Анатомия любви - Спенсер Скотт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Приду через минуту. Я тут все раскидала.
– Это неважно, – бросил я. Колени дрожали от нетерпения.
– Через минуту. Просто дай мне подумать. Я хочу принять решение. Ладно? – Она высвободилась из моих объятий, отступила на шаг.
Я вернулся в постель и включил свет. Я ждал Джейд, хотя не знаю сколько. Показалось, что довольно долго, но здесь нельзя полагаться на мое чутье. Может, прошло полминуты. Время было само по себе, отдельно, как не поддающееся осмыслению течение сна. Я снова подошел к ванной, отмахнувшись от тех крох сознания, которые необходимы для мыслительного процесса, и осторожно открыл дверь. Джейд, голая, сидела на краю маленькой ванны, уронив голову на руки, и плакала.
– Я не знаю, что делать. Я тебя боюсь. Я и так испытываю сейчас слишком много разных чувств. И не могу позволить себе еще больше. – Она подняла на меня глаза. На лице остались белые следы от пальцев.
Я подумал, должно быть, мы не в своем уме. Столько лет не виделись. Стоим голые в гостиничной ванной, плачем, дрожим, мой член торчит.
– Все хорошо, – наконец произнес я. – Мы можем просто лечь спать. – Я шагнул к ней, протянул руку. Она взяла мою руку, поднесла к своему мокрому, пылающему лицу.
– Я слышу в голове голос – тоненький, примитивный голос. Он постоянно повторяет: «Мой папа умер». Даже слова не мои. Я никогда не называла его папой. – Джейд замолчала и попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась. – И я постоянно думаю о Ките и Сэмми, о том, что переживают они. И об Энн тоже, черт побери! И об Энн. Все они со мной, и я ничего не могу с этим поделать. Я постаралась убраться подальше от своей семьи, но чем меньше она становится, тем больше я в ней увязаю. – Она помолчала, прикрыв глаза. – Как бы я хотела, чтобы отец был жив, – сказала она и зарыдала.
Я отнес ее в кровать и обнял. Она старалась не плакать. Я чувствовал ее нетерпение по отношению к самой себе, ее усталость от собственного горя. Вскоре она затихла.
– Интересно, который час? – спросила она именно в тот момент, когда я сам – не без опаски – задался вопросом, не заснула ли она.
– Не знаю. Наверное, уже поздно. – Моя рука была прижата ее плечом и совсем затекла, но никакая сила в мире не заставила бы меня убрать ее.
– Знаешь, про тебя все всё знают, – произнесла Джейд.
– Кто?
– Все, с кем я знакома. Я всем рассказывала о тебе. Как у нас с тобой было. Рассказывала о нашем доме, о Чикаго, о том, как мы были такими, какими были.
– Я столько народу не знаю.
– Все в Стоутоне знают тебя. Могу поспорить – нет, конечно, ты сейчас немного изменился, но не сильно, – могу поспорить, что, если ты пройдешь по кампусу даже в одиночку, многие догадаются, кто ты такой.
– Честно?
– А у меня не было даже фотографий. Только по рассказам. По одному лишь описанию. Я рассказывала о тебе и вспоминала, а иногда, когда очень этого хотелось, позволяла себе почувствовать себя рядом с тобой. Господи, Дэвид, я никогда не думала, что такое случится. Представить себе не могла. Даже когда я поднималась сюда в лифте, то не верила до конца, что увижу тебя. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
– Но я видел тебя вчера.
– Это сон. Слишком быстро, раз – и все. Это не считается. Я думала, что снова быть с тобой невозможно. И неправильно.
– Но это ведь не так, – сказал я. – На самом деле не так. Не понимаю, почему нам все так трудно дается, почему все постоянно идет наперекосяк. Но я точно знаю, что мы не можем повернуть назад. Вот это правда. В этом я уверен. Что бы ни стояло у нас на пути, мы должны прорваться.
– Все сильно изменилось, – заметила Джейд.
Я не знал, что ответить. Джейд тоже ничего не говорила, и молчание затянулось. Джейд сняла со стола лампу и поставила, все еще включенную, на пол. Лампа опрокинулась, и через комнату протянулись плоские тени, похожие на железнодорожные пути.
Прошло еще немного времени, Джейд выпрямилась, вытащила свой тампон и закинула под кровать. Я лежал на ставшей моей половине постели, и она придвинулась ко мне боком, прижалась к бедру, сжала мою грудь, как будто женскую. Я зачем-то попытался приподняться на локтях, но она толкнула меня, упираясь в плечи, чтобы я лежал ровно. Она словно смотрела на меня с неимоверной высоты.
– Я хочу этого, – прошептала она. – Но не хочу, чтобы… – Она не договорила.
– Это будет значить то, что значит, – ответил я и потянулся к ней.
– Или ничего. Просто такая ночь. После всего, что случилось, увидеть тебя. Дэвид, я не хочу, чтобы мы причиняли друг другу боль.
Я знал, что мне плевать, причиним мы боль друг другу или нет. Никакая боль не могла сравниться с пустотой разлуки, никакие страдания не могли соперничать с нереальностью жизни без нее. Но я не хотел ее пугать, а потому лишь кивнул.
Мы поцеловались, немного поласкали друг друга. Джейд села на меня верхом, и я нацелился войти в нее, но промахнулся. Она взяла меня, направляя. Мне показалось, внутри ее как-то суховато, липко и вязко – из-за менструации кровь смешивалась с обычным секретом. Она поморщилась, когда я вошел, – это ужасно, нет, правда, эти незначительные гримасы боли так волнуют мужчин. Она немного приподнялась, и я выскочил из нее. Она опускалась, пока наши тазовые кости не соприкоснулись, а мой член не прижался к ее горячему влагалищу. Я держал ее за талию: теперь она плотно обхватывала меня бедрами, и я чувствовал, как ее лобковые волосы касаются меня, мягкие, подобные чьему-то дыханию на животе. Я потянул ее к себе, заставил наклониться, прижаться грудью к моей груди.
Я прошептал ее имя, но она не ответила, и меня на миг обуял страх.
Я обхватил ее лицо, целуя в губы. Ее язык казался огромным, мягким и невыносимо подвижным у меня во рту. Я вдыхал ее дыхание. Это был первый настоящий поцелуй за ночь. Старательный, бесконечный.
Она стояла на коленях, маленькие груди чуть покачивались, свет с пола освещал каждую волосинку на теле. Я засунул руку между ее бедрами и погладил влагалище, и Джейд раскрылась для меня. Она впустила меня в самую сердцевину, и там было градусов на десять теплее, чем вокруг.
А потом я вдруг оказался в ней. Я хотел остановиться, вобрать в себя этот миг. Она сидела сверху, держала меня за голову и прижималась лбом к моему лбу. Она двигалась медленно, глаза ее были крепко зажмурены, пока я не погрузился в нее до самого конца, и тогда она принялась раскачиваться, вжимаясь в меня с такой неистовой силой, что я подумал, что сейчас закричу. Но разумеется, не от боли – это давление служило исключительно для сексуального возбуждения и обещало такой экстаз, что мои нервные окончания просто не сумели отреагировать. Сила, с какой она терлась о меня, вселяла оторопь, и на самом деле только это я и чувствовал. Я ощущал, что она раскрылась, но себя внутри ее ощущал весьма смутно.