Беспредел - Игорь Бунич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Милосердный Боже. — проговорил бледный от ужаса Трокман. — Когда вы все это выяснили?
— Фактически сегодня. — ответил я. — По своим каналам связи я немедленно поставил об этом в известность администрацию президента Ельцина и сообщил об этом генералу Климову. Заметьте, я сообщил ему об этом, а не он мне. Кроме того, я сообщил об инциденте нескольким знакомым журналистам в Москве и Петербурге. Я уже мало надеюсь, что в этой стране можно что-либо предотвратить гласностью, но все-таки надеюсь.
— А как отреагировал генерал Климов на ваше сообщение? — поинтересовался Трокман.
— Хотя, конечно, он знал все и без меня, Климов прикинулся ошеломленным, — сказал я. — Он заявил, что немедленно пошлет туда специальную оперативную следственную группу для расследования всех обстоятельств катастрофы. Будем надеяться, что он ее послал еще до моего сообщения и группа уже там. Ей придется, видимо, туго, поскольку в Угорош направились и журналисты. Конечно, их ничего не стоит арестовать и отправить обратно, но во всяком случае они напишут хотя бы об этом. Вот такие дела, Билл. Что вы на все это скажете?
Трокман ничего не ответил и стал снова раскуривать сигару.
Он выпустил несколько колец дыма.
— В принципе, Майк. — сказал Трокман. — этот случай дает нам в руки хорошие козыри. Я их попытаюсь максимально использовать в Москве. Возможно, нам удастся добиться отставки нынешнего министра безопасности и ряда его заместителей. Но это второстепенная задача. Главное — мы окончательно возьмем под контроль все их запасы ядерного оружия. Не исключено, что мы их вообще вывезем на России…
— Куда? — поинтересовался я.
— Пусть они лучше лежат на каком-нибудь подземном складе в Неваде, чем разъезжают здесь по их ненадежным железным дорогам в сопровождении уголовников, — ответил Билл.
— Я думаю, что ваше предложение более всех обрадует наш конгресс, — засмеялся я. — Узнав о вывозе ядерного оружия из России, в Капитолии просто сойдут с ума от радости и на радостях закроют ЦРУ. Мне кажется, что эффективнее будет взять эти склады под нашу охрану на территории России, чем превращать США в международную ядерную свалку. Совсем недавно нам удалось добиться распоряжения президента Ельцина, дающего большие права местному Госатомнадзору провести тщательную ревизию всех предприятий, организаций и воинских частей Министерства обороны, чтобы взять под гражданский контроль ядерное оружие и провести проверку обеспечения ядерной и радиационной безопасности. Однако, как и все прочие указы президента, это распоряжение никто в армии выполнять не собирается. Армия здесь продолжает оставаться государством в государстве. Для нее указ президента — не указ. Ни одного представителя Госатомнадзора никуда не пустили. Ни на один объект, а уж тем более не подпустили ни к какой документации. Мы прозондировали обстановку по своим каналам и, к величайшему своему удивлению, обнаружили, что Министерство обороны России и Минатом, возглавляемый отставным адмиралом, готовы допустить на свои объекты инспекторов из нашего ядерного комплекса и сами намекают на возможность того, чтобы мы взяли под охрану их запущенное хозяйство.
— Я читал ваши донесения, — кивнул головой Трокман. — Но здесь все далеко не так просто. С нашими ядерными запасами тоже последнее время творятся непонятные вещи. У меня складывается впечатление, что во многие наши дела все более откровенно влезает какая-то третья сила, о которой неизвестно ничего — даже о ее природе. И случай с Койотом лишнее тому подтверждение.
— Но почему вы считаете, Билл, — удивился я, — что природа этой силы неизвестна? Мне кажется, что это единственное, о чем знало человечество с момента своего рождения. Все религии мира…
— Это примитивный подход к проблеме, — перебил меня Трокман. — Исключительно примитивный. Мы пытались объяснить явления, не утруждая себя пониманием его природы. И впали в опасные заблуждения, чем и продолжаем заниматься до сих пор. Я привез вам кое-какие бумаги. Просмотрите их.
Трокман вынул из папки несколько листов ксерокопий, скрепленных красным пластиковым зажимом. Я взял бумаги и пробежал их глазами.
— Боже праведный! — вырвалось у меня. — Вы думаете это он?
— Не сомневаюсь, — глухо ответил Билл.
— Я хочу его видеть и поговорить с ним, — во мне проснулся школьник.
