Колян. Дилогия (СИ) - Евгений Щепетнов

Глава 18. Колян оказывается между жизнью и смертью

Закон № 222

Личному охраннику Атамана запрещено иметь семью и детей вплоть до окончания его службы в охране.

Запах. Запах пищи был дразнящим и желудок запротестовал, издав урчание. Колян попытался открыть глаза. С трудом, не сразу, ему это удалось. Перед глазами мелькали радужные пятна, он не мог разглядеть ничего. Попытался шевельнуться. Руки, как огромные неподъёмные гири не слушались его.

«Что это со мной? — подумал он в панике. — Я парализован? Где я?»

Он мучительно стал вспоминать события последних дней, стараясь изо всех сил сфокусироваться на мыслях, поймать ускользающее воспоминание в раскалывающейся от боли голове.

«Я — Атаман. Я был в арсенале. Что произошло?» — он вспомнил чёрное жерло танкового дула, как в замедленном, дурном сне поворачивающееся в его сторону.

«Танк! Они пригнали танк! Я в плену? Я парализован?» — он опять сосредоточился на фокусировке изображения. Действительность двоилась, была мутной и нечёткой.

«Двоится в глазах — тяжёлое сотрясение мозга. Возможно, голова проломлена. Только бы не паралич. Неужели с позвоночником что то…»

Он постарался шевельнуть пальцами левой ноги и ему это удалось. Правой — удалось. Значит позвоночник цел. От счастья из его глаз полились слёзы.

— Ну–ну, Николай Фёдорович, всё нормально! — тёплая рука, пахнущая луком и печевом осторожно вытерла слёзы с его глаз мягкой тканью.

«Юлька… — облегчённо подумал он. — Значит, всё нормально. Но почему я как прибит к лежаку? Почему не могу встать?»

Он попытался разомкнуть пересохшие губы и хриплым, еле слышным голосом спросил:

— Что с мной? Где мы?

— Мы в арсенале, тут Михаил, Дима, казаки.

— А почему я двинуться не могу?

— Ну как почему — попробуй пролежи без движения полтора месяца!

— Сколько?!!!

— Полтора месяца. Ты без сознания был неделю, мы уж думали всё, пропал. А потом начал шевелиться немного, мы кормили тебя с Ксюхой с ложечки бульоном, больше ничего нельзя было, ты исхудал сильно, кожа да кости, силы‑то откуда возьмутся. Ну, теперь на поправку пойдёшь.

— Сильно меня побило?

— Рёбра сломаны, голове сильно досталось, наверно трещина была, нога сломана в двух местах. Доктор тебе вправил всё, срастается, заживает хорошо, вот только никак ты очнуться не мог. Но ничего, мы с Ксюхой тебя подымем, не боись. Ребята заходят постоянно, вот только что Диман ушёл, жаль не застал ты его. Ну, ничего. Ещё придёт сегодня не раз — на мои сиськи пялиться.

Юлька захихикала.

— Сейчас я тебе мяса перетёртого дам с бульончиком, чтобы сил набирался. Давай вот, глотни ложечку, — она приподняла голову Коляна и осторожно заправила ложку ему в рот. Рот наполнился слюной и восхитительным мясным соком, приправленным какими‑то травами для вкуса. Он глотнул раз, два, три.

— Ещё ложечку — за Юууулю, за Ксюхуууу, шалаву чёртову, где бродит, хрен её знает, за смертью посылать только! За Кооолюуу, — Коляну стало смешно — она разговаривала с ним как с дитём. Он задумался — неужели он так отвратительно выглядит? И пришёл к выводу, что чувствует себя ещё отвратительнее, чем выглядит. С этой мыслью он стал засыпать, краем уха слушая бормотание Юльки.

Следующий раз он проснулся уже вечером. В помещении раздавался громкий мужской голос. Он открыл глаза, теперь это удалось ему полегче, сфокусировался… Диман. Тот заметил, что Колян очнулся:

— Здорово, атаман! Живуч ты, однако! — он схватил Коляна за руку и потряс. Тут Колян заметил, что потряс он его одной рукой, правой. Второй рукав был заправлен внутрь штанов.

