Встреча выпускников - Дороти Сэйерс

«Он должен увидеть, что я не против всего этого, — подумала Харриет и бодро начала припев:

Ведь о, Гринсливс, был мой восторг,И о, Гринсливс, моя мечта …

 Он немедленно прекратил играть.

— Неправильная тональность для вас. Бог дал вам контральто. — Посредством каскада модуляций он транспонировал мелодию в ми минор. — Вы никогда не говорили мне, что можете петь… нет, я слышу, что вы специально не обучались… пели в хоре? Хоровое общество Баха?… ну конечно, я должен был догадаться… «И о, Гринсливс золотко моё, Кто кроме моей Гринсливс». Вы знаете какую-либо из канцонетт Морли для двух голосов? Тогда вперёд. «Когда забрезжит утро…» Какую партию вы предпочитаете, они практически одинаковы… «Моя любовь, ещё прекрасней…» Здесь соль, моя дорогая, соль…

Владелец спустился с руками, полными упаковочных материалов, и не обратил на них никакого внимания. Он давно привык к оригинальности клиентов, а кроме того, у него вероятно, появились надежды на продажу спинета. «То, — сказал Питер, — как тенор и альт сливаются в последней общей каденции, — это кровь и плоть музыки. Любой может достичь гармонии, если оставит нам контрапункт. Что дальше? «Ложись спать, милая муза?» Давайте, давайте! Это правда? Это добропорядочно? Это необходимо?… «Любовь — воображение, любовь — безумство»… Очень хорошо. За это я должен вам спеть вот это, — с озорным выражением лица он сыграл вступительные аккорды «Милый Купидон, напои её желаньем».

— Нет, — сказала Харриет, краснея.

— Да, пожалуй. Мне не хватило вкуса. Сделаю новую попытку.

Он заколебался, перебегал от одной мелодии к другой и, наконец, остановился на самой известной из всех любовных песен времён Елизаветы.

Охотно сменил бы мелодию этуНа ту, что милее богине моей…

Харриет, облокотившись локтями на крышку спинета и опустив подбородок на руки, позволила ему петь в одиночестве. Два молодых джентльмена, которые, по-видимому, случайно зашли в переднюю часть магазина, оставили робкие поиски медных подсвечников и пошли  сквозь тьму, чтобы увидеть, кто производит этот шум.

Дом радости и пенья,Где лучшее из наслаждений,Я преклоняюсь, любовь,Тебя настоящую знаю,Всем сердцем тебя обожаюУ ног твоих я, любовь.

Превосходная мелодия Тобиаса Хьюма бросила высокий и торжествующий вызов в предпоследней строке, прежде, чем упасть к тонике. Харриет подала знак певцу приглушить голос, но слишком поздно.

— Эй, вы! — сказал более высокий из двух молодых джентльменов. — Что за мерзкий вой. Замолчите!

Питер крутанулся на табурете. «Сэр? —  Он с преувеличенной тщательностью отполировал монокль, вставил его и неторопливо осмотрел огромную фигуру, нависающую над ним. — Прошу прощения. Это любезное наблюдение было адресовано мне?»

Харриет начала было говорить, но молодой человек повернулся к ней. «Кто, — громко потребовал он, — этот женоподобный невежа?»

— Меня обвиняли во многих вещах, — с интересом сказал Уимзи, — но обвинение в женоподобии для меня новость. Вы не против объясниться? 

— Мне не нравится ваша песня, — сказал молодой человек, немного покачиваясь на ногах, — и мне не нравится ваш голос, и мне не нравится ваша дурацкая стекляшка.

— Успокойся, Реджи, — сказал его друг.

— Вы надоедаете этой леди, — упорствовал молодой человек. — Вы её компрометируете. Убирайтесь!

— О, Боже! — сказал Уимзи, поворачиваясь к Харриет. — Это случайно не мистер Джонс из Джесуса?

— О ком это вы говорите, проклятый валлиец? — забрюзжал молодой человек очень раздражённо. — Моё имя Помфрет.

— А моё Уимзи, — сказал Питер. — Довольно древнее, хотя и не такое благозвучное. Давайте-ка, сынок, не будьте ослом. Вы не должны вести себя так перед старшим и перед леди.

— Старший, будь ты проклят! — воскликнул мистер Помфрет, кого эта неудачная фраза задела слишком сильно. — Вы думаете, что я тут шуточки шучу? Встаньте, чёрт побери! Почему не можете постоять за себя?

— Во-первых, — мягко ответил Питер, — потому что я на двадцать лет старше вас. Во-вторых, потому что вы на шесть дюймов выше, чем я. И в-третьих, потому что я не хочу причинять вам боль.

— Тогда, — сказал мистер Помфрет, — получи, сидящий кролик!

Он нанес резкий удар в голову Питера и обнаружил, что его держат за запястье железной хваткой.

