Путь варга: Пастыри чудовищ. Книга 1 - Елена Владимировна Кисель

— А… а вы подходили?

— Ну. Жила там, пока зверей лечили. Которых мрази-браконьеры поранили. В мелких общинках была. В основное поселение, которое возле Элейсийских холмов, хода бэраард нет.

— К-кому?

— Людям-без-корня. Так они нас называют. Потому что мы люди Камня. Камень не имеет корней, а у них на этом всё построено. Коренники. Даарду. Народ-от-корня. Не дошло еще?

Похоже, дошло — почти осмысленно хлопает глазами. Даже выжимает из себя не совсем тупой вопрос.

— А от какого… корня?

— От общего. По религии даарду, у всего в мире общий корень. У животных, деревьев и их. Уходит в Ардаанна-Матэс… это у них вроде Матери-Земли. И потому всё связано между собой. Единым корнем, как-то так. Пуповиной… кэлда-ард, пуповина и корень одновременно, словом. В общем, они на нас злятся, потому что, вроде как… из-за людей и магии Камня их Пуповина начала ослабевать. Раньше они могли как-то слышать Ардаанна-Матэс, угадывать ее волю, помогать, всякое такое. Есть у них такое понятие… «Слышать волю корней». Жить по этой самой единой воле, значит. Только теперь у них это получается плоховато, вот они и в печали. Видал Шипелку? Кое-как слышит, что с природой вокруг. Чует, что птицы болтают и звери иногда. И всё. Хотя она изгнанник из общины, но и в общинах не лучше с этим делом обстоит.

Чего я перед ним распинаюсь? Может, хочу вложить в его черепушку хоть толику настоящего. Живого, пахучего, звучащего мира. Которого ни на грош нет в холодных пылесборниках.

И еще забавно, как Задавака разинул пасть. Будто новорожденный птенец, который ждет кормежки.

Вот Сирил как-то странно похрипывает. Угрожающе. И с намеком поглядывает на Моргойлда-младшего. Желание клюнуть в глаз проступает так ясно, что я поскорее задвигаю милаху-горевестника в клетку.

— Изгнанни…

— Бывает, некоторые даарду уходят из общин. Кто-то скитается, кто их правила нарушает. Кто еще по каким причинам. Шипелку вот Грызи приволокла с одного из своих выездов. С полгода назад. Я не спрашивала, у нее, почему она не с общиной, ясно? Хочешь — сам спроси.

Лицо у Задаваки — недозрелый огурец. Кислота, бледность, зеленоватость. Всем своим видом так и вопит: «Мне… что-то спрашивать… у этой вот?!»

Но с темы не слезает. Видать, нашел благодатную.

— А… кровь… ритуалы, похищения?

— Крестьянские байки.

Задавака смотрит обиженно. Диточке сказали, что любимая сказка детства — только сказка.

— Даарду даже мяса не едят — коренья, ягоды, листья всякие. Молоко единорогов и диких коз. Нас вот диким мёдом угощали. Они и рыбу не ловят — потому что живая. Для них живое — значит священное.

Задавака потухает. На физиономии растерянность пополам с недоверием.

— Но как же тогда…

Небось, только что начал осознавать, что маменька не всегда бывает права.

Сирил делает упорные попытки приоткрыть клетку. Зловеще косится на младшего Моргойла. И потихоньку повторяет под нос: «Враг. Враг. Эгерт — враг!» Надо же, полными фразами заговорил.

— А Рой? — это господин Задавака спрашивает совсем под нос. Но Следопытский слух разбирает.

— Этого ты откуда набрался?

— Я… ну, слышал…

Точно не от мамочки, как я понимаю.

— Они правда как пчёлы? У которых одна матка, и они подчиняются её командам? Отец говорил, у этих… терраантов связаны сознания… так что они могут слышать друг друга.

— Слышать главного, скорее уж. Тысячеглазый, Всезрящий, Сиаа-Тьо — Всесущий. Что-то вроде верховного жреца Ардаанна-Матэс.

— Как Кормчая — жрица Камня?

— Только если бы ты постоянно слышал Кормчую у себя в голове. Или Камень — у себя в голове. Представь себе главный корень, который торчит в земле. А от него разбегается куча других корешков. Ну так вот, по поверьям даарду Всезрящий и есть этот главный корень. Который доносит до них волю Ардаанна-Матэс. У них там есть что-то вроде обряда, у даарду… когда младенцев после рождения приносят в основное святилище, в то самое, куда нам ход запрещен. И наделяют их Пуповиной Роя… звучит по-дурацки, но иначе не переведу.

«Враг, враг, враг», — твердит горевестник в клетке и уже настойчиво пытается выломать замок. Задавака пялится, как зачарованный.

— Их тогда калечат, да? Терраантов?

— Насчет самого обряда — не видела, не знаю. Но в конце него — да. Делают шрам, или отрезают кусочек уха. Губу разрезают. В общем, им нужен какой-то изъян у ребенка. Чтобы он никогда не стал «сосудом который полон».

— А что это?

— Вир его знает, мне это Грызи рассказывала. Ей про даарду известно побольше моего.

Подумать только, я тут чуть ли не лекцию задвигаю. Треплю языком, будто Конфетка за своими чаепитиями. Только и удовольствие — утереть нос самодовольному придурку. Который вообразил, что мамочка и книжечки ему распишут всё как есть.

А у Задаваки видок малость лихорадочный. Глазенки вон, блестят ненормально. И щеки запылали. И вообще, он привстает и кусает губы — то ли хочет выродить из себя новый вопрос, то ли что-то сказать…

И тут горевестник в клетке с разлету ударяется о прутья.

— Враг. Враг! Враг!! — удар на каждое слово, и взгляд черных глазок намертво прикован к физиономии Задаваки. — Эгерт! Эгерт! Эгерт! Эгерт!!

Удар-удар-удар, и Задавака хочет что-то вякнуть, но я на него цыкаю. Пытаюсь успокоить Сирила, но тот всё бьётся, и кричит всё громче. Зло и отчаянно. Глядя на сына Моргойла так, будто хочет выклевать ему сердце.

Только что был спокоен, теперь вот всполошился. Почему? Потому что горевестник. Потому что… как там Грызи говорила? Чует, кто скоро помрет.

— Эгерт! Эгерт!! Эгерт!!!

Взываю к Печати — и мир рушится на меня в красках, запахах и звуках. Где-то в другом крыле Визгля распекает служанку, и гремят сковороды на кухне, и воняет средством для уборки и духами, пылью несет от книг… и — вот оно, панические крики там, далеко… у загонов, точно, у загонов. И удары копыт о землю. И яростный визг.

Яприль.

Да твою ж.

Одной рукой хватаю клетку с Сирилом. Второй — Задаваку за шкирку.

— Быстро за дверь!!

Не успею дотащить до двери, Моргойл не понимает и мешает, он не знает — что такое яприль в ярости. А, мантикоры печенка! Задвигаю идиота за дальний стеллаж с книгами, сую туда же клетку.

— Эгерт! — надрывается Сирил без перерывов. — Эгерт, Эгеееерт!

Визжащая туша с маху прошибает огромное витражное окно. Выносит, вместе с частью стены. Во все стороны летят разноцветные осколки. Будто брызги краски. Вперемешку с кирпичной крошкой. Яприль влетает, оскальзываясь на осколках и натертом паркете.

Крупная