— Что с рукой? — прохрипел Колян.

— Да что… Отрезали руку, мать их, коновалов наших. Сказали — если не отрезали бы, сдох, — на лбу всегда весёлого, неунываемого Димана пролегла глубокая складка. — Теперь я калека. Не выгонишь, Атаман?

Он напряжённо вгляделся в Николая, точно пытаясь выяснить, как тот относится к такому бесполезному существу, как однорукий калека.

— Диман, ты козёл. Ты что говоришь‑то! — Николай хрипло прошептал. — Лучше расскажи, что было за то время, что я валялся на боку. Я думал, что всё, кранты мне.

— Да и мы думали, что тебе кранты. Как танк по тебе жахнул — куда чего полетело- то. Уже днём тебя нашли — выкопали из‑под стены, когда снаряд разорвался, тебя присыпало, еле нашли. Хорошо, что балка упала и не дала тебя присыпать как следует, вот ты и дышал. Но она же треснула тебя по башке так, что чуть не раздавила кумпол. Мы даже не были уверены — очнёшься или нет. Девки твои ухаживали за тобой всё время, не отходили. Они прилетели с подмогой, ну чисто фурии, помещение нашли, уложили тебя, кормят, поют, моют. Горшки выносят — кстати довольно вонючие, — Диман заржал.

— Ты расскажи, сколько ребят живых осталось, не было ли больше нападений, как организована оборона, что с Росью — всё рассказывай…

Рассказ Димана затянулся на час, а то и больше. Колян впитывал информацию, которая стройными кирпичиками ложилась в его пустую, звенящую как медный котёл голову. После того, как танк бахнул по Коляну, его противотанковая граната всё‑таки достигла цели, и обездвиженная им ранее боевая машина замолкла навсегда, башню заклинило. Полезшие из нее танкисты были расстреляны сохранившимися огневыми точками — а осталось их 4 из 10. Половина коляновских бойцов погибла — кто под очередями автоматической пушки бэтэра, кто под снарядами танка. Оставшиеся, снабжённые заранее огромным запасом патронов и гранат, сумели удержать позиции до прихода подмоги.

Подмога пришла раньше — как оказалось, казаки сразу поднялись на коней и скакали днём и ночью, останавливаясь лишь, чтобы дать отдых коням и накормить их. Кроме того, они задействовали тяжёлые грузовики, которые где‑то нашли в окрестностях, заправили их последним горючим и, наполнив кузов людьми, примчались к арсеналу уже утром того дня. Слава Богу, или скорее Михаилу, за то, что они не рванули сразу через бреши, пробитые танком и минные поля к защитникам арсенала — те, не разобравшись, могли сразу положить их как курят.

Михаил вначале отправил гонца к вымотанным, очумевшим от боя и тягот казакам, и потом они уже въехали в арсенал. Теперь арсенал был под надёжной защитой. Бреши в колючке заложили баррикадами, восстановили минные поля, установили заново огневые точки, укрепив их как следует кирпичом и брёвнами. Подняли снова сторожевые вышки.

Нападавшие появились снова, но на этот раз с белым флагом. На переговорах они требовали отдать им арсенал, мотивируя это тем, что они первые его заняли и пришельцы должны убраться. На это Михаил и Диман с другими командирами заявили, что если они попытаются его взять снова, то жертв будет уже гораздо больше с их стороны, даже если он пригонят сюда танковую дивизию. Про танковую дивизию, они, конечно, преувеличили — у противников танк был явно единственным козырем в войне, тем более, что прокормить его горючим было очень проблематично при полном отсутствии оного, а уж о нескольких таких монстрах и мечтать было нечего. Переговоры закончились ничем, стороны остановились на том, что через месяц снова встретятся и поговорят. К тому времени Атаман встанет на ноги, а без его решения ничего предприниматься не будет.