Щупальца веры - Николас Конде

Кэл не хотел пить, но согласился, чтобы поддержать компанию. Пока Мактаггерт наливал, Кэл осмотрел комнату. Стоящий у окна стол был заставлен фотографиями в пластмассовых рамках. Самые большие из них были семейными — Мактаггерт с красивой блондинкой и с двумя улыбающимися мальчиками и отдельно с каждым из мальчиков.

Мактаггерт указал на одного мальчика на фотографии, затем на другого.

— Это Эрик, а это Питер, — сказал он, затем он кивнул в сторону женщины на групповом фото: — Мари. Она бросила меня два года назад. — Он передал Кэлу стакан. — Твое здоровье!

Мактаггерт поставил бутылку на стол и пошел принимать душ. Кэл остался разглядывать семейные фотографии, волынки — эти явные свидетельства, помогающие получить представление о жизни, которая стояла на втором месте после работы в полиции. Он почувствовал жалость к Мактаггерту и желание помочь ему.

Кэл выпил виски и налил себе снова. Для храбрости, внезапно осознал он. Предстоит сложный разговор о религии, может быть, и ему самому предстоит перейти на новый уровень в своей вере. Разбираться со всеми этими вопросами и отвечать на них.

Мактаггерт вернулся через пять минут, он переоделся, но вид у него был по-прежнему утомленный и нездоровый. Он сел и налил себе новую порцию виски.

— Итак, Кэл, — начал он, — ты так и не рассказал мне, что ты узнал в ходе своих исследований. Проясни все, что тебя интересовало?

Допрос по-прежнему продолжался. Следующая фаза, подумал Кэл, допрашиваемому дали возможность поразмыслить в одиночестве. Кэла привела в негодование ловкость Мактаггерта, его профессионализм. Негодование? Почему? Почему просто не сказать ему…

— Это было интересно, Дэннис. Тебя удивит одна вещь — люди, с которыми я столкнулся, те, кто исповедует эту религию, все… все очень разумные, очень милые.

Мактаггерт кивнул головой.

— Это действительно так? — сказал он. — Что это за люди, Кэл?

Наступила пауза. Они секунду смотрели друг на друга. Оба понимали, что это первый шаг, и знали, что каждый из них понимает это.

— Разные люди, Дэннис. Абсолютно нормальные. Такие же люди, как ты… или я. Профессионалы. Дантисты, адвокаты, обычные трудяги. Они не просто люди с улицы, и это не просто культ. Это религия, такая же важная часть их самобытности… — Кэл посмотрел вниз, потирая рукой подлокотник кресла, — как для вас ваш клан. Точно так же, как вы определяете себя в рамках некоторых традиций, истории. Религия — это их индивидуальность.

Мактаггерт напряженно уставился на него и снова кивнул. В комнате было очень тихо. На улице дети с криками играли в мяч, и откуда-то слышался гул мотора газонокосилки.

Мактаггерт сделал глоток виски, затем уставился на свой стакан. Он очень спокойно сказал:

— Они чем-то держат тебя, не так ли, Кэл?

Кэл хотел возразить. Но не мог произнести ни слова.

— Поэтому ты молчишь, не правда ли? — продолжал Мактаггерт. — Тебя каким-то образом взяли на крючок. Ты! Ты, который готов — Боже, как ты это называешь! — уважать все обычаи людей. Ты довел это уважение до такой степени, что готов отстаивать интересы всей этой шайки.

— Но это срабатывает, Дэннис, — проговорил Кэл, — Я…

— Срабатывает? — повторил Дэннис. — Каким образом, Кэл? Что ты имеешь в виду? — Мактаггерт медленно встал со стула, подошел к Кэлу и встал перед ним. — Как это срабатывает?

Шэрон Лейн. Одержимость. Заклинания. Наполненное медом яблоко. Судебный процесс. Поздравления. Духи умерших. Тори. Лори. Голова его была полна всем этим.

