Башни Заката - Лиланд Модезитт

— А нам-то что? Мы в любом случае ничего не теряем. Либо маршал лишится своих людей, либо хаморианцы. Ослабление и тех, и других нам только на руку. Удастся уничтожить Креслина — хорошо. Не удастся — в Хаморе будут знать, что на западе у них появился новый враг.

— Замечательно. А если Креслин победит? Как будет с нашими видами на Монтгрен?

Дженред фыркает:

— На Монтгрен? А что Монтгрен? Ни Креслин, ни эта рыжая сука никаких притязаний не заявят, а Сарроннин не сможет. Наследников у герцога нет, об этом мы позаботились. Корвейл долго не протянет, а как только он умрет — край станет нашим без всякой войны.

— Хотелось бы мне иметь такую же уверенность.

Дженред переводит взгляд на зеркало, всю поверхность которого заполняют суда. Для захвата Края Земли их более чем достаточно.

XCIII

— Ты уверен, что не хочешь попытаться разорвать с ней связь крови?

Два человека смотрят поверх утесов на низкие набегающие волны зеленовато-черного северного моря. Лишь изредка на их гребнях вспениваются белые буруны. Высокие облака так и не пролились дождем, и сдуваемая с дороги красноватая пыль оседает на террасе и на куче необтесанных камней, с которыми Креслин все еще работает по утрам.

Стражи уже начали скреплять раствором камни, которые он заготовил для второго гостевого дома, благо Клеррис обеспечил их и материалом для кровли.

— Какой от этого может быть прок? Лидия ведь говорила, что связь разовьется и окрепнет сама собой, — говорит Креслин, берясь за тачку, на которой теперь перевозит камни. Сам Черный Чертог в основном завершен, хотя кухня не отделана, а окна требуют застекления. Когда выпадает время, юноша возится с камнями для дорожек к домам для гостей. Он все же надеется, что они когда-нибудь да пригодятся.

— Возможно, ты выиграешь время.

— Не выиграю, а потеряю. Много ли толку было от прежнего положения?

Креслин чувствует, что не может просто стоять и ждать. Мегера настойчиво призывает его к терпению, но чем лучше улавливает он ее помыслы, тем яснее становится, что пресловутое «терпение» для нее лишь предлог, чтобы не вникать ни в его чувства к ней, ни в свои к нему. А он действительно вожделеет ее, о чем не может, да и не хочет лгать, — ни себе, ни ей. А еще, совершенно независимо от плотского желания, он любит ее. Любит ее ум и решительность. Любит даже язвительность и колкость, тем паче что иногда она бывает внимательна и добра.

— Все-таки сомневаюсь, что установление этой двойной связи было мудрым решением.

— Выбора-то не было.

Клеррис хмурится.

— Лидия сказала правду, все само собой шло к тому же самому, — продолжает Креслин. — Я уже начинал улавливать ее чувства и мысли. На радость или на горе, но мы связаны с Мегерой навеки. Сейчас, когда она не в цитадели, а здесь, мы способны воспринимать лишь самые сильные и яркие переживания друг друга, но скоро и расстояние перестанет иметь значение.

— Ну и что ты собираешься делать?

— Ничего. Буду ждать, когда наша связь станет еще крепче. А пока подумаю насчет хорошего потока да водяного колеса.

— Водяного колеса? — Черный маг качает головой. — Сдается мне, ты не понимаешь сложности положения. Довольно скоро Мегера, если ей вздумается, окажется в состоянии убить вас обоих. Возможно, она ждет именно этого.

Юноша с серебряными волосами слушает собеседника, но руки его сами собой орудуют инструментами, придавая нужную форму лежащему на плите черному камню. На какой-то миг он ощущает соленые брызги и слышит хриплый зов чайки. Возможно, это ему лишь показалось… но он так не думает.

— Неужто она может захотеть смерти?

Клеррис пожимает плечами:

— Кто знает? Ни одной женщине не понравится выставлять напоказ свои чувства.

— Думаешь, меня радовало то, что ей были открыты все мои порывы, помыслы и желания?

— Чувства мужчин ведомы женщинам без всякой магии, — со смехом откликается Клеррис.

— Ты, надо думать, говоришь о восточных женщинах, выросших в тех краях, где больше не придерживаются Предания.

— Креслин, женщины есть женщины. Все они, кроме разве что стражей Западного Оплота… А те, как я подозреваю, просто помалкивают насчет такого умения… Так вот, решительно все женщины способны читать мысли мужчин несравненно лучше, чем большинство мужчин — их мысли.

— Ну… — отзывается Креслин после пары ударов молотом. — Наверное, у них на то врожденный талант, да и практика помогает.

— Ладно, так что ты все-таки будешь делать?

— Я же сказал: ждать, когда связь станет крепче. А там посмотрим.

— Лидия беспокоится.

— Я тоже. Я тоже.

Он чувствует в камне скрытые трещины и линии напряжения, а руки, словно сами собой, делают точные, выверенные сколы.

XCIV

— Что теперь? — спрашивает Торкейл, укладывая очередной камень на ограду поля.

Креслин не слышит его, поскольку прощупывает чувствами почву возделанного участка, отыскивая гармонические линии. Возможно, по здешним меркам жара не так уж сильна, однако нагретый воздух над оградой зримо колеблется.

— И что теперь? — повторяет темноволосый солдат, сбривший, в подражание Креслину, свою жиденькую бородку.

Креслин утирает лоб. Жара в этой части острова наступает раньше, чем возле поселения, и длится жаркий сезон здесь дольше. Однако Клеррис указал, что почва здесь значительно плодороднее. Впрочем, юноша догадывался об этом и без Черного мага, поскольку поселение стоит на скалах, покрытых слоем такой твердой красной глины, что на склонах холма над пристанью растут лишь самые неприхотливые сорняки.

Здесь же, на поле, Креслин занят нелегким делом: он усиливает и умножает полезных червей, насекомых и личинок и упорядочивает внутреннюю структуру проростков маиса. В данном случае магия в сочетании с искусственным орошением позволяет даже при весьма скудных дождях добиться устойчивого роста растений. Урожай маиса, из которого предполагается получить первую на острове собственную муку, обещает быть даже лучше, чем в краях с умеренным климатом.

— Господин регент! Господин регент! — крик доносится с северного края поля, откуда бежит человек.

Креслин направляется ему навстречу:

— Что случилось?

— Нападение! Пираты! Паруса, уйма парусов!

— Проклятье… проклятье… проклятье! — Креслин касается ветров и простирает чувства к северному морю, по волнам которого к берегу движутся мачты. Присутствия Белой магии ни на палубах, ни в трюмах не ощущается — зато там с избытком хватает лучников и меченосцев.

Соправитель Отшельничьего хватает заплечные ножны и, на ходу влезая в портупею, обшаривает небеса, хватаясь за ветры. Ноги сами несут его к гавани. Торкейл бежит рядом. Из цитадели доносится сигнал тревоги — звучит рог Западного Оплота.