— Вы думаете это так просто? — Билл с сомнением покачал головой.
— Но он сам приглашал меня! — продолжал я настаивать.
— Я не возражаю, — пожал плечами Билл. — С практической точки зрения это бессмысленно. Вы не узнаете ничего нового, как и те, кто беседовал с ним до вас. Но, как и они, вы рискуете отправиться вместе с ним…
— Куда? — глупо переспросил я, хотя знал ответ.
— Туда, откуда он пришел, — невозмутимо ответил Трокман, гася сигару.
XVI
Бреясь утром, я по привычке включил телевизор. На экране появилось сонное лицо президента России. Губы его шевелились. Он что-то говорил, но кадры не были озвучены. Диктор за кадром что-то восторженно вещал о благодетельном влиянии новой Конституции, которую необходимо принять как можно быстрее. Губы президента продолжали шевелиться. Затем камера была направлена в зал, где от микрофона какой- то сухощавый господин что-то страстно вещал, обращаясь к президенту и размахивая пачкой каких-то бумаг. Было видно, что Ельцин слушает его без всякого удовольствия. Движение президентских бровей, и четыре дюжих молодца, схватив вещавшего за руки и за ноги, поволокли его прочь из какой-то по средневековому пышной, кремлевской палаты. Несчастный отчаянно сопротивлялся, извивался и даже умудрился снять с одной ноги ботинок и запустить им в президента. Но все это не помогло — его вышвырнули за дверь, где на него сразу же ринулись люди с микрофонами и он, отдуваясь, приступил к летучей пресс-конференции. Так что аналогия со временами Ивана Грозного была бы совершенно некорректной. Воздав должное великой российской демократии, я со вздохом выключил телевизор и вышел в гостиную, где меня ждали завтрак и сюрприз.
За столом сидели Трокман и Климов, пили кофе и о чем-то беседовали.
— Майк! — Климов приветствовал меня взмахом руки. — Можешь меня поздравить!
Я вопросительно посмотрел на него.
— Президент подписал приказ о присвоении мне звания генерал-полковника. Недурно. Правда?
— Что-то на вас посыпались генеральские чины, — съязвил я, — как на наполеоновских полковников после Аустерлица. Это наверное за эшелон с ядерным оружием?
— За эшелон спасибо тебе, Майк, — посуровел Климов. — Ты мне очень помог. Я уже говорил господину Трокману.
Он, видимо, думал, что Билл меня тоже произведет в полные генералы.
— Президент орал на нашего министра, — продолжал Климов, — как в свои обкомовские времена. Министр слег в прединфарктном состоянии. Там попутно выяснились кое-какие мелочи из его частной жизни, о которых даже говорить не хочется. В общем, все ожидают, что его скоро выгонят в отставку. Надо, наконец, нашим органам освободиться от диктата политиков и дать возможность проявить себя настоящим профессионалам, которые — ты, Майк, не дашь мне соврать — своей грудью пробили дорогу демократии, сокрушив тоталитаризм.
Борьба Климова за демократию началась еще в 1981-м году, когда его Управление организовало в Польше убийство ксендза Попелюшко, а потом выдало его убийц правосудию, дестабилизировав положение в Польше до такой степени, что уже никакое военное положение не могло спасти ситуацию.
— Мы понимаем обстановку, генерал, — с некоторой торжественностью в тон Климову заявил Билл. — Скажу больше: мы приняли решение рекомендовать именно вас на пост нового министра безопасности.
Кто это "мы", Билл не уточнял. По крайней мере, со мной он никогда этого вопроса не обсуждал. Но, разумеется, если бы он это сделал, то я ему тоже порекомендовал бы Климова, несмотря на его жуткое прошлое. Хотя бы потому, что просто больше никого не осталось. Часть профессионалов ушла в новые властные и коммерческие структуры, часть подалась в преступный мир и мощной струей влилась в международные террористические и мафиозные группировки, а часть — просто впала в прострацию, по-детски радуясь, что не попала на скамью подсудимых.
Видимо, заявление Трокмана не было какой-то большой неожиданностью для Климова, потому что он сказал:
— Я думаю, это будет правильное решение. Надо, наконец, навести надлежащий порядок в стране…
Он запнулся и добавил:
— …и в мире.
В чем им никогда нельзя было отказать — так это в глобальном мышлении. Если у них и существовала какая-то светлая мечта, то она всегда парила над миром, постоянно примериваясь, чтобы накинуть на планету тот же самый ошейник, которым они задушили собственную страну.