Эльфийские хроники - Жан-Луи Фетжен

Крики зрителей заглушали вопли жертв. Кровь лилась рекой, забрызгивая каменные плиты вокруг котла. Трупы валялись на полу возле алтаря до тех пор, пока из них полностью не вытечет кровь — вся до последней капли. Только после этого орки, пригибаясь к земле, оттаскивали их в сторону и бросали на раскаленные угли в двух огромных металлических сосудах. Масло, которым были измазаны тела жертв, тут же вспыхивало, как смола, и горело затем, потрескивая, голубым пламенем. Мерзкий запах сжигаемой плоти опьянял толпу зрителей и еще больше приводил в ужас пленников, ожидающих своей очереди и не сводящих глаз с наполняющегося кровью котла. Несколько десятков пленников уже было убито, и еще несколько десятков предстояло убить до того, как котел наполнится до краев. Все обреченные, кто был еще жив, сейчас с лихорадочной надеждой смотрели на то, как течет кровь, пытаясь при этом определить, сколько еще из них будет убито и какие у них имеются шансы остаться в живых, если монстры перестанут резать их, как только котел наполнится.

Ллиана отстранилась от этого безумия, замкнувшись в себе при помощи магии Тюра, руны звезды.

«Битх такна сум, хеалдетх трива велВитх аетхелинргас а битх он фаерилдеОфер нихта генипу, наефре свикетх».

«Тюр — это особый знак.Он поддерживает у правителей надежду, борясь всегдаПротив мрака ночи. Он не подводит никогда».

В какой-то другой жизни, протекавшей за много веков и за много льё от этого ужасного кошмара, старый Гвидион объяснял им смысл «Дуйли федха» — элементов леса, выгравированных на табличках. Каждая руна обладала своей магией, позволяющей или защищаться, или нападать. В ту эпоху это не имело для нее большого смысла, поскольку она была далека от опасностей, существующих в окружающем ее мире. Тем не менее, ей нравилась таинственная музыка древнего языка и странная вера в то, что слова могут влиять на чью-то судьбу. По мере того, как шли годы — а время под кронами деревьев течет долго, — она научилась читать руны, петь их и даже танцевать их.

Сейчас их магия всего лишь помогла ей заставить себя забыть про крики, про жару, про жуткий запах, и этого было уже вполне достаточно. Однако магии этой явно не хватило для того, чтобы сделать Ллиану невидимой для ее стражника: тот вывел ее из задумчивости, сначала ударив ее сапогом, а затем еще и сильно дернув за поводок. Ллиана, очнувшись, увидела, что на лицах ее сородичей, смотревших на нее, появилось выражение ужаса и что стражники вдруг засуетились.

Подошла ее очередь.

Ллиану потащили вместе с какими-то другими пленниками к верхней части лестницы. Ей навстречу устремились жрецы в красных одеяниях, забрызганных кровью и похожих на фартуки мясников. Когда они схватили эльфа с длинными черными волосами, стоявшего прямо перед ней, она уперлась ступнями в последнюю ступеньку, позволила надавить на себя, сгибая ноги, а затем, резко выпрямив их, рванулась назад. Ее голова врезалась прямо в лицо ее охранника, и тот полетел вниз, увлекая девушку за собой. Однако это позволило Ллиане лишь ненадолго отсрочить развязку. Другие стражники, передав своих пленников жрецам, подхватили ее и потащили вверх так, что ее ноги уже не касались ступенек.

Перед ней теперь стояло два пленника. Эльф с длинными черными волосами уже лежал на жертвенном камне.

Его глаза смотрели куда-то в пустоту. Лицо этого эльфа, которого она не знала и с которым никогда не разговаривала, было измазано его собственной кровью, а его сердце уже билось в руке жреца. Затем жрец швырнул это сердце в сторону тесно столпившихся воинов. А сколько мгновений еще можно оставаться живым после того, как у тебя вырвали сердце? Сколько мгновений пройдет до того, как твои глаза затуманятся? Увидит ли она свое собственное сердце в руке одного из этих монстров?

Безжизненное тело убитого эльфа упало на пол возле алтаря. Вместо него на жертвенный камень уложили какого-то человека.

За ним — еще один, после которого очередь дойдет до нее…

В тот момент, когда жрец уже поднимал нож, его движение было остановлено оглушительным грохотом. Бронзовые барабаны, по которым стали лупить, как сумасшедшие, группы орков, держащих в руках деревянные колотушки и палки, заглушили вопли толпы. Затем грохот резко стих, однако он еще долго отражался эхом от стен. Никто уже больше не совершал никаких движений и не произносил никаких звуков. Воцарилась такая тишина, что стало слышно, как скрипит большая дверь, открывающаяся в глубине площадки и чем-то похожая на разинутую пасть самой горы.

Из этой двери появилось существо, которое здесь, посреди этого сборища монстров, казалось очень даже странным и неуместным. Это был подросток — подросток-человек. Его лицо было бледным, как дневной свет. Он был облачен в черную одежду без каких-либо украшений и держал в руке золотое копье, засунутое в чехол из темной кожи. По мере его приближения высоченные воины, облаченные в железные доспехи, жрецы, забрызганные кровью, и умопомрачительные и гротескные сановники, сбившиеся в безликую толпу, молча становились на колени, не смея поднять взгляд. Встали на колени и стражники. Остались стоять на ногах только Ллиана, двое пленников, которых должны были принести в жертву до нее, и все остальные пленники, находящиеся на лестнице и ожидающие своей очереди. Подросток шел, не удостаивая никого даже и взгляда, по направлению к жертвенному камню.

Другие пленники тоже начали падать на колени, чтобы не обращать на себя внимание, но Ллиана не стала этого делать: она смотрела, не отрываясь, на подростка. Копье, которое было около двух першей в длину и, похоже, около пяти дюймов в толщину, оставляло за собой струйку дыма, как будто оно потихоньку горело каким-то внутренним огнем. При этом раздавалось легкое потрескивание, от которого чехол слегка вибрировал. Это копье являлось не оружием, а артефактом, о котором обитатели всего мира — от городов людей до темных туннелей карликов и лесов, населенных эльфами, — слышали по меньшей мере один раз в жизни: это было копье Луга — скипетр бога, ставшего талисманом для своего народа… Говорили, что мучительную жажду, которую испытывало это копье, можно было утолить только лишь одним способом, а именно окунув его в котел, наполненный кровью. Именно этому сейчас и предстояло произойти.

Без каких-либо колебаний и не обращая внимания на лужи крови, пачкавшие нижние края его длинного одеяния, подросток обогнул жертвенный камень и, остановившись возле котла, медленно опустил копье, погрузив его кончик в кровь. Его силуэт тут же исчез в облаке пара, начавшего извергаться густыми клубами из котла, кровь в котором закипела. В воцарившейся гробовой тишине всем показалось, что началось извержение вулкана — с жуткими выбросами и пронзительным свистом, от которого становилось больно в ушах. Время от времени в разрыве между клубами пара становилось видно подростка, держащего копье. Он стоял неподвижно и крепко удерживал в руках чехол с копьем, хотя оно и дергалось из стороны в сторону. Выражение его лица было невозмутимым.