Бедный маленький мир - Марина Козлова

– Ну, иди, – сказала ему Иванна и легко провела пальцами по его ладони. – С Богом.

Давор поднялся на сцену в полной тишине, подошел к микрофону и подумал, что ничего хуже сегодняшней тишины в жизни не слышал.

– Хвала, приjатели, – сказал он, – спасибо, что пришли. Мы с вами живем в мире, в котором больше непонятного, чем понятного, больше злого, чем доброго, и слез больше, чем счастья. Но человек способен создавать острова радости, защищенные со всех сторон невидимыми стенами. Если бы человек этого не умел, он не выжил бы в процессе эволюции. Фестиваль «Славянский мир» я объявляю открытым. «Аве, Мария».

Не поворачиваясь лицом к музыкантам, он обозначил поднятой рукой первую ноту для для а-капелла тройного женского меццо-сопрано, и короткое интро ровно через пятнадцать секунд вобрало в себя шесть теноров мужского хора, альт, валторну и неожиданную волынку с человеческим голосом…

Витку мучило похмелье. Накануне они с Милошем пустились во все тяжкие и потеряли чувство меры, причем сразу во всем. Секс у них получился истерический, ночной поход в супермаркет сопровождался нездоровым хохотом, и редкие прохожие обходили их стороной. Алкоголя они купили опасное количество и квасили до утра. В ходе распития Витка неожиданно обнаружила у Милоша крупные пробелы в гуманитарном образовании, в особенности в том, что касается русской литературы первой половины двадцатого века, а потому читала ему наизусть Багрицкого «По рыбам, по звездам проносит шаланду, три грека в Одессу везут контрабанду». А еще читала «Смерть пионерки» и на строчках «боевые лошади уносили нас, на широкой площади убивали нас» неожиданно для самой себя зарыдала, уронив голову на руки. В конце концов, изнуренная стихами и эмоциями, так и уснула на табуреточке в кухне, а Милош перетащил ее на диван.

Сейчас ее дико мучило похмелье, к тому же противно и непрерывно звонил телефон Милоша. А сам Милош спал, кое-как укрытый коротким пледиком Даньки.

Витка с утробным стоном перелезла через него, прошлепала босиком в прихожую и вытащила мобильник из кармана куртки. После чего растолкала Милоша и сунула ему трубку.

– Мама… – хрипло сказал он.

И некоторое время слушал маму лежа. Потом сел и, придерживая голову рукой, продолжал слушать. Потом успокаивающим тоном произнес несколько фраз, из которых Витка поняла, что он просит не волноваться и перезвонит.

После чего Милош нашарил дистанционку и включил телевизор.

– На какой кнопке у тебя CNN? – спросил он чужим голосом. – Или BBC какой-нибудь.

Они увидели сцену под открытым небом на фоне какого-то здания с колоннами, поющих женщин в ярких национальных костюмах и с цветами в волосах, а потом крупным планом лицо Давора Тодоровича в профиль, который с закрытыми глазами и крепко сжатым ртом энергично кивает большому усатому барабанщику.

– Вау, легок на помине, – удивилась Витка, – только вчера о нем говорили. А где они выступают?

Милош приглушил звук и лег на спину.

– Я так и знал, что все это плохо кончится, – сказал сквозь зубы.

Витка сходила в ванную, намочила полотенце и положила себе на голову, которая гудела, как трансформатор.

– Мать ездила в гости к двоюродной тетке в Ридьевштице, – начал рассказывать Милош, – в деревню недалеко от Трстеника, который недалеко от Крушевца, который в ста пятидесяти километрах от Белграда. Это, чтобы ты понимала, страшная глушь. Телевизор там у них, конечно, есть, но ловит с помехами полтора белградских канала. Поэтому смотрят его только на Новый год. Бранка маме сама не звонит, может, расстраивать не хочет… В общем, мама только сейчас узнала. А что я могу сделать?

– Да что случилось-то? – не выдержала Витка. – Она заболела, что ли?

– Бранка? – бесцветным голосом переспросил Милош. – Не знаю. Возможно, они все там заболели. И в первую очередь, надеюсь, господин Тодорович…

– Господин Тодорович выглядит просто прекрасно, – отметила Витка, глядя на экран. – А это и есть Бранка твоя? Со скрипкой?

– Да, со скрипкой и есть моя Бранка. – Милош сел рядом и с остервенением стал дергать ниточку, торчащую из пледа. – Они в Чернигове, – продолжил он бесцветным голосом спустя некоторое время, – в Украине. В настоящий момент город со всех сторон окружен войсками, так что муха не пролетит. Причем россияне и белорусы тоже участвуют в оцеплении. В городе какая-то эпидемия, но пока никто ничего не говорит. Просто ходят слухи. У них там был концерт. Ну, в общем, ты поняла…

– А сейчас у них что? – Витка отобрала у Милоша плед и укрыла им ноги.

– И сейчас концерт. У них теперь все время один сплошной концерт. Он на весь мир объявил, что отныне у них фестиваль, и музыка будет звучать вечно. Что-то тут, конечно, есть… Уж лучше фестиваль, чем крышей съехать…

– Бахтин! – вдруг, помолчав немного, восхитилась Витка. – Это же Бахтин! Бахтинская идея карнавала, карнавальной культуры, где реальность выворачивается наизнанку, а верх и низ меняются местами!

– У них фестиваль, а не карнавал, – уточнил злой Милош и забрал плед назад.

– Не вижу особой разницы, – отмахнулась Витка. – По сути, все равно – карнавал. Туда же – балаган, туда же – вертеп и прочий базар-вокзал… Подожди, они сейчас народ заведут так, что все желающие начнут голыми танцевать при луне. Карнавал – мир, где возможно невозможное. Открытые эмоции и все такое. Да, Тодорович гениальный дядька, – подытожила она, расширенными глазами глядя на экран. – И самое главное, дорогой, что он прав, что бы ты ни говорил. Он все делает правильно. Это единственный выход.

Президент уже второй час решал логическую задачу. Одновременно логическую и этическую. Но логическое решение найти нужно было в первую очередь. Президент был финансистом и любил точность. Его дико раздражало, когда он чего-то не понимал. Существование проблем, не имеющих решения, и вообще всего умонепостигаемого он считал досужей выдумкой философов. Чтобы проблемы решались, надо работать, а не пузо чесать, считал он.

Однако ответ задачи ускользал от него, или в условии было что-то не так. Президент жевал орешки кешью и смотрел на икону Николая-Чудотворца. У святого был грустный и виноватый вид.

Президент подумал еще немного, после нарисовал на листке квадратик и подписал: «Источник информации». Источником был глава СБУ. Три дня назад поздно вечером он попросил срочной аудиенции, приехал к президенту домой и попросил найти место, где их гарантированно никто не услышит.

– Это вам виднее, – засмеялся президент. – Небось знаете, где прослушки стоят, а где не стоят.

– Шутка юмора, – понятливо покивал генерал.

– В каждой шутке есть доля шутки… Ну, что там у вас?

– У нас, – с ударением подчеркнул генерал. – У нас ЧП.

В архивах СБУ в папке за семьдесят восьмой год сохранилось закрытое дело по обрушению вивария института микробиологии и вирусологии в Чернигове и гибели двух молодых сотрудников. В деле присутствовал протокол беседы сотрудника тогда еще КГБ с осведомителем. Именно по причине наличия сего документа, после того как виновные в преступной халатности понесли наказание, дело было передано из МВД в КГБ. То есть фактически было два дела в одном: первое – о виварии и гибели людей, второе – о том, что сотрудники черниговского КГБ некоторое время «вели» одного из тех биологов, который впоследствии погиб. Требовалось доказать, что он завербован одной из иностранных разведок и передает ценные научные сведения за границу. В нынешнем году отправленное в архив старое дело вновь взяли в разработку – выяснились два любопытных обстоятельства. Во-первых, оказывается, никто не погибал под завалом, биологи ушли по одной из неизвестных веток черниговских пещер. Был допрошен сильно пьющий черниговский археолог Шевченко, который факт этот подтвердил, а вот вход в пещеры показать не смог – якобы забыл. С головой у него действительно не очень, но чтобы человек забыл свое собственное открытие – маловероятно. Если только, конечно, он не выдумал все от начала до конца. К нему применили меру пресечения, теперь он сидит в одной из камер управления СБУ в Черниговской области. И будет сидеть, пока не вспомнит. Дела у него, правда, неважные, мужик переживает жесточайший абстинентный синдром и на его фоне приступы гипертонической болезни, так что науке пока неизвестно, что случится раньше, – вспомнит он место или склеит ласты.

– Мне жалко археолога, – закручинился президент, который с большим пиететом относился к ученым и представителям творческих профессий. Он уже несколько лет испытывал чувство гуманитарного томления и не раз жалел, что стал финансистом, а не историком, к примеру.

Для доклада президенту глава СБУ соединил собственные данные с автономным расследованием Ираклия и теперь очень боялся, что въедливый президент может заметить места соединений. Но пока все шло нормально.