо невесть откуда из глубин прошлой жизни всплыло: полутемные сени, плетеные тапки, женская рука, торопливо закрывшая дверь на крючок.

Он помнил эту руку.

Этот крючок.

Но главное — руку.

Его?

Вурди хватило сил поднять голову, и он наконец увидел лежавшего на лежанке человека.

Человек — большой, сильный, живой — чуть приподнялся на локте и смотрел на вурди.

Они смотрели друг на друга.

Они боялись друг друга.

Рука человека (вовсе не та, что запирала дверь на крючок) вдруг неуверенно поползла к голенищу сапога, и вурди догадался: человек ищет большой острый коготь, который лежит под столом. Пускай. Вурди оскалился, показывая, что и у него есть чем защитить себя; как раз в этот момент рука человека дотянулась до голенища и, не обнаружив желаемого, сжалась в кулак. Рот человека открылся.