Священная земля - Барбара Вуд

Когда сгорела последняя простынь, она заглянула в гостиницу, собираясь взять еще, но там тоже все кончилось, ничего не осталось и у Билла Остлера. Чертову Балку окутывало облако вонючего дыма от множества костров, на которых сжигали одежду и постельное белье. Тогда она вернулась обратно в хижину, открыла дорожный сундук и достала свои нижние юбки. Они были из мягкого хлопка, и она выстелила ими кровать. Израсходовав все юбки, она разорвала платья и, перевернув Сета набок, подкладывала под него изумрудный шелк или розовый атлас, собирая испачканную ткань и бросая ее на тлевшую кучу за хижиной. Анжелика зажигала спичку и смотрела, как в пламени чернели и исчезали ее шелка и атласы.

Поскольку все платья пошли на простыни, она открыла ящик, в котором Сет хранил одежду, и выбрала себе пару странных штанов под названием джинсы, с карманами, укрепленными металлическими заклепками, а также одну из его домотканых рубашек, которую заправила внутрь, предварительно подвязав штаны веревкой, чтобы не спадали. Не имея больше времени на возню с прической, она расчесала волосы и заплела их в две длинные косы. Увидев ее, Билл Остлер остолбенел.

— Мне показалось, что передо мной скво, — признался он.

Сет не мог есть твердую пищу, поэтому она переборола свой страх перед печкой — приготовление еды стало теперь вопросом жизни и смерти — и, подбрасывая дрова, научилась варить рис до нужной консистенции, добавляя в него соль и сахар, чтобы придать Сету сил. Овсяную кашу, бульон из мяса и овощей, холодный чай.

Когда запасы еды иссякли, она снова пошла в гостиницу, где никого не встретила. В столовой и на кухне не было ни души. Только сверху доносились стоны и звуки чьего-то приступа рвоты. На заднем дворе дымилась куча провонявших простыней. Тогда она направилась к Биллу Остлеру, который теперь был серьезно болен и с трудом подошел к двери.

— Могу я чем-нибудь помочь? — спросила она.

— Все в руках Божьих, мисс Д'Арси. Во время тифа нельзя сказать, кто выживет, а кто умрет. Решение будет принимать Всевышний.

Он упал, и она помогла ему улечься в постель. Она увидела миссис Остлер, больную, почти при смерти. Она взяла припасы из магазина и оставила мешочек золотого песка.

Зайдя к Свенсонам в надежде купить свежих яиц, Анжелика обнаружила Ингвара, из последних сил ухаживавшего за своей женой. На руках миссис Свенсон спал ребенок. Она наклонилась, чтобы посмотреть поближе. Потом перекрестилась.

— Мистер Свенсон, ваш ребенок…

— Я знаю. Она не разрешает мне похоронить его, бедный малыш.

Лагерь выглядел заброшенным, если не считать рыскавших в поисках еды собак. Анжелика увидела свежие могилы на склоне горы и гадала, кто же похоронен там и у кого хватило сил вырыть их. Болезненное зловоние повисло над поселением. Она помнила этот запах с давних пор, когда тиф бушевал в Мексике. Еще она помнила похороны, проходившие день и ночь. Прежде чем болезнь покинет это место, в Чертовой Балке будет еще больше смертей.

Она постоянно оставалась рядом с Сетом. Когда он ворочался в бреду и дергался от боли, она заключала его в объятия. Приподнимая, чтобы покормить, и гладя его лицо, она чувствовала нежность, которой никогда не испытывала раньше.

Каждый вечер она, обессилев, забывалась тревожным сном.

На семнадцатый день после того, как Анжелика должна была уехать на полуденной карете, она сидела, глядя на исхудавшее лицо Сета, на измученное тело, от которого остались кожа да кости. Его глаза глубоко ввалились, волосы выпали на подушку. Он не открывал глаз уже несколько дней. Она знала, что человек не способен протерпеть две недели с высокой температурой и выжить. Но больше ничего не могла предпринять. Ослабев от голода, думая, что сойдет с ума от бессонницы, она смотрела на человека, лежавшего на кровати, глазами, горевшими не из-за болезни, а от безумия ее духа.

В Чертовой Балке царила тишина. Пианино в салуне больше не играло блюз, не стучали копыта проезжавших лошадей, не скрипели повозки, не перекликались людские голоса… Анжелика не могла припомнить, когда в последний раз с кем-нибудь разговаривала. Когда она пошла проведать Чарли Бигелоу, то нашла его лежащего мертвым в собственных экскрементах, брошенного и забытого. Люди объезжали стороной Чертову Балку. Почтовая карета не появлялась уже много дней. Они были покинуты всем миром и ославлены умирать.

Ближе к полуночи, когда в лампе догорали остатки масла, она сидела рядом с Сетом и ощущала вокруг себя странное сгущение теней. Сперва она решила, что к ней пришли духи Чарли Бигелоу и ребенка Свенсонов, и двух горничных Элизы Гиббонс. Потом она поняла, что это не духи навестили ее, а воспоминания — те воспоминания, которые она так долго подавляла, рассказы матери об их семье в Калифорнии. Анжелика, ослепленная любовью к отцу, настроила себя против семейства Наварро из-за того, что они с презрением относились к нему. Но теперь она вспомнила, что бабушка Анжела приняла Жака Д'Арси как родного сына. Затем в воспоминаниях возник офицер, который приехал в гасиенду сообщить ей о гибели мужа в сражении при Чепультепеке. Анжелика еще никогда не чувствовала себя столь одинокой. Ее отец уехал, а мать умерла. У нее никого не осталось. Но теперь она внезапно увидела всех своих кузенов и кузин. Помнится, медведя заперли в загоне, а Анжелику окружили дети, и все они были ее родня. Она никогда раньше не задумывалась об этом, но ведь у нее большая семья. Вот было бы здорово оказаться в их кругу!

И вот родные люди стояли рядом с ней, в воспоминаниях, успокаивая ее. И не только: в эту самую тяжелую минуту от них пришла помощь.

Бабушка Анжела у кухонного стола, до которого шестилетняя Анжелика может лишь дотянуться, что-то готовит в чашке, терпеливо объясняя ребенку, как магия в коре исцеляет лихорадку.

Не раздумывая, Анжелика вылетела из хижины и в лунном свете помчалась вниз по ручью, пока не увидела иву. Она набросилась на нее, сдирая кору пальцами, и наконец в руках у нее оказался большой кусок. Потом, спотыкаясь, вернулась домой, вскипятила воду с ивовой корой, охладила ее и попыталась напоить Сета. Он закашлялся и выплюнул все обратно. Она снова поднесла кружку к его рту. Он не мог пить. Тогда она намочила свой носовой платок чаем и отжала жидкость ему между губ. Час за часом она постепенно заливала отвар ему в горло.

Наконец, сжав в руках четки, она встала на колени у кровати, уткнулась лицом Сету в грудь и молилась всю ночь. Так она и заснула, и проснулась, почувствовав его руку на своих волосах.

Температура спала, кризис миновал.

Хотя Сет еще был болен, Анжелика могла оставлять его одного, пока она уходила в лагерь позаботиться об остальных. Она помогала кормить и обмывать больных, готовила полные котелки бобов для тех, кто уже поправился, оказывала помощь на похоронах, при сжигании одежды и постельного белья и делилась секретом своего ивового чая. По вечерам она сидела возле Сета и зачитывала ему отрывки из книги «Животноводство». Сначала он слабо улыбался, в первый раз услышав, как она произнесла: