Таинственная четверка - Татьяна Викторовна Полякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы бежали, держась за руки. Гремел гром, молнии метались по небу, а я чувствовала легкость в теле, почти невесомость, повизгивала от переполнявшего меня восторга и слышала, как рядом хохочет Вадим.
Он с легкостью поставил меня на подоконник и взобрался на него сам. Спрыгнул на пол и хотел подхватить меня на руки, но я успела спрыгнуть. В комнате было темно, но мы видели друг друга во вспышках света за окном – вымокшие насквозь и счастливые.
– Мы уже так бежали когда-то, – сказал Вадим. – Помнишь?
Я кивнула, не очень понимая, что он имеет в виду.
– Помнишь, что было потом?
– Нет.
– Я взял тебя на руки. И нес до священного дерева. Огромный дуб. Влюбленные привязывали к нему разноцветные ленточки на счастье. Мы укрылись под его ветвями. И я любил тебя. А ты любила меня.
– Это просто фантазия, Вадим, – покачала головой я. – Или сон.
– Ага. Игра разума, как ты любишь выражаться. Но я помню. Помню так ясно, словно это было вчера.
Я хотела возразить, но делать этого не пришлось. Вадим бросился в ванную, вернулся оттуда закутанный в полотенце, второе полотенце протянув мне.
– Твою смерть я тоже помню, – спокойно сказал он, и у меня перехватило дыхание от его слов. – Я помню, как разбивал в кровь кулаки, молотя ими по камням, как выл, стиснув зубы, а потом проклинал всех богов. Я просил тебя вернуться, но ты не слышала. Ничего страшнее этого я в своей жизни припомнить не могу.
Я хотела повторить, что это сон или воспоминание, внушенное ему Бергманом или придуманное им самим. Но Вадим вдруг резко сменил тему:
– Ты среди ночи к маяку отправилась?
– Ты тоже видел свет? – сказала я.
– Свет? Увидеть свет маяка можно лишь при одном условии: если он когда-нибудь начнет работать. Маловероятно, что фонарь сохранился. К тому же, учитывая расположение маяка, увидеть можно не свет, а отблеск. Тебе ведь прекрасно известно: отсюда маяк не виден. Если ты имеешь в виду свет фонарика, о котором рассказал мальчишка, то это совсем невероятно. Слишком большое расстояние. – Он помолчал немного и спросил: – Ты что-то почувствовала?
– Я просто увидела свет…
– Ага, – кивнул Вадим, выждав время. Но было ясно, что он мне не поверил.
– Вадим, я действительно решила, что это свет фонаря…
– И бросилась ночью, в грозу, одна проверять, кто там на маяке?
– Сейчас это звучит ужасно глупо, но… именно так.
Я села на подоконник и теперь разглядывала свои руки, странно белые в темноте.
– Что ты от меня скрываешь? – спросил он.
– Спятил?! Мне нечего скрывать.
– Сомневаюсь. – Он подошел к холодильнику, достал бутылку воды и залпом выпил, стоя ко мне спиной.
– Он позвал, и ты побежала? – спросил едва слышно.
– Кто он?
– Вот и я думаю – кто? – поставив пустую бутылку на стол, он лег в постель, сбросил полотенце и демонстративно отвернулся.
Его слова вызвали шок. Я хотела, чтобы он немедленно объяснил, что имел в виду, но страх пересилил. Страх проговориться. Хотя почему бы не сказать Вадиму правду? О письме, о моих безумных надеждах, что Бергман жив?
Потому что Максимильян велел молчать.
Я отправилась в ванную, переоделась, но не легла, а еще долго сидела возле окна. Ничего похожего на лучик света я больше не видела и прекрасно понимала: Вадим прав, только отсвет большого фонаря на маяке мог быть виден здесь. Все остальное – мои фантазии.
Вадим сказал: «Он позвал…» А что, если это действительно был зов? И тело действовало, повинуясь ему, пока разум молчал? Чушь собачья. Я скатываюсь в мистику, как горький пьяница в запой! И в тот момент, когда я смогла убедить себя в этом, вдруг явилось острое желание сейчас же идти к маяку. Я почти физически ощущала этот зов, точно маяк вдруг обзавелся руками и протягивал их ко мне.
– Это кончится смирительной рубашкой, – буркнула я и пошла спать.
К утру дождь стих, но небо обложило тучами, сквозь которые не смог пробиться ни один лучик света. Заметно похолодало. Сыро, темно, уныло. В такую погоду от природы хочется бежать сломя голову.
– Не вижу повода и дальше торчать здесь, – сказал Вадим, бреясь в ванной. – Понадобится – вернемся. К тому же, останься мы здесь в такую погоду, это скорее вызовет подозрения.
– Тогда я собираю вещи, – кивнула я.
После завтрака, предупредив хозяйку о нашем отъезде, Вадим вынес чемоданы из номера, положил их в машину и отправился отдавать ключ от номера Софье.
Я слышала, как они весело болтают в холле, и в машину садиться не спешила. Даже немного прошлась и вскоре заметила Пырьева. Он бодро вышагивал по тропинке, вероятно, возвращался с прогулки. Удочек при нем не было.
– Доброе утро, Леночка, – приветствовал он меня. – Решили пройтись в одиночестве?
– Жду Вадима. Мы уезжаем, – ответила я.
– Да, погода не располагает к отдыху на природе, – хохотнул он.
– А вы уезжать не собираетесь?
– Нет. Для рыбалки тучи не помеха. Признаться, жару я не люблю.
– Ну, тогда мы, возможно, еще увидимся. Если погода наладится, мы вернемся.
– Непременно увидимся.
В этот момент появился Вадим.
– Поехали? – спросил он и повернулся к Пырьеву: – Счастливо оставаться.
Дверь нам открыла Лионелла. Лицо, как всегда, непроницаемо. Оставалось лишь гадать, что она испытывает сейчас, когда Максимильяна с нами не стало. Разговоры на эту тему она не приветствовала, да и я к ним не стремилась, подозревая, что ее боль куда больше моей. В общем, каждый из нас, как мог, справлялся с бедой в одиночку.
– Поэт в своей комнате, – сообщила она.
Димка спускался нам навстречу по лестнице. Должно быть, в тишине дома наши голоса звучали громко.
– Привет, – сказал он, внимательно к нам приглядываясь.
– Обед в обычное время, – сообщила Лионелла и удалилась на кухню.
– Черт, – выругался Вадим. – Почему в ее присутствии я вечно чувствую себя виноватым, как нашкодивший пацан?
– Идемте в кабинет, – предложил Димка. – Рассказывайте свои новости, а я расскажу свои.
Мы устроились на привычных местах, остро ощущая отсутствие Максимильяна. Его пустующее кресло за столом приковывало взгляд.
– Может, нам сесть как-то по-другому? – откашлявшись, предложил Димка.
– А что изменится? – усмехнулся Воин, и я мысленно с ним согласилась.
Я предпочла, чтобы Димке обо всем рассказывал он, и теперь слушала отчет Волошина, по-военному краткий и точный. Он не упустил ни одной детали, но при этом лишнего слова не сказал.
Вадим замолчал, Соколов кивнул, точно соглашаясь, и заговорил