Он должен рассказать обо всем.

Он попытался заговорить.

Вибрирующий звук зазвенел у него в ушах, это был низкий монотонный гул. Подобно гортанной песне akonrin.

Нет, это просто шум от газонокосилки за окном.

— Как бы тебе понравилось оказаться задержанным, Кэл? Ты знаешь, я мог бы это сделать — держать тебя как важного свидетеля. Твой босс в колледже горячо бы это одобрил, а?

Кэл покачал головой.

Мактаггерт с презрительным выражением отвернулся и пересек комнату.

Кэл встал. «Я скажу тебе все, что я знаю», — произнес он про себя. Но только про себя.

Он не смог заставить себя говорить.

Кэл с ужасом и недоумением наблюдал за тем, как Мактаггерт бурно, но беззвучно жестикулировал, и, когда Дэннис обернулся, обращаясь к Кэлу, его губы шевелились. У него было красное лицо, глаза горели, пот выступил на лбу. Мактаггерт кричал.

А Кэл ничего не слышал. Он оглох.

Нет, не оглох. Шум от газонокосилки доносился с улицы. Кэл выглянул в окно. Он слышал крики детей на улице, слышал звуки от ударов клюшки по мячу. Но сам он находился в некоторой временной и пространственной плоскости, далекой от Мактаггерта. Сыщик словно был помещен в герметический куб со стеклянными стенами.

Но вот Мактаггерт опустил руки. Гнев прошел, сорванный отсутствием реакции у Кэла, сыщик махнул рукой.

— Я даю тебе несколько дней, чтобы ты смог хорошенько подумать, Кэл. Я рассчитываю на то, что ты расскажешь мне, — сказал Мактаггерт, и теперь его голос прозвучал совершенно отчетливо.

— Дэннис, — сказал Кэл.

— Что? — выжидательно сказал полицейский.

— Дэннис, мне… теперь надо вернуться домой.

На обратном пути они не сказали друг другу ни слова. Только когда остановились перед квартирой Кэла, Мактаггерт заговорил:

— Я не могу себе представить, Кэл. Такой парень, как ты! Мужчина, у которого есть ребенок. Как ты можешь что-то скрывать?

Кэл в ответ уставился на него и ничего не сказал.

— Давай, — сказал Мактаггерт, открывая дверцу машины, — уматывай с глаз моих.

Кэл наблюдал, как машина скрылась из виду на углу Девятой авеню. И только тогда он понял, почему он не мог сказать Мактаггерту ни слова.

Глава 32

Он хотел провести обыкновенный вечер. В старом воскресном номере журнала «Тайм» прочитал статьи о Чарлтоне Хестоне и о ситуации в Ливане, но не мог сосредоточиться, посмотрел вместе с Тори смешное шоу Лили Томлин, но не мог смеяться.

Тимми, новый школьный друг Криса, остался ночевать у них. Вечер был довольно теплый — стояло бабье лето, и ребята устроились на ночь в походной палатке в саду. К восьми тридцати они уже лежали в своих спальных мешках, обложенные журналами с комиксами, термосом с горячим шоколадом и пакетом чипсов.

Кэл и Тори засиделись на кухне за кофе и домашним яблочным пирогом, испеченным Челестиной. Тори несколько раз пыталась завязать разговор, но Кэл был не в состоянии его поддержать. Была только одна вещь, о которой он хотел поговорить, но с чего начать? Он никогда ничего не говорил Тори о своих контактах с полицией, о своих подозрениях насчет человеческих жертвоприношений. Возмущенная реакция Оскара в ответ на обвинение Кэла отбила у него охоту снова поднимать этот вопрос с Тори. Но Кэл находился под впечатлением своей встречи с Мактаггертом. Побуждение довериться ей, испытать ту хрупкую связь с реальностью, за которую можно было ухватиться, в течение всего вечера назревало в нем.