Предназначение - Дэйв Дункан

— Ты шпионил? — Уолли забыл, что моряки умеют читать по губам.

— Совет тринадцати Ротанкси, — сморщился Томияно. — Ты хоть представляешь себе, что это такое?

— Плохо.

— И ты собираешься послать туда этого мальчика? Первое, о чем они его спросят, — это сколько колдунов он убил.

И Ннанджи им ответит.

— Не думаю, что я мог бы запретить ему. — Это звучало неубедительно даже для самого Уолли, но тем не менее было правдой.

Томияно был разъярен, голос его возвысился.

— Ты знаешь, кого они в нем увидят? Странствующего убийцу! Мальчика-чудовище! Не думаю, что колдуны достигают седьмого ранга моложе шестидесяти. Это же сборище озлобленных стариков, Шонсу, а ты вдруг начал считать их чем-то другим. Ты хочешь заслужить их доверие и посылаешь Ннанджи. Будь ты проклят, ты сделаешь мою сестру вдовой! Не кажется ли тебе, что они могут прислать ей какие-нибудь его члены в качестве сувенира?

Глава 5

Кружок семерых превратился в кружок из восьми. Семь воинов сидели на стульях, колдун одиноко восседал в кресле. Огонь трещал и рассыпался искрами, иногда выпуская облака дыма, когда ветер залетал в окно. Словно бы не работал дымоход.

Кроме того, все восемь разделились на группы. Ротанкси в своих голубых одеждах с капюшоном представлял собой одну. Старик понятным образом был насторожен, чувствуя себя как кот на псарне. Он был предельно вежлив и обходителен.

Сам же Уолли оказался в странной изоляции. Подозрения остальных воинов отгородили его от них словно тонким стеклом. Все, что он говорил о достигнутых с колдуном соглашениях, разбивалось об это стекло. Они не хотели его слушать.

А Ннанджи представлял одну со всеми остальными компанию. Он молча сидел, скрестив руки на груди и вытянув ноги впереди себя, разглядывая сапоги с потаенной улыбкой в уголках губ. Даже серебристые пеликаны, кажется, сегодня его не очень интересовали.

Остальные Седьмые были непримиримы. Он дал им время на осмысливание идеи переговоров, а они, похоже, думали о них теперь еще меньше, чем раньше. Хорошие отношения с колдунами? Позор! Двадцатидневная прогулка по зимней дороге? Сумасбродство! Сеньор Ннанджи в качестве заложника? Возмутительно! Все их приготовления к войне прекращаются? Измена! Они не говорили всего этого, но чувства их были очевидны. Ротанкси не мог помочь, но он не мог и не замечать молчаливого протеста. С уверенностью можно было сказать, что он встретит в штыки любые попытки соглашения, зная, что Шонсу не может получить добровольную поддержку даже от старших офицеров.

Потом Уолли пошел с того, что считал козырной картой — с его «аргумента для колдунов», который изменил точку зрения Ннанджи: если так пойдет дальше, то не только воины, но и гражданские скоро будут пользоваться колдовским оружием. Это не сработало. Их ледяная неприязнь даже не подтаяла.

Ннанджи поймал взгляд Уолли, улыбнулся и покачал головой.

В заключение Уолли спросил, будут ли вопросы. Тишина упала, словно земля на крышку гроба. Ротанкси послал Уолли злорадный, циничный взгляд — и это твоя поддержка?

Терпение Уолли было на исходе. Тупые железноголовые варвары! Невежественные дикари! Зачем ему дали такую невыполнимую задачу? С первых дней своего пребывания в этом Мире он чувствовал огромную тоску по своей прежней земной жизни, которую как бы смыли с него, и бесконечное презрение к этой примитивной культуре и этим мулоголовым воинам. Он почти готов был уже умыть руки от всех этих дел, сбора, миссии богов. Забрать Джию в низовья Реки, найти корабль и стать морской крысой до конца своих дней…

— Шонсу, — сказал Ннанджи, — может, дадим досточтимым лордам обсудить этот вопрос в отсутствие колдуна?

Он не умел сохранять невинность на лице так, как его брат. Он явно что-то замышлял. Уолли подумал и пришел к выводу, что выбора у него нет. Ему придется довериться Ннанджи.

— Очень хорошо! Милорды? — Уолли поднялся и повел Ротанкси к двери. Как он и предполагал, Ннанджи не тронулся с места. Дверь захлопнулась за ним, Ротанкси повернулся, что-то говоря…

Но Уолли было уже не до него.

Только несколько телохранителей оставались в огромном вестибюле. И Джия. Он посадил ее на стул и велел ждать, здесь она наверняка была в большей безопасности, чем где-либо в ложе, — после того, что случилось в прошлый раз. В безопасности от воинов, но теперь она стояла опустив глаза перед высокой женщиной в голубом. Уолли одним гигантским прыжком пересек комнату.

— Доа!

— А, вот и ты, милый! — сказала она голосом, напоминавшим жужжание пчелиного роя.

— Я сегодня очень занят, миледи!

— Все в порядке, дорогой! Я пока побеседовала с этой рабыней.

— Побеседовала?

Доа обнажила все зубы в улыбке:

— Это ведь Джия, разве нет? Та, что ты обещал мне?

На минуту ее наглость лишила его дара речи. Джия молчала как камень.

Он никогда не видел их вместе — и глаза Доа говорили о том, что ему следует выбрать, какую из них он хочет.

Потом Джия взглянула на него, и в глазах ее была такая мольба, что Солнечный Бог сошел бы с небес.

Он встал между ними и обнял одной рукой Джию, с любопытством ожидая, что скажет Доа. Воины слушали, от всей души желая куда-нибудь исчезнуть. Только бы не сорваться!

Джия прильнула к нему, ища ответа. Он вспомнил, кто был включен в его мечты о плавании на заходе солнца. Не Доа.

— Да, это Джия. Джия, любовь моя, это Леди Доа. Я не собирался тебя ей отдавать. Все, что она наговорила тебе тут, — она налгала.

Лицо Доа вспыхнуло. Воин был очень спокоен.

— Досточтимый Форарфи! — Уолли старался не повышать голоса. — Проводи Леди Доа из ложи и присмотри за тем, чтобы она никогда больше не приходила. Миледи, я не смогу сопровождать тебя сегодня на банкет лекарей.

В какую-то минуту ему показалось, что Доа сейчас прыгнет на него. Он даже понадеялся, что так и будет.

— Ну, я-то буду там обязательно, они ждут от меня песен. У меня есть для них несколько новых.

— Последи за своим язычком, менестрель. А то как бы тебе не пришлось петь их крысам в темнице.

Доа охнула, потом резко повернулась и пошла к двери.

Уолли обнял Джию еще и второй рукой.

— Я виноват, прости меня, моя любовь, так сильно виноват! Не верь ей, что бы она тебе ни говорила. Джия изучающе взглянула ему в лицо.

— Уолли?

— Кто же еще?!

Дверь в комнату совета распахнулась, и голос Ннанджи позвал:

— Брат!

Но Уолли был слишком занят, чтобы услышать. Наконец Джия осторожно освободилась от объятий.

— Они ждут тебя, моя любовь, — прошептала она.