— Если вы не успокоитесь, — сказал его светлость, — то что-нибудь сломаете. А теперь вы, сэр. Отведите своего кипучего друга домой, ладно? Какого дьявола он успел так напиться в это время дня?

Друг дал запутанное объяснение о ленче и последующей попойке с обилием коктейлей. Питер покачал головой. «Один проклятый джин за другим, — сказал он печально. — Теперь, сэр, следует принести извинения леди и исчезнуть».

Мистер Помфрет, весьма подавленный и даже немного плаксивый, пробормотал, что он сожалеет, что затеял ссору. «Но почему вы высмеивали меня вот с этим…?» — укоризненно спросил он Харриет.

— Я этого не делала, мистер Помфрет. Вы совершенно ошибаетесь.

— Будьте прокляты вы, старшие! — сказал мистер Помфрет.

— Только не начинайте всё сначала, — любезно убеждал его Питер. Он встал, и его глаза оказались на уровне подбородка мистера Помфрета. — Если вы захотите продолжить обсуждение, то найдёте меня утром в «Митре». Выход там.

— Пошли, Реджи, — сказал друг.

Владелец, который после того, как убедился, что за полицией или прокторами посылать не придётся, возвратился к процессу упаковки, услужливо бросился открывать дверь и сказал: «До свидания, джентльмены», — как если бы ничего не произошло.

— Будь я проклят, если позволю над собой глумиться, — воскликнул мистер Помфрет, пытаясь на самом пороге возвратиться.

— Конечно, не позволишь, старина, — ответил его друг. — Никто не глумится над тобой. Двигай! У тебя сегодня было достаточно развлечений.

Дверь за ними захлопнулась.

— Ну и ну! — вздохнул Питер.

— Молодые джентльмены иногда слишком оживлённы, — сказал владелец. — Боюсь, что получится слишком большой пакет. Я завернул доску отдельно.

— Отнесите всё в машину, — сказал Питер. —  Там с ними ничего не случится.

Это было сделано, и владелец, довольный, что магазин освободился, начал закрывать ставни, поскольку время закрытия давно миновало.

— Я приношу извинения за своего молодого друга, — сказала Харриет.

— Он, кажется, воспринял ситуацию довольно тяжело. Спрашивается, что такого, из-за чего стоило впадать в бешенство, в том, что я старший?

— О, бедная овечка! Он подумал, что я рассказала вам о нём, обо мне и о прокторе. Полагаю, что должна рассказать теперь.

Питер выслушал и рассмеялся, хотя немного с жалостью.

— Да, печально, — сказал он. — В его возрасте такие вещи причиняют адскую боль. Я должен отправить ему записку и прояснить ситуацию. Ага!

— Что?

— Мы никогда не пробовали того пива. Пойдёмте и выпейте со мной в «Митре», там мы придумаем, как составить бальзам для израненных чувств.

Когда на столе перед ними возникли две пивные кружки по полпинты каждая, Питер уселся за послание.

Отель «Митра»,

Оксфорд

РЕДЖИНАЛДУ ПОМФРЕТУ, ЭСКВАЙРУ

Сэр,

Мисс Вейн дала мне понять, что в ходе нашей беседы этим днём я к несчастью использовал выражение, которое, возможно, было неверно истолковано Вами как ссылка на Ваши личные дела. Разрешите мне уверить Вас, что эти слова были произнесены в полном неведении, и что ничто не было дальше от моих намерений, чем попытка сделать такой намёк. Хотя я сильно осуждаю Ваше вчерашнее поведение, желаю выразить своё искреннее сожаление относительно той боли, которую я по неосторожности, возможно, причинил Вам, и остаюсь

Вашим покорным слугой,

ПИТЕР ДЕЗ БРЕДОН УИМЗИ.

 — Это достаточно напыщенно?

— Прекрасно, — согласилась Харриет. — Все слова такие кудрявые и подпись из всех ваших имён. Как сказал бы ваш племянник: «Дядя Питер в самом скверном настроении». Не хватает только сургуча и герба. Почему бы не написать ребёнку просто хорошую дружескую записку?

— Он не нуждается в дружелюбии, — усмехнулся его светлость. — Ему нужно удовлетворение. — Он позвонил и послал официанта за Бантером и сургучом. — Вы правы насчёт благотворного воздействиях красной печати — он подумает, что это вызов. Бантер, принеси мою печать. А что, если подумать, это идея. Предложить ему на выбор шпаги или пистолеты на лугах Порт-Медоу на рассвете?

— Думаю, что пора повзрослеть, — сказала Харриет.

— Разве? — удивился Питер, обращаясь к конверту. — Я никогда ещё никому не бросал вызов. Было бы забавно. Мне бросали вызов три раза и я дрался дважды, в третий раз вмешалась полиция, — боюсь, что просто моему  противнику не понравился мой выбор оружия… Спасибо, Бантер… Пуля, знаете ли, может улететь куда угодно, но сталь почти обязана куда-нибудь